Девять с половиной - Рыбицкая Марина - Страница 5

– Скажи, а ты хотела бы с ним встретиться? – продолжил допрос работодатель, не сводя с меня пристального взгляда.

– Нет. Все слова уже сказаны. Есть люди, которым всегда мало, – это я про своего бывшего. И я не прощаю предательства, с меня довольно, – сообщила я и принялась ожидать следующих вопросов, но их не последовало.

Тогда я еще не знала, что начальник службы безопасности моего работодателя специально нашел Дмитрия. После телефонного звонка Максим Александрович и мой гражданский муж встретились.

Встреча произошла в любимом заведении Дмитрия «Три карася», где подавали достаточно качественное и дешевое пиво, которое мой сожитель с приставкой «экс» обожал всей своей уставшей от меня душой. Поздоровавшись и обменявшись рукопожатием, мужчины уселись за столом. Дмитрий спросил:

– Чем обязан?

– Я бы хотел поговорить с вами об Эле, – объяснил причину встречи Максим.

– А что о ней говорить? Баба как баба, только с придурью и выкрутасами, – заявил Дмитрий и присосался к пол-литровой кружке с пивом, услужливо принесенной подавальщицей. – Больно запросы… высокие, словно у королевишны. Ношеное не покупает и не носит, доедать-допивать за кем-то брезгует, скорее голодной останется. Друзей моих закадычных не привечает и не любит, не пьет в компании…

– И в чем еще выражаются ее выкрутасы? – осторожно спросил собеседник, отодвигая свою кружку и внимательно разглядывая Дмитрия.

Последний сначала пьяно оживился, даже разразился матерной тирадой, потом потух, лениво пожал плечами и вполне искренне ответил:

– Вы лицо ее видели? А фигуру? Девке бы на мировых подиумах выступать и в конкурсах красоты участвовать, а она в балахоны заматывается и очки на пол-лица таскает, распустеха. Будто морду прячет. Зачем, спрашивается? Сколько я ни выпытывал, вразумительного ответа так и не получил. Глаза опустит и молчит, дура деревенская.

– Если она настолько красива, почему же вы от нее ушли? – прозвучал резонный вопрос.

– Да потому что надоели ее покорность и молчаливость хуже горькой редьки! Ни слова поперек, ни полслова! Я ее с горя даже поколачивать начал, а она все терпит, не жалуется, только плачет тихонечко в подушку и глаза опускает, на меня не смотрит, словно вконец опротивел! – взорвался Дмитрий. – Она могла бы такие бабки заколачивать, мне и не снились! Так нет же, сидит на своих копейках, одевается в дешевое китайское барахло и радуется!

Максим переглянулся с начальником охраны, стоявшим поодаль. В глазах у них читалась одна мысль: «И как она терпела эту гниду столько лет?»

А Дмитрий распалился и стал размахивать руками, разбрызгивая себе на одежду пивную пену:

– Сколько раз ей талдычил: «Будь с мужиками поласковей, поверти жопой, приголубь!» Богатых чуваков к нам знакомиться приводил – и все попусту! Мы могли бы как сыр в масле с икрой кататься, ее внешность – это ж златые горы и жемчужные берега, а эта ослица уперлась, словно целка. Тоже мне, телка нашлась нецелованная. Прынцесса! Можно подумать, от нее убудет!

– Спасибо за информацию, – холодно сообщил Максим и встал из-за стола, стараясь побороть брезгливость к альфонсу.

Уже на пороге босса догнал Дмитрий и, вцепившись в рукав, заискивающе спросил:

– Где она? Я могу с ней встретиться?

– Зачем?

– Ну, мне без нее плохо, я по этой дуре соскучился, хавчик из магазина и шаверма тоже прилично приелись, да и услуги приходящей б… уборщицы обходятся дороговато… И найти свою бабу не могу: как сквозь землю провалилась, – поведал собеседник, глядя несчастными глазами.

– Я ее спрошу, и если Эля захочет, то свяжется с вами, – отрезал Максим.

Отцепив руку Дмитрия от своей, он медленно направился к машине, испытывая одновременно несколько чувств – гадливость, удивление и недоумение.

