Фельдмаршал Кутозов. Мифы и факты - Троицкий Николай Алексеевич - Страница 35

Остается выяснить, какова была численность народного ополчения. Почти все русские (как дореволюционные, так и советские) историки — от Д.П. Бутурлина до П.А. Жилина — называли одни и те же цифры: 7 тыс. ратников Московского ополчения и 3 тыс. — Смоленского, всего 10 тыс. ополченцев. Эти цифры заимствованы из того же «Описания» К.ф. Толя. Между тем, согласно «Ведомости Московской военной силы», только московских ополченцев при Бородине было 20 748 человек, из которых «в расход» (на боевые позиции) пошли 18 124 рядовых, 303 офицера и 11 генералов[364]. Из Смоленского ополчения, как это засвидетельствовал еще герой 1812 г. Ф.Н. Глинка, а в 1962 г. исследовательски подтвердил B.И. Бабкин[365], приняли участие в Бородинской битве не менее 10 тыс. ратников. Всего, таким образом, сражались при Бородине 28,5 тыс. ополченцев.

Подытожим полученные данные. Регулярных войск — 115 302 человека, казаков — 11 тыс., ополченцев — 28,5 тыс. человек. Сложив эти цифры, мы определим общую численность русской армии на Бородинском поле: 154,8 тыс. человек. Она имела 640 орудий (эту цифру можно считать общепринятой).

С 1987 г. и другие историки занялись пересмотром ранее «неприкасаемых» данных о численности русских войск при Бородине: С. В. Шведов насчитал по совокупности разных ведомостей 157 тыс. человек, А.А. Васильев и А.А. Елисеев — около 150 тыс… По сравнению с их выкладками приверженность Ю.Н. Гуляева, В.Т. Соглаева, Б.С. Абалихина старой «бутурлинско-жилинской» цифири сегодня выглядит архаично.

Французская армия, по мнению советских историков, имела при Бородине 130–135 тыс. человек (не более)[366] и 587 орудий. Русские дореволюционные исследователи были такого же мнения. Французские и некоторые другие зарубежные авторы (Ф.-П. Сегюр, А. Фэн, Ж. Пеле, Ж. Тири, Ф. Меринг, В. Скотт) чаще называют 120–126 тыс. Наиболее достоверны опубликованные Ж. Шамбре данные переклички «Великой армии» за 21 августа с указанием численности каждого корпуса, включая части, откомандированные в тот день от армии, но присоединившиеся к ней 26 августа: 133 819 человек и 587 орудий[367].

В.Н. Земцов полагает, что данные Шамбре надо скорректировать за счет прибывших и выбывших между 21-м и 26 августа, после чего останется цифра 126–127 тыс. бойцов[368]. Возможно, он прав. В любом случае оказывается, что численный перевес под Бородином был на стороне россиян. Таким образом, уточненные подсчеты свидетельствуют, что в ходе войны 1812 г. русское командование уже к Бородинской битве сумело изменить соотношение сих в свою пользу. Здесь важно подчеркнуть, что и артиллерия россиян количественно превосходила французскую: 640 орудий против 587.

Правда, регулярных войск у Кутузова было лишь 115,3 тыс., тогда как все 134 тыс. (или даже 126–127 тыс.) солдат Наполеона кадровые, регулярные войска. Но вся гвардия Наполеона (по разным источникам, 18,9 тыс. или 21 тыс. лучших, отборных солдат) не участвовала в битве[369].

Кутузов, по данным своей разведки и «по расспросам пленных», насчитывал у Наполеона 165 тыс. человек, находя, впрочем, эти данные «несколько увеличенными»[370]. Мог он учитывать и более достоверные данные, которыми еще 8 августа располагал П.И. Багратион: «Неприятельские силы <…> должны составлять 120 или 150 тыс. Количества сего мы не имеем вовсе причины страшиться». Если Кутузов несколько преувеличивал силы своего противника, то Наполеон примерно в той же пропорции их преуменьшал: 120–130 тыс. человек. Поэтому вполне оправдан наступательный характер сражения со стороны Наполеона и оборонительный — со стороны Кутузова.

