Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк - Страница 55

- Какое все это имеет отношение к нам с вами? - не понял Мануэль.

В серых, проницательных глазах Торпы горел мрачный огонь. Он был заносчив, подчинение кому-либо воспринимал как личное оскорбление, но любил окружать себя безвольными людьми, позволявшими командовать собой.

- Нам, северянам, - заявил он, - противостоят люди из Андалусии. У них там, в Кордове, Севилье, Уэльве, настоящих кастильцев нет. Они все крещеные мавры или евреи. Им нельзя доверять. Каждый из них может втайне оказаться иноверцем. Почему мы должны выполнять приказы какого-то Араны из Кордовы? Тем более, что туземных полулюдей он защищает, а нас, чистокровных кастильцев, христиан, - Торпа повысил голос, и Мануэль увидел, что его товарищи тесно столпились рядом с ним, - сажает за решетку, словно диких зверей!

- Мы должны выполнять его приказы, потому что его поставил командовать этим фортом адмирал Колон, - ответил Мануэль, стараясь говорить как можно тверже и спокойнее, хотя в этот момент вспомнил своих предков-альбигойцев, которых сжигали на кострах такие же ревностные католики, как стоявший за дверью астурийский кабальеро.

- За какие же заслуги этот чужестранец, - Торпа произнес последнее слово с особым нажимом, - поставил над нами именно Арану, это вы знаете?

- Я не спрашивал адмирала, полагая, что он ведает, что творит.

- Да уж как ему не ведать... - многозначительно протянул Арана, вызвав смешки у сокамерников.

- Что-то я не пойму, к чему вы клоните, - сказал Мануэль.

- Не для кого же не тайна, что Арана - родной брат любовницы Колона. Слышали про его младшего, незаконнорожденного сына, Фернандо?

- Не думаю, что меня это касается.

Торпа не обратил внимания на последнее замечание.

- Вы, вероятно, знаете о его старшем сыне, Диего, от португальской жены, которая умерла еще до переезда Колона в Кастилию. Но у него есть и второй сын, Фернандо. Мать Фернандо - некая Беатрис Энрике де Арана, с которой этот ваш "адмирал", как вы его называете, находится в связи уже много лет.

- Разве вы не называете его адмиралом? - удивился Мануэль.

- Вот увидите, - убежденно воскликнул его собеседник. - Их высочества еще лишат Колона всех незаслуженных титулов, которые они дали ему только для того, чтобы использовать этого проныру ради возвышения Кастилии. Кстати, о самом Колоне ходят весьма настойчивые слухи, что он, хоть и выдает себя за генуэзца, на самом деле крещеный еврей из Арагона. И Индию он искал лишь потому, что иудеи верят, что где-то на востоке находятся исчезнувшие десять колен Израилевых и стремятся соединиться с ними.

- Зачем вы мне все это говорите?! - спросил Мануэль.

- Скажу вам начистоту, - Торпа резко выдохнул и с решимостью заговорил вновь. - Мы верим в вашу честность. Присоединяйтесь к нам, дон Мануэль! Мы должны вместе свергнуть власть Араны и восстановить справедливость. Эта земля принадлежит короне. Туземцы - дикари и язычники. Нельзя, чтобы ради них нас лишали наших законных прав и сажали в темницу!

- Полагаю, на суде вы сможете высказать все соображения, которыми столь любезно поделились со мной, - ответил на это Мануэль и отошел от двери.

- В таком случае вы меня еще вспомните! - крикнул ему вслед Арана.

Мануэль вернулся к окошку:

- Если когда-нибудь вас выпустят на свободу, охотно скрещу с вами клинок.

Спустя час, передавая ключи Франсиско Энао, который сменил его на посту, Мануэль испытывал сильное облегчение. В какое-то мгновение у него мелькнуло опасение, что заключенные начнут убеждать и уроженца Авилы, леонца Энао, в том, что леонцы и астурийцы должны быть заодно. Но Мануэль слишком устал, чтобы думать сейчас об этом.

