Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya" - Страница 59

Слова отзываются во мне пульсацией. Я смаргиваю с глаз накатившую слезинку и утыкаюсь взглядом в пол – тело разрывают изнутри…

Он протягивает свою ладонь ко мне и, улыбаясь, говорит:

– Это тебе.

В руках Пита покоится круглая, перламутровая, практически прозрачная жемчужина, которая на свету переливается сотнями цветами радуги. Я невольно любуюсь ею и начинаю думать обо всем и сразу: Гейле, медальоне, маме и Прим. Наверное, это отображается на моей лице, потому, что улыбка пропадает с его лица.

– Медальон не подействовал?

– Подействовал, – вру я.

– Но не так, как мне хотелось бы…

И эта схожесть – словно ксерокопия из прошлого – эти слова полные отчаянья и грусти, заставляют меня по-другому видеть моего мальчика с хлебом. Нет, он все тот же, с новыми изгибами характера, но все тем же бесконечно добрым сердцем, самоотдачей, которая заставит всколыхнуть чужие сердца. Пит, который собирался спасти меня на 74-ых Голодных Играх; Пит, который врал Капитолию о моей беременности; Пит, который был рядом каждую минуту – это он. И он рядом со мной – так близко, что я чувствую его запах. Я чувствую, как слезы, словно сдавшись, стекают по щекам. Я могу быть сильной. Могу быть самоотверженной. Могу быть храброй.

Но я должна быть слабой, чтобы раз за разом становиться сильной. Я беру его руки в свои, и прячу в них свое заплаканное лицо. Он, кажется, шокирован, но это пройдет, как только Пит сообразит, что я доверяюсь ему.

– Ты нужен мне, – слабо прошу я.

– И я буду рядом, – отвечает он.

Его рука касается моих волос, словно переплетая их, я чувствую умиротворение и слабость. Но настоящей неожиданностью становятся его следующие слова:

– Всегда, Китнисс…

========== Глава 28 : Жатва ==========

Дорогой мой Читатель. Это последняя глава первого раздела и третьей части. Конечно, второй будет во много крат меньше, но все же мне хочется знать именно твое мнение. Не пропускай этих строк - я вложила в эту работу частичку себя, и твое мнение - мнение каждого читателя - для меня очень важно. Хочу знать не зря ли все это? С любовью, Громова.

Платье кажется мне прекрасным. Оно будто сшито из тысячи идеально отсроченных и переплетенных нитей золота. Корсет не впивается, а аккуратно облегает мою фигуру – это произведение искусства создано именно для меня. Белый шелк оставляет бледно-бежевый оттенок свечения на лице моей подруги. Ее глаза восторженно сияют, на щеках я замечаю бисеринки слез.

Я чувствую ее счастье – ведь я сама излучаю его. Странными лентами оно охватывает и оберегает меня от чего-то ужасного и жуткого. Я смотрюсь в зеркало, разглаживаю ткань и чувствую, как она скользит сквозь пальцы – невесомо, легко, словно струясь под руками. Создатель платья хотел сказать мне что-то, что-то очень важное и такое нужное, но видимо его слова растворятся в полутьме комнаты – только я, тишина, льющийся из прозрачных стекол свет луны и моя безымянная подруга. Шагаю к ней и пускаю ее в свои объятия – она кажется мне хрупкой, будто рассыпающейся в моих массивных руках. Она поддается, и я уже чувствую приторный аромат ее волос.

– Китнисс, он ждет, – звенит ее голос в моей голове.

Я только киваю головой и продолжаю обнимать ее. Чувствую, как намокает мое плечо, и отпускаю всплакнувшую подругу. Я думаю это слезы бесконечного счастья – ведь именно счастье мы делим на пополам. Но ее глаза сродни двум омутам – желудок стягивает чувством страха, когда ее руки отпускают мои и вынужденным, почти обреченным голосом она повторяет:

– Не заставляй его ждать – иди.

Я оступаюсь и спиной чувствую незримую преграду, сквозь которую просачивается морозный воздух. Горло сдавливает не вырвавшимся вздохом – это дверь с витиеватым, выразительным рисунком. Я видела ее прежде, но, кажется, это стерлось из моей памяти за ненадобностью.

– И помни, кто твой настоящий враг.

Когда я оборачиваюсь на странную, брошенную знакомой фигурой, фразу, подруга словно испаряется в темноте, что обступала комнату…

Я широко раскрываю глаза и смотрю в глянцевый натянутый потолок, отблескивающий огнями с улицы.

