Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк - Страница 54

Мануэль попытался перебежать к своей комнате, для чего надо было пройти всего около десяти шагов по залитому водой двору. И понял, что, оказывается, все предыдущие месяцы ходил здесь очень невнимательно. Его ноги совершенно не помнили, где находятся выемки или острые камни. Сейчас все они были скрыты мутной бурлящей водой. Сделав шаг в сторону цели, Мануэль отскочил обратно. Камзол его промок до последней нитки.

Словно решив, что европейцы еще не видели всего, на что она способна, природа острова продемонстрировала несколько ярких вспышек, прочертив небо изломанными стрелами молний, затем снова прогрохотали тысячи пушек, и дождь усилился, хотя, казалось, что сильнее уже не бывает.

После чего это мокрое и шумное великолепие разом прекратилось.

- Теперь все будет высыхать двое суток, - изрек горбоносый каталонец Педро Гарбачо, нашедший укрытие под тем же навесом, что Мануэль.

Гарбачо ошибся. Под лучами солнца, вновь озарившего небосклон, все высохло за час, и никаких следов ливня не осталось ни на земле, ни в небе, если не считать отдельных рваных туч.

Теперь, когда обитатели Ла Навидад познакомились с тропическими ливнями, они уже не могли беспечно ночевать в гамаках под деревьями. Ливни были неистовыми, преображавшими все вокруг в мгновение ока. Там, где за минуту до начала дождя виднелись трава и ложбинки в земле, неслись ручьи, сливавшиеся в более крупные потоки. Затем все очень быстро высыхало, а на свет появлялись полчища ползущих и летающих насекомых. Кое-где можно было повстречать неизвестно откуда взявшихся неторопливых толстых жаб размером с крысу.

Так продолжалось до конца июня, когда на смену дождям пришли ветры, ревущие, как сотни труб, и оставляющие после себя поваленные деревья и сорванные с петель двери, если их предварительно не закрывали на засовы.

В один из дней затишья между атаками ветра Мануэль и Гонсало прогуливались по берегу моря. Они были уже далеко от ворот форта, когда оттуда донеслись громкие голоса. Переглянувшись, приятели, решительно зашагали в направлении звуков.

- Это вернулись Торпа и его люди, - предположил Фернандес.

Он оказался прав. Десять кастильцев, два дня назад без предупреждения покинувшие форт, стояли, разгоряченные, споря о чем-то возле ворот. Но колонисты вернулись не одни.

- Они привели индианок! - ахнул Гонсало.

Похоже было, что сбылись самые мрачные прогнозы Эсковедо. Рядом с колонистами стояли, сбившись в кучу, женщины таино числом никак не менее тридцати. Они испуганно жались друг другу, не смущаясь своей наготы. На коричневатых с медным отливом телах были лишь набедренные повязки, украшения и нательные рисунки непонятного содержания и назначения.

Было видно, что Торпа с товарищами отбирали только молодых и хорошо сложенных. Мануэль не мог не признаться себе, что их присутствие волнует его. Он тоже не знал женщины с тех самых пор, как был в гроте с Лолой осенью позапрошлого года.

- Женщин необходимо освободить! - воскликнул Фернандес, рванувшись в сторону спорящих.

Мануэль потянул его назад.

- Подожди, Гонсало, сейчас сюда из форта выйдут остальные. Ты ничего не сможешь сделать один против всей этой толпы.

Фернандес послушался приятеля.

- Чего же они не поделили между собой? - тревожно произнес он.

- Полагаю, астурийцы перессорились с андалусцами, - прокомментировал Мануэль. - Видимо, из-за добычи. Странно, что этого не произошло раньше.

Теперь вернувшиеся кастильцы разбились на две группы. И обмен репликами между ними становился все более накаленным.

- Прекрати командовать, Торпа! - кричал кто-то, надрываясь от обиды и ощущения несправедливости. - С какой стати у вас будет по три женщины, а у нас - только по одной?!

- Ты забыл, что разговариваешь с астурийским дворянином, холоп! - взревел в ответ Торпа, оскорбленный тем, что простолюдин из Уэльвы называет его на "ты".

