Девять с половиной - Рыбицкая Марина - Страница 7

В-третьих, караванщики начали меня сильно недолюбливать. Охранники – те вообще смотрели с отвращением на мою бодрость и энергию. А поскольку я считалась достаточно ценным товаром, то они срывались на менее ценном, и вторая категория женщин объединилась в своей нелюбви с охраной.

– Ты как? – толкнула меня в бок Алейда. – Интересно?

– Да, – коротко кивнула я, позванивая наручными кандалами.

Кто-то манкировал своими обязанностями по охране и надеялся на железо. Зря. Вся эта тяжесть крепилась к деревянной телеге. Я уже давно поняла, что для меня это не преграда, но старалась не провоцировать таких сладких мужчин с острой добавкой из кнутов.

Перед тем как мы въехали-вошли в город, нас всех умотали с ног до головы в тряпки. Мне досталось больше всех как самой драгоценной. Это мне Алейда по дружбе пояснила:

– Прикрывают – значит ценят.

– Не похоже, – пробурчала я из-под слоев вонючей от пота ткани, которая пережила уже не одну рабыню, но не дожила ни до одной стирки. – Похоже, меня просто решили уморить.

– Если бы решили, – девушка показала бровями на следующую телегу, битком набитую менее ценным товаром, и дальше на вереницу плетущихся пешком девушек, – отдали бы к ним. А так охраняют.

– Еще неизвестно, кого от кого, – еще тише сказала я, отфыркиваясь и пытаясь дышать через раз.

Сейчас стало еще хуже. Припекало полуденное солнце. Вокруг летали назойливые насекомые, норовящие напиться моей крови, которую я, кстати, никому не жертвовала даже из сострадания.

К слову говоря, мне, как выяснилось, вообще были неведомы обычные эмоции или чувства. Все, что я ощущала, – голод, жажду и одуряющую усталость. Эмоциональная сторона для меня оставалась загадкой за семью печатями. Там, где другие боялись, истерили, злились, ненавидели или плакали, я молча глазела.

– У меня чешется ухо, – сказала я Алейде. – И эта подарочная оболочка мешает мне рассматривать местные достопримечательности!

– Потерпи, – пожалела меня подруга. – Скоро приедем. Все равно никак не поправишь.

Это было тонко подмечено. Эти идиоты приковали наши руки к краю телеги, но стянули за спиной.

Я пыталась как-то повозиться, потереться лицом о плечо, но сделала еще хуже, чем было. Обзор закрылся окончательно.

– Надоело! – решительно заявила я и начала действовать в своих интересах.

Я оперлась сзади на руки, выпростала из необъятного платья ногу, спокойно загнула ее и поправила на лице занавеску, попутно почесав ухо и нос.

Наступила гробовая тишина.

– Бесстыдница! – с поднятым кнутом ко мне ломанулся один из охраны. – Как ты могла обнажить то, что предназначено для покупателей?!

– А какая разница? – хладнокровно спросила я. – Все равно показывать. Так пусть будет раньше, вместо тренировки.

– Блудница! – заорал второй, поправляя немного вздувшиеся спереди штаны.

– Полезное качество, – не стала отрицать я. – Мне уже рассказали в подробностях, что меня ждет. Я приняла к сведению и заранее практикуюсь.

– Охальница! – подлетел самый старый из охраны и все-таки занес надо мной кнут.

Я молча смотрела на опускающееся орудие наказания, не отводя взгляда и не шевелясь.

– Стой! – Кнутовище перехватила сильная смуглая рука.

Я перевела взгляд и встретилась с глазами цвета грозового неба на загорелом лице.

– Интересно… – сказал мужчина, внимательно меня рассматривая.

Что он мог увидеть подо всем этим вонючим великолепием, я откровенно не понимала. Пользуясь моментом, тоже изучала своего неожиданного спасителя.

Породистое лицо с правильными чертами. Черные брови вразлет над чуть поднятыми к вискам глазами. Нос с горбинкой. Две симметричные продольные складки на скулах подчеркивали полноту губ. Упрямый подбородок с чуть заметной ямочкой. Волосы скрыты под белым тюрбаном. Головной убор без украшений, но из очень дорогой ткани.

– Нравится? – чуть искривились в усмешке притягивающие меня губы.

