Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya" - Страница 19

– Я помню твоего отца, – говорю я, стараясь сменить неприятную тему.

Пит грустно усмехается.

– Он часто говорил о тебе и твоей матери. «Та, что убежала с шахтером». Мне кажется, до самой смерти он любил только её… Он несся к ней, едва кто-либо из нас начинал кашлять. Он надеялся, что она передумает, а возможно, и полюбит его, но все было тщетно. И теперь мне даже жаль мою мать…

Он вздыхает. Переводит взгляд с меня на покрытое крупными каплями осеннего ливня окно.

– Прожить всю жизнь с тем, кого любишь больше жизни, зная при этом, что кроме чувства долга он ничего не испытывает…

Сейчас он намекал на меня? Неужели он действительно считает, что то, ради чего я возвращаюсь в Капитолий, то, ради чего спасла его жизнь на арене, — всего лишь чувство долга? Нет, Китнисс. Это не двусмысленный разговор – не поддавайся надеждам.

– Она любила вас? – звучит, словно риторический вопрос, но я все же задаю его.

– Возможно, но тогда у нее была довольно своеобразная любовь.

– Ты соврал мне тогда, на арене.

Пит недоумевающе смотрит на меня.

– О чем ты?

– Что ни разу в жизни не заговаривал со мной, – говорю я. – Мы встретились с тобой, когда мне было десять. В лесу. Ты был весь в синяках, истрепанный, в грязи и с волдырями от тлен-травы.

– Я совершенно этого не помню, – честно признается он.

– Ты распугивал всю живность в округе и каждые двести метров застревал в корягах.

Я знаю, это нечестно — заставлять вспоминать Пита страшные и такие счастливые искореженные моменты его прошлого. Но кто знает, возможно, это станет еще одним неосознанным шажком на встречу к нему самому.

– Я всегда ее распугиваю — правда или ложь? – усмехается он.

– Правда.

И мы замолкаем. Чтобы мы не предприняли, Капитолий на шаг впереди. И этот шаг становится роковым для нас обоих. Сперва столица отобрала у меня нормальную жизнь, после — забирая в эту тягучую неизвестность всех моих знакомых, близких и любимых людей. Теперь же, когда наступит время моей собственной непокорности, спастись от гнева Койн будет уже невозможным.

– Мы не остановим ее, – начинаю я. – Койн и так слишком долго ждала того момента, когда, наконец, прикончит символ революции. Ты прав: ей нужен повод, который я ей предоставлю…

– Даже если ты начнешь восстание, это не изменит Панем до конца. Останутся те, кто захотят правосудия над капитолийцами. Гнев – причина всех бед.

– У тебя есть идея получше?

– Все, что мы можем, – подготовить беженцев к арене. К тому, что они могут там увидеть.

– Пит, у них не будет спонсоров! Им некому помочь! Ты думаешь, Койн обойдется тем ужасом, которая вселяла Квартальная Бойня? Она отомстит, за всех отомстит раз и навсегда.

– Ты же слышала о подготовке? Времени у нас чуть больше…

– Оно не спасет их. За две недели нельзя научиться стрелять из лука, плести сети, ставить силки, разбираться во всех ягодах и травах арены. Нельзя научиться лазать по деревьям, наработать удар и силу, обращаться с оружием. Нельзя научиться тому, чему учили профи с самого раннего детства! Тому, чему я училась долгие годы выживания и голода!

– Китнисс, мы что-нибудь придумаем, – уверенно говорит Пит.

И неожиданно в голову приходит наш разговор в пещере.

« – Мы раздобудем лекарство…

– Что на парашюте сбросят? – невесело усмехается Пит.

Его бьет озноб, он едва фокусирует взгляд.

– Мы что-нибудь придумаем, – уверенно отвечаю я.

Все это надумано, я сама не верю в правдивость собственных слов.

– Например?

– Что-нибудь.

Повинуясь внезапному порыву, я наклоняюсь и целую его. Все бы ничего, если бы вокруг нас не было этих скал, камер и всего Панема…»

Я с замиранием сердца вспоминаю этот поцелуй и понимаю, что, возможно, его — такого настоящего и живого — я не почувствую никогда больше в своей жизни. Он испарился словно предрассветная дымка, как растворилась и я прежняя – Китнисс Эвердин в Огненной, обрастающей черным оперением восстания и неприязни к Капитолию птице. Возможно, я проиграла свою частицу души, отдавая ее тому моменту у стен Президентского Дворца, ведь вместе с ней умирала и Прим. Но кто сказал, что Сойка-пересмешница, Огненная Китнисс, восставшая из пепла, словно феникс проиграла бой?