Не зная об этом разговоре, мне тяжело было понять, чем вызвано такое пристальное внимание к моей скромной персоне. Я решила прекратить этот тяжелый для меня разговор, сказав:

– Если у вас ко мне больше вопросов нет, я могу идти спать?

– Да, конечно, – задумчиво ответил Максим Александрович.

– Тогда спокойной ночи!

На следующее утро старик, выполняющий обязанности лекаря, зашел опять и был поражен скоростью заживления ран на моих лодыжках. Покачав головой, он сменил повязки и покинул шатер, бормоча что-то себе под нос. После скудного завтрака, состоявшего из фиников, сухой лепешки и воды, нас снова замотали в ткань и, посадив в повозку, приковали. Следуя приказу рабовладельца, меня и Алейду приковали рядом, и она смогла продолжать обучение языку. Достаточно скоро я уже могла понимать простейшие приказания, такие как: сидеть, стоять, есть, идти… ну и так далее. Мучаясь потерей памяти, тем не менее я прекрасно усваивала новый язык, и учеба шла полным ходом.

Дни были похожи один на другой как две капли воды. Не происходило ничего нового: мы ехали днем и останавливались ночью. Наша троица тщательно изолировалась от остальных невольниц, и охрана к нам тоже не приближалась без особой на то необходимости.

На пятый день путешествия мне стало плохо: тело охватила жуткая слабость, голова кружилась, и я практически теряла сознание. Алейда, увидев мое состояние, сначала умоляла меня держаться и прийти в себя, боясь, что больную рабыню убьют или попросту оставят в пустыне, но мне становилось все хуже и хуже, и тогда она закричала, прося о помощи. Подъехавший охранник оценил обстановку и поскакал докладывать хозяину.

Вскоре караван остановился, и рядом со мной появился лекарь, который, осмотрев меня, развел руками, не найдя никаких признаков заболевания и расписываясь в собственном бессилии. Вокруг меня столпилось трое или четверо мужчин. Они возбужденно переговаривались между собой, решая мою судьбу.

Внезапно я почувствовала облегчение. Как будто кто-то влил в меня по капле струйку энергии и жизнь вернулась. Не дожидаясь решения мужчин, я привстала, уверенно села на повозке и на ломаном языке сообщила:

– Я хорошо.

Они замерли и уставились на меня с изумлением. Это было понятно: практически умирающая женщина вдруг приходит в себя как ни в чем не бывало. Лекарь еще раз осмотрел меня и снова развел руками, на этот раз показывая, что его услуги здесь не понадобятся.

– Кто ты? – Подошедший ко мне хозяин приподнял мой подбородок рукоятью плети и заглянул в глаза.

– Я не знать, – призналась честно.

Раннее утро встретило прохладой из неплотно прикрытой форточки. Вылезать из-под одеяла категорически не хотелось. Но, грустно вздохнув и мимолетно подумав о тяжкой женской доле, я бодро вскочила с кровати и помаршировала в душ. Умывшись и приведя себя в порядок, я отправилась к плите и поразила воображение и желудок Максима Александровича омлетом с креветками по-испански, неострым салатом и нежно хрустящими круассанами к свежесваренному кофе.

Проводив до ворот гаража работодателя, стремящегося на ратный подвиг (то бишь в городской офис), я занялась рутинными делами, целый день летая по дому наподобие электровеника. И настолько заработалась, что не услышала вечером стука входной двери.

– У тебя красивые ноги, Эля… – Голос Максима заставил меня подпрыгнуть от испуга и сделать в воздухе практически немыслимый кульбит, поправляя и одергивая подол.

– Извините, Максим Александрович, такого больше не повторится, – жалко пролепетала я, стараясь не пересекаться с ним взглядом.

– Ну почему же, – весело отозвался он. – На тебя было очень приятно смотреть. – Максим помолчал и добавил: – Эля! Удовлетвори, пожалуйста, мое любопытство…

– Да? – прошептала я, внутренне настраиваясь на худшее. И дождалась…

– Пожалуйста, сними очки, – попросил Максим. – Всего на минуту.