– Китнисс, – чувствую дыхание, обжигающее щеку.

– Мне приснилось…

– Кошмар? – увлекая меня в объятия, спрашивает Пит.

Я слабо морщусь, вспоминая сон. Странные ощущения – помесь отчуждения и сумасшествия. Чувствую быстрое биение своего сердца и принимаю во внимание тот факт, что в комнате по-прежнему холодно. Зябкий мороз обжигает кожу, оставляя полосы мурашек по всему телу.

– Нет – не кошмар.

– Это нормально, перед Жатвой мало кто спит.

Я прикрываю глаза и представляю всех своих подопечных: мальчишку с курносым носом; маленьких сестер с растрепанными косами и светлыми улыбками; веснушчатого чертенка, с копной рыжеватых волос; сероглазого мальчика, которого я уберегла от расправы миротворца, даже Хейвен… О ней я вспоминаю чаще – потому ли, что ревную, потому ли, что ее спасения я жажду в особенности?

– Что если они не выберутся? – в сотый раз спрашиваю я, – То есть, нет, конечно будут те, кто… Кто не сможет…

Дыхание сбивается, и я вдыхаю запах Пита – запах спокойствия, безопасности, родного дома.

– Что если среди них окажется Хейвен?

– Просто не думай об этом. Отпусти эти мысли. Тебя не должно беспокоить сохранение жизни Хейвен – этим займусь я. А сейчас…

Он касается моей шеи кончиками заледеневших пальцев и меня пробирает разряд. Не от страсти или нежности, что вызвало это касание. В жилах стынет пульсирующая прежде кровь. Складывалось впечатление, будто ко мне прикоснулся мертвец. Я зажмуриваюсь и стараюсь избавиться от этой мысли. Пит нависает надо мной, и только теперь я замечаю тяжесть его тела. Он вдавливает меня в перину матраца – становится трудно дышать.

– Пит, – зову я.

Он продолжает целовать мою шею, спускаясь к ключице, не обращая на мои мольбы никакого внимания.

– Послушай, Пит. Я не могу – не сегодня.

Его рука ложится на ткань футболки, что скрывает мою грудь. Он сдавливает ладонь, и я едва сдерживаю крик. Я чувствую боль, мне действительно больно. Я пытаюсь оттолкнуть его руки, но неожиданно замечаю нездоровый блеск его глаз одурманенных желанием.

– Перестань, Китнисс. Да сколько можно? – Рычит он.

Он встряхивает меня словно куклу.

– Что ты делаешь? – грубо спрашиваю я, – Может, хваленой самоуверенности на сегодня было достаточно?

Напарник скалится, обнажая ряд белых зубов. Теперь это напоминает животный оскал, а не улыбку. Мысль пронзает мое сознание, словно стрела и я уже не могу избавиться от нее. Она микроб, что заражает каждую частичку моего разума и души. Все, что я слышу, сквозь череду своих невнятных и болезненных вздохов это одно единственное – ненавистное и вырванное из моего прошлого – слово.

П р и с т у п.

Я чувствую только страх, несмотря на все его ласки, несмотря на красные следы оставленные его губами, несмотря на сдавленное и гортанное рычание Пита, я не чувствую ровным счетом ничего. Я не хочу его.

Пит желал для Хейвен только победы, не смотря на ту цену, которую бы ему пришлось заплатить за ее жизнь. Он любил её, а значит, он обязан защитить ее. С приходом этой мысли, я чувствую громкий щелчок в моей голове. Что-то изменилось. Что-то, что резко изменило мое отношение к Хейвен. Я уже знаю ответ на свой вопрос. Но я не успеваю довести свою мысль до конца потому, что неожиданно руки напарника касаются резинки спальных шорт.

Я не могу этого допустить.

– Пит не смей! Ты обещал, что не тронешь меня!

– Не придуривайся, Китнисс. Я знаю, что ты этого хочешь.

– Не хочу, слышишь? Пусти меня. Ты обещал, что будешь сопротивляться ему, и ты не сдержал обещания, – как можно более спокойно отчеканиваю я, – Уходи.

Он в недоумении распахивает небесные глаза, которые теперь налились свинцом. Дыхание Пита сбилось и от размерено-страстному становится учащенным, озлобленным.

– Не смей указывать мне, – отчеканивает он.