Ворота форта с грохотом распахнулись, и оттуда выбежали Арана, его лейтенанты и другие колонисты. В этот же момент прогремел выстрел, и один из споривших упал на землю. Женщины закричали, мужчины, напротив, умолкли, отпрянув от распростертого в луже крови тела.

- Взять их под арест! - крикнул Арана. Несколько человек, включая Мануэля, ринулись выполнять приказание. Арестованные, ошеломленные случившимся, не оказали никакого сопротивления. Эсковедо в это время пытался успокоить перепуганных индианок, обращаясь к ним на их языке.

Гонсало подбежал к Мануэлю, когда саламанкский идальго отпирал засов тюрьмы, специально предусмотренной при строительстве форта. Это был коридор с несколькими комнатами, в дверях которых на уровне глаз были небольшие окошки.

- Капитан сказал, что астурийцев надо отделить от южан, - сообщил Гонсало.

Мануэль кивнул. Он и сам собирался так поступить.

Пять человек по его приказу вошли в камеру, и он захлопнул за ними дверь.

Четверых андалусцев, среди которых был и Хуан Морсильо, ранней весной отравившийся юккой, отвели в камеру в противоположном конце коридора.

У всех арестованных предварительно отобрали оружие и награбленные у индейцев вещи.

Еще один южанин - Хакомо Урминга из Палоса - лежал, убитый пистолетной пулей, за воротами форта.

Его похоронили ближе к лесу, прочитав над ним короткую молитву.

После похорон Мануэль проходил мимо Араны, который шел в окружении двух своих лейтенантов.

- Дон Диего, - убеждал его Гутьеррес, - астурийцы принесли с собой в форт немало золотых украшений. Я думаю, надо выяснить, заплатили ли они туземцам. Если нет, то необходимо предложить Гуаканагари обычную в таких случаях оплату. Индейцы охотно берут за золото бусы и прочие побрякушки из стекла. Но золото возвращать им нельзя - это противоречило бы указаниям адмирала. Что же касается женщин, то их надо вернуть в селения как можно скорее!

- Сначала разберемся с убийством Хакомо, - мрачно отрезал Арана. - И я буду не я, если не вздерну негодяя, спустившего курок! Все остальные вопросы будем решать позже.

Увидев, что капитан форта не расположен к разговору, Гутьеррес замолчал.

Ночью, охраняя тюрьму, Мануэль мерил шагами коридор, прислушиваясь к надрывному вою ветра и размышляя о том, что свою жажду приключений за последний год он, похоже, утолил сполна. Осада Гранады, бескрайний океан, противостояния между командой и адмиралом на корабле, крушение "Санта-Марии", конфликты в форте и чувство отрезанности от всего мира на беззащитном перед ураганами острове - все это Мануэль с удовольствием поменял бы теперь на спокойную, размеренную жизнь, которую прежде называл скучной.

Мануэль вдруг остро осознал, насколько ему не хватает домашнего очага, женской ласки, общения с матушкой, разговоров с интересными и образованными людьми и, конечно же, музыки. Не пения ветра, а музыки, сотворенной человеком! Он готов был отдать все золото Индии, если бы имел его, за простую флейту, не говоря уже о виуэле!

Еще Мануэлю очень недоставало верховой езды. И даже просто общения с лошадью - преданным, могучим, выносливым и доверчивым животным.

- Дон Мануэль, - донесся приглушенный голос из камеры, где находились астурийцы.

Саламанкский идальго подошел к двери и увидел через окошко глаза Хуана Патиньо, уроженца города Ла Сарены в Астурии.

- Дон Мануэль, - попросил Патиньо, - окажите любезность, принесите нам листьев табака.

- Здесь нельзя разводить огонь, - ответил Мануэль.

Ему не нравился обычай туземцев, который переняли некоторые поселенцы, постоянно вдыхать дым горящих, свернутых в трубочку листьев этого островного растения. Табачный запах Мануэль находил крайне неприятным. Хотя, конечно, если бы не запрет, он выполнил бы просьбу Патиньо.

- Послушайте, дон Мануэль, - услышал он. На этот раз к нему обращался Диего де Торпа.

- Что вам, дон Диего? - спросил он.

- Я знаю, что вы благородный идальго, что вы из Саламанки, то есть в сущности наш земляк. Ведь Астурия и Леон были одним королевством еще до того, как их подчинила Кастилия.