– Неплохо, – раздула я ноздри, вбирая свежий запах незнакомца и постепенно скользя взглядом вниз от шеи.

Мой спаситель отличался достаточно высоким ростом по сравнению с остальными участниками. Так же, как выделялся более дорогой одеждой и гордой осанкой.

Белая безрукавка, стянутая на тонкой талии золотистым шелковым поясом, открывала верхнюю часть безволосой мускулистой груди. Белоснежные шелковые шаровары не стесняли движений, но и не оставляли простора воображению и были заправлены в мягкие сапожки кремового цвета.

На бицепсе левой руки широкий браслет из листового золота с причудливой вязью, перекликающийся с точно таким же украшением на правом запястье. Только камни в центре украшений разные – в одном крупный рубин, в другом – сапфир таких же размеров.

– Я хочу ее, – обратился мужчина к подоспевшему начальнику каравана. – Сколько?

– Господин Агилар, – заюлил толстяк в расшитом золотом халате. – Это невозможно…

– Это ты говоришь МНЕ? – сдвинул брови мужчина, отпуская мой подбородок и поворачиваясь к наглецу. – Ты смеешь мне отказывать?

– Господин Агилар… – Начальник каравана попытался упасть на колени и поцеловать землю у ног мужчины. Я брезгливо поморщилась – мало мы пыли в дороге съели, нужно было еще добавить? – Я послал с гонцом уведомление о девушке господину Зайдану. Он будет участвовать в торгах.

– Ты поторопился, – бросил сквозь зубы Агилар. – Если продашь рабыню ему, то станешь моим личным врагом.

Пока мужчины решали свои мировые проблемы, у меня возникла своя, куда более насущная. Ко мне прицепился большой овод, видимо привлеченный запахом пота и давно не мытого тела. Я попыталась испепелить насекомое взглядом. Не удалось. Подергалась в цепях. Не сработало. Подула со всей силы. Сил оказалось недостаточно.

Назойливое насекомое упорно старалось приземлиться на мое лицо и что-то отрыть под слоем пыли. Я честно попыталась привлечь к себе внимание охраны кроткими словами:

– Кто-то может прибить эту гадость?

На что мне рявкнули:

– Молчи, женщина! – продолжая наблюдать за трясущимся от страха начальником каравана и испытывая от этого прямо-таки неземное блаженство.

Скорее всего, этот толстяк уже у всех застрял в печенках со своими противоречивыми требованиями и приказами.

До меня с опозданием дошло, что спасать себя мне придется самой. На отработку тактики было потрачено три минуты, в течение которых овод восемнадцать раз заходил на посадку, стремясь поближе со мной познакомиться. Остальные оводы меня избегали, но этот попался особенный и так и норовил цапнуть и вволю попить моей крови.

В конечном счете я плюнула на стратегию и рванула руки, выдирая крепежное кольцо кандалов. Не обращая внимания на округлившиеся глаза и отпавшие челюсти присутствующих, просунула под собой скованные руки, сквозь зубы вспоминая бабушку того ишака, который придумал широкие балахоны. Наконец мои конечности оказались спереди, и я была готова к бою. Но овод не стал меня дожидаться, его спугнула моя активность, и он улетел доставать других двуногих и четвероногих.

– Шайтан! – обиделась я и долбанула куском болтавшейся цепи по краю телеги, вымещая свою неудовлетворенность жизнью.

– Любопытно, – спокойно заметил Агилар, которому зачем-то притащили кривую саблю. На оводов теперь ходят только с таким оружием?

– Да как ты смеешь, рабыня! – полез на меня один из самых молодых охранников. – Давно кнута не получала?

– Ой, да ладно! Охолонь, – отмахнулась я, сметая обрывком цепи ретивого служаку. – У нас уже отдых? – воззрилась я на лежащего.

К заинтересованному Агилару подскочила троица… агиларчиков, которые мужественно загородили его телами. Очень, надо сказать, странно прикрыли. Голова мужчины возвышалась над ними, словно купол храма над одноэтажными домиками.

Или это не основной спасаемый орган, судя по рассказам невольниц?

– Эта телега старая, – выступил более старший по возрасту охранник. – Прогнила.

– Еще как, – немедленно согласилась я и оторвала перекладину. – Вот тому доказательство.