________________________________________________

Как вы заметили, эта глава совсем маленькая. Она не планировалась во время возникновения и дальнейшего обдумывания фанфика, но мне кажется, она нужна. Сомнения Китнисс — важная составляющая ее жизни. К тому же она вновь не принимала решения, которые выдвинули за нее. Поэтому, надеюсь, вы не закидаете меня помидорами, а отнесетесь с пониманием:)

Жду вашего мнения на этот счет и хотелось бы знать — сколько вас? Ставьте хоть точку, если мельком прочитали главу. Это огромная просьба от меня самой, и заранее я благодарю вас за понимание.

С любовью, Ася.

========== Глава 12 : Дистрикт-2 ==========

Когда за окном наконец-то стало светать, Пит покинул мое купе, сославшись на усталость и недомогание. Хотя мне самой давно уже стало ясно: молчание, затянувшееся в помещении, стало исчерпывать себя и давить на уши. Темы разговора вроде: «восстание», «свержение Койн», «помощь капитолийцам» и «воспоминания из детства» стали для нас отчужденными и выговоренными. Нельзя было в сотый раз обсуждать то, что стало ясным с самого начала: нет у нас никаких шансов предотвратить 76-е Голодные Игры, пусть даже аргументы, – которых у нас, кстати, нет – были бы неопровержимым доказательством того, что Койн – всего лишь махинатор, вроде Сноу. Вроде Сноу?

Мне кажется, она – его тень, бесчеловечная и движимая одной лишь ненавистью. Возможно, у прежнего правителя Панема этой ненависти не было. Кроме неприязни к жителям Дистриктов, он испытывал, быть может, только омерзение.

Я разминаю затекшие руки и перевожу взгляд на круглое зеркало у противоположной стены. С ужасом замечаю, как плохо выгляжу: серый домашний костюм висел на мне мешком, глаза обрамляли следы моих ночных сопровождающих – кошмаров, а на спутанные и лежащие колтунами волосы я стараюсь вообще не смотреть. Неожиданно в голову приходит запоздалая мысль о том, что мне предстоит пережить в следующие несколько часов. Новая команда подготовки, их щебетание, порхание незнакомых отчужденных рук, возможно, даже слабые упреки в мою сторону за столь ужасный вид. Но разве это важно?

Мои домашние любимцы: Вения, Октавия и Флавий? Неужели Койн настолько малодушна, решив, что это станет самым лучшим способом подстегнуть ненависть и враждебность Сойки? На самом деле она права. Несмотря на то, что я не любила всю наигранность, всю жестокость и одновременную детскую непосредственность капитолийских жителей, ко многим из них я уже успела привязаться.

Цинна. Он никогда не отзывался о моем участии в Играх как о том, в чем мне действительно повезло. Мое самопожертвование ради Прим зажгло в нем ту искру надежды, которая теплилась в каждом, кто мечтал о свободе. Будь он жителем моего Дистрикта, я бы наверняка с ним подружилась, но не уверена, что среди боли, страданий и грязи Шлака ему жилось бы так же уютно, как внутри обоюдного дворцового празднества Капитолия.

Я тяжело вздыхаю. Цинна, как и Прим - часть меня, которая теплится внутри лучиком надежды на то, что однажды я стану счастливой, но не ради себя – ради них.

Неожиданно я вспоминаю прошлый счастливый сон, который настиг меня в пекарне. Цинны там не было. Нет, я бы наверняка запомнила его лицо, ведь он дорог мне ровно настолько, насколько дорог мне Финник, тогда почему? Почему я не видела его среди остальных?

Мое воображение мечется в поисках ответа. Не могло ли случиться так, что после всех его мучений в казематах Капитолия он все-таки выжил? Остался жив и теперь находится на длительном лечении все в том же сердце Панема? Что за ересь, Китнисс? Ты вновь отдаешься пустым надеждам. Ты видела, как его избивают, видела его обескровленное лицо и могла подумать о том, что с ним все в порядке? Ты знаешь жестокость Сноу, ведь ты - птица, на груди которой выжжено клеймо Капитолия. Ты знаешь его безразличие, ведь именно он превратил жизнь Пита в ад. Ты знаешь его садизм, ведь Сноу уничтожил гнездо Сойки-пересмешницы.