Панголин. Тайна бога (СИ) - Акулов Андрей - Страница 39

  Пещера погрузилась во мрак, только узкий вход горел ярким светом дня.

  Увесистый булыжник пролетел над самой головой панголина. Прокатилась дробь глухих ударов где-то глубоко внизу. Грэм прижался к холодной стене и быстро пошел, ощупывая проход мечом. Еще один камень просвистел рядом и забарабанил по полу. Но через несколько шагов стена поворачивала влево и плавно уходила вниз, полностью скрывая от посыпавшихся градом камней и арбалетных болтов.

  - Хватит! Готовьте факелы! - крикнул Филипп.

  Обстрел резко прекратился.

  Постепенно глаза привыкли к темноте. Грэм стал различать стены и немного увереннее пошел вниз по душному прокопченному коридору. Появились бревенчатые подпорки. Они упирались в связки толстых веток на потолке и не давали осыпаться.

  Вытянутый вперед меч уперся в преграду - странную массивную дверь с колесом посередине. Панголин толкнул плечом - металлическая громадина не сдвинулась с места, потянул на себя - не сразу, но дверь поддалась и проиграла скрипящую мелодию ржавых петель. Немного приоткрывшись, она во что-то уперлась. Грэм нащупал под ногами кучу камней.

  Тусклый свет, едва дающий видимость на расстояние вытянутой руки, погас - пещера погрузилась во тьму. Но через секунду туннель осветился вновь, и на этот раз не матово-белым светом, а желто-оранжевым. Послышались тяжелые шаги и лязг металла - в туннель вошли солдаты. Панголин откатил последний булыжник в сторону, когда по стенам поползли тени и отблески пламени. В проходе появился минотавр: над рогатой головой - огонь вылизывал потолок, в руках - щит и короткий меч. Грэм изо всех сил дернул дверь на себя - она взвизгнула и поддалась. Муталюд взревел и прыгнул. Несколько шагов и он раздавит, сметет словно валун, катящийся с горы! Панголин выхватил меч и обрушил град ударов на ближайшую подпорку. Треснули веревки, посыпался песок, камни - пыль заполнила коридор. Рогатый воин остановился. Деревянная конструкция напряглась и просела. Грэм пнул ногой подпорку и юркнул за дверь. Следом раздался треск и грохот. Дверь закрылась сама, придавленная завалом. Ловушка захлопнулась.

  За дверью доносились неясные приглушенные крики, но вскоре и они стихли. Наступила могильная тишина - ничто не пробивалось сквозь вязкую смолистую черноту. И не было ни единого источника света.

  Панголин перекрестился. Обвел себя защитным кругом. Перекрестил комнату во всех направлениях и стал на колени на пыльный пол.

  - Господь Миронос всемогущий, избави от обольщения богомерзкого сатаны, избави от всех его козней. И укрой всех Божьих людей от коварных сетей его в сокровенном источнике Твоего спасения. И не дай нам, Господи, убояться страха дьявольского больше страха Божия и отступить от Тебя и от святой Церкви Твоей. Но дай нам, Господи, пострадать и умереть за Имя Твое Святое, но не отречься от Тебя и не принять печати проклятия антихриста и не поклониться ему. Пощади нас, Господи, в день Страшного Суда Твоего!

  Грэм осторожно поднялся. Руки нашарили гладкие стены по обе стороны - коридор. Ощупывая дорогу мечом, медленно пошел вперед. Через несколько напряженных шагов вновь уперся в дверь - тоже металлическую, но не такую массивную. Она легко поддалась. За ней оказалось просторное помещение, о чем тотчас доложило заждавшееся посетителей эхо. Оно изголодалось по звукам и резко и четко повторяло любой шорох. Комната хоть и не встречала уличной свежестью и прохладой все же не была такой душной как коридор.

  Сделав несколько осторожных шагов, Грэм наткнулся на металлический предмет. Ощупал: четыре круглых прута торчали из плоского основания. Мгновенно странный предмет превратился в стул на четырех изогнутых ножках и гладким сиденьем из неизвестного материала. Сделав еще шаг, панголин наступил на нечто мягкое. Это оказался кусок сухой истлевшей ткани - хорошая находка. Грэм присел на колени и достал из поясной сумки кремень. Высушенная ветошь мгновенно занялась синеватым пламенем, озаряя мутным светом диковинное помещение.