Перед сражением русские войска расположились в таком порядке. Правый фланг и центр позиции — от места впадения р. Колочи в Москву-реку и до Курганной высоты включительно — заняла 1-я армия под общим командованием генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли. Центром непосредственно командовал генерал от инфантерии Д. С. Дохтуров, а правым крылом — генерал от инфантерии М.А. Милорадович. Левое крыло позиции — от Курганной высоты до Утицкого леса — заняла 2-я армия под командованием генерала от инфантерии князя П.И. Багратиона. Барклай все еще именовался «1-м главнокомандующим», Багратион — «2-м главнокомандующим». Каждому из них Кутузов предоставил инициативу руководства сражением. «Не в состоянии будучи находиться во время действия на всех пунктах, — писал он в диспозиции 24 августа, памятуя, может быть, о печальном уроке Аустерлица, — полагаюсь на известную опытность гг. главнокомандующих армиями и потому представляю им делать соображения действий на поражение неприятеля»[371].

Большую часть войск Кутузов сосредоточил на правом фланге, поскольку считал его главным: он прикрывал «столбовую» Новую Смоленскую дорогу — кратчайший путь к Москве. Прорыв французов на эту дорогу отрезал бы русскую армию от Москвы и грозил бы ей гибелью. Поэтому сверхосторожный Кутузов даже после Шевардинского боя, когда определилось наиболее вероятное направление главного удара Наполеона, не стал менять расположение войск, хотя Багратион, Беннигсен и (наиболее рационально) Барклай-де-Толли предлагали ему перегруппировать их справа налево[372]. Он лишь выдвинул в резерв левого фланга 3-й корпус генерал-лейтенанта Н.А. Тучкова из армии Барклая. Ход сражения показал, что идея «трех Б» была многообещающей, а Кутузов, отвергнув ее, допустил первый из своих бородинских просчетов.

Что касается 3-го корпуса, то Кутузов поставил его скрытно, в Утицком лесу, намереваясь, если верить офицеру-квартирмейстеру А.А. Щербинину, в удобный момент ударить «во фланг и тыл» Наполеону[373]. Беннигсен, однако, перед началом битвы выдвинул корпус из укрытия вперед. Тем самым он, как часто пишут об этом до сих пор, будто бы сорвал замысел Кутузова поразить неприятеля во фланг и тыл «из засады»[374]. На деле же такой замысел, если он и был у Кутузова, не мог быть реализован. Наполеон с первых же минут битвы обрушил на русское левое крыло удар такой силы, что Багратион почти сразу взял у Тучкова на подкрепление дивизию П.П. Коновницына, а кроме того, в обход Багратиона пошел и неминуемо столкнулся бы с Тучковым, если бы даже тот стоял в засаде, целый корпус Понятовского. Все это в 1963 г. отметил А.Н. Кочетков, но еще полувеком ранее А.Н. Витмер иронизировал над верой некоторых историков «в благотворное влияние на бой наполеоновской эпохи засад в том смысле, как это было во времена печенегов», и резонно вопрошал: «Что мог сделать этот (Тучкова. — Н.Т.) корпус в смысле засады, когда по Старой Смоленской дороге шел на него Понятовский?»

Протяженность всей русской позиции составляла 8 км. Во всю ее длину двумя линиями с интервалом между ними не более 200 м стояли пехотные корпуса, за ними в 300–400 м, тоже двумя линиями, — кавалерия; еще дальше, до 1000 м в глубину, — линия резервов. Такое построение войск для решающего боя имело свои плюсы и минусы[375]. С одной стороны, довольно короткий фронт с близкими резервами обеспечивал Кутузову оперативность маневра как для обороны, так и для возможного контрудара. Но с другой стороны, большая плотность и малая глубина боевого порядка русской армии ставили ее под губительное действие неприятельского огня: артиллерия Наполеона поражала все четыре русские линии, вплоть до резервов.