На следующий день он очень пожалел о том, что не прислушался к своим внутренним опасениям. Утром за распахнутой настежь дверью камеры никого не оказалось. Вместе с беглецами исчез и Энао.

- Это моя вина, - с горечью говорил Мануэль капитану форта. - Я же подумал, что они попытаются уговорить его, но не придал своим мыслям значения!

- Вашей вины в чужом предательстве нет и быть не может, - устало ответил Арана и отпустил Мануэля.

В ходе короткого суда над арестованными андалусцами Арана распорядился продержать их под стражей еще два дня за самовольный уход из крепости и попытку присвоить себе полученное у индейцев золото, вместо того, чтобы сдать его короне. Больше он ни в чем обвинить их не мог: было совершенно очевидно, что их товарища застрелил кто-то из астурийцев.

Как только закончился срок заключения, освобожденные из-под стражи Монтальван, Годой, Хименес и Морсильо отправились к Эсковедо, требуя объяснить, почему им не позволяют забрать приведенных ими женщин.

- Завтра сюда прибудет Гуаканагари со свитой, - ответил нотариус. - Мы собираемся отдать ему женщин.

Возмущенная четверка тут же объявила, что не считает Арану и его "приспешников" своими командирами, и демонстративно покинула форт. Они сделали это так быстро, что никто не успел их задержать. Разыскивать их в густых тропических лесах не имело никакого смысла.

***

В день посещения форта касиком Гуаканагари стояла ясная, безветренная погода, но за пределами крепости, на границе леса и берега, лежало немало поваленных стволов, свидетельствовавших о силе недавнего урагана.

Касика несли на носилках несколько индейцев. Остальные шли рядом. Все они были вооружены короткими топориками, луками, стрелами и копьями с оперением. Ростом таино были ниже европейцев, но мускулисты и хорошо сложены. Безбородые, скуластые, с крупноватыми губами, они часто улыбались, обнажая крепкие зубы. У многих зубы были желтыми, как у колонистов, которые уже несколько месяцев курили табак. Возможно, по той же причине. Длинные, гладкие черные волосы у мужчин были коротко острижены над бровями.

Мануэль дал бы Гуаканагари около тридцати пяти или сорока лет, но он не слишком доверял своей способности оценивать возраст индейцев. Те в большинстве своем были худощавы и жилисты и от этого могли казаться моложе своих лет. На груди у касика висел золотой - золотой! - диск, на который тут же устремились алчные взгляды колонистов. Набедренная повязка крепилась к туловищу полосками хлопка, украшенными мелкими цветными камнями и ракушками.

Встреча проходила во дворе форта. Носилки были положены на землю. Не вставая с места, Гуаканагари произнес что-то певучим голосом, и Эсковедо перевел в меру своих возможностей:

- Правитель княжества Мариен приветствует правителя крепости Ла Навидад и желает ему долгих и счастливых лет жизни.

- Командующий фортом Ла Навидад приветствует правителя княжества Мариен, - ответил Диего де Арана.

Ленты, стягивавшие волосы пучком на голове касика, спадали ему на плечи, сверкая на солнце. Он заговорил без всякого выражения на лице, глядя прямо перед собой.

- Мы верим, что в иной жизни есть два места, куда устремляются души, покинув тело, - говорил Гуаканагари, если можно было доверять переводу Эсковедо. - Одно из них пребывает во мраке и предназначено для тех, кто причиняет зло и терзает людей. Другое же - радостное и светлое. Туда уносятся души тех, кто в этой жизни уважали чужую жизнь и покой.

В тех случаях, когда королевский эскривано затруднялся в переводе, он и его индейский друг, юноша по имени Майрени, долго шептались, оживленно помогая себе жестикуляцией. Когда совещание толмачей слишком затягивалось, касик повторял свою фразу другими словами.

- Поэтому, - продолжал переводить Эсковедо, - если человек чувствует, что его дни приближаются к концу, и желает получить в иной жизни награду, он не должен причинять зло тем, кто не причиняет зла ему.

- Наша вера, - ответил Диего де Арана, - призывает нас к тому же. Нельзя вредить ближнему.

Арана запнулся. Он не привык проповедовать.