  В стенах, под стеклянными дверьми, висела вряд одежда - вполне простая на вид, в которой можно было увидеть любого мастерового или горожанина, и совсем непонятное облачение с многочисленными карманами и металлическими вставками, веревками и жгутами, увенчанное стеклянными пузырями. Чуть дальше, за таким же стеклом, на полках стояли различные ящики. Они были густо усеяны черточками, рычажками, стеклышками и выпуклыми разноцветными кружками. Все они были исписаны цифрами и буквами. К великому удивлению, цифры и буквы оказались знакомыми, но слова в большинстве были неизвестными. Почти из каждого прибора торчал длинный изогнутый прут.

  Грэм намотал горящую тряпку на острие меча, поднял еще кусок бесформенной ветоши у стены и пошел к следующей двери. За ней оказалось широкое помещение с тремя проходами. Светлые стены украшали большие картины в массивных рамах. Рядом с ними беспорядочно занимали свободное место небольшие портреты в худеньких рамочках. Несмотря на пыльную вуаль, скрывающую и те и другие, сразу было заметно различие в качестве их исполнения. Тяжелые картины не блистали богатством красок: скудный, размытый фон, однообразие цвета, на некоторых слегка гротескные, усталые лица, зачем-то обведенные кругом. Несомненно, они сильно превосходили росписи стен храма, но в сравнении с теснившимися по периметру небольшими портретами они казались детскими рисунками. С маленьких рамок глядели живые глаза на счастливых улыбающихся лицах. Четкость, огромное количество мелких деталей и острота линий поражала. Эти вырванные из реальной жизни фрагменты сиротливо раскинулись по сторонам громоздких мазаных пейзажей и грустных портретов.

  У противоположной стены стояли истлевшие провалившиеся кресла, рядом с которыми ютился невысокий прекрасно сохранившийся стол со стеклянной крышкой. Его металлические ножки тускло поблескивали в свете факела, демонстрируя отсутствие ржавчины и другого воздействия времени. Если б только не толстый слой пыли, то можно было подумать, что его только что принесли.

  Грэм подошел ближе. На столе лежала толстая тетрадь. Сквозь пыль проступали ровные буквы, старательно выведенные чьей-то рукой. Он стер ладонью серый налет и прочитал: "Моя жизнь". Аккуратно поднял, сдул остатки пыли и открыл первую страницу:

  "20. 09. 2032

  Ну, вот и начал. Не люблю писать. Всегда думал, что писать дневник - признак слабости и страх одиночества. Сейчас я слаб и как никогда одинок.

  Когда-нибудь я прочту эти первые строчки и усмехнусь. Ведь все наладится. Все будет как раньше.

  Где же мама и отец? Прошла неделя после бомбежки, а они так и не связались со мной. Я понимаю, что у них много работы, но... Может, тут радиопередатчик неисправен?

  Дни провожу в рубке за мониторами. Телик молчит со второго дня. Может, действительно что-то с оборудованием? На поверхности - ад. Датчики радиации зашкаливают. Боюсь открывать дверь. Несомненно, родители живы и заняты работой.

  Страшно. Мама, папа, приходите скорее.

  25. 09. 2032

  В эфире тишина. Что происходит? Неужели все так плохо? Неужели всему конец? Есть ли там кто живой?

  Мама! Папа! Отзовитесь!

  26. 09. 2032

  Вчера плакал как маленький мальчик...

  02. 10. 2032

  Я не знаю что писать. Жду.

  Страшно.

  Мне кажется, что я остался один.

  14. 10. 2032

  Пипец всему!

  Скукота! Прошел месяц. Что изменилось? Да ничего! На поверхности - без изменений.

  Предки не придут. Зачем все это? Все.

  14. 11. 2032

  Месяц долой. Решено! Буду писать ежемесячно.

  Все без изменений. Редко захожу в рубку. Картинка с моника не меняется. Разве что снег пошел. Радио молчит (его я не выключаю), наверное, из-за больших помех. Что я делал? О! Смотрел фильмы, играл (благо коллекция достойная). Всегда любил поиграть - да не давали.

  Раньше думал: вот бы закрыться где-нибудь, отвлекаясь только на самое необходимое, и засесть в какую-нибудь рпгэшку безвылазно. И вот свершилось! Идеальное времяпровождение в ядерную войну!