Государство и анархисты (старая орфография) - Карелин Апполон Андреевич - Страница 12

"Не только русское, но и всякое правительство, я считаю ложнымъ, освященнымъ преданіемъ и обычаемъ учрежденіемъ для совершенія, посредствомъ насилія, безнаказанно самыхъ ужасныхъ преступленій, убійствъ, ограбленій, спаиванія, одурѣнія, развращенія и эксплуатаціи народа богатыми и властвующими, а потому полагаю, что всѣ усилія людей, желающихъ улучшить общественную жизнь, должны быть направлены на освобожденіе себя отъ правительствъ, зло и, главное ненужность которыхъ становятся въ наше время все болѣе и болѣе очевидными".

Предложеніе правительствамъ не употреблять насилія, а по справедливости рѣшать недоразуменія, есть предложеніе уничтожиться, какъ правительство, а на это никакое правительство не можетъ согласиться".

"Правительство есть, по существу своему, всегда сила, нарушающая справедливость, какъ оно и не можетъ быть иначе. Справедливость не можетъ быть обязательной для человѣка или людей, которые держатъ подъ рукою обманутыхъ или дрессированныхъ для насилія людей-солдатъ, и посредствомъ ихъ управляютъ другими".

"Правительства въ наше время, — всѣ правительства, самыя деспотическія такъ же, какъ и либеральныя, — сдѣлались тѣмъ, что такъ мѣтко называлъ Герценъ "Чингисъ-Ханомъ съ телеграфами". т.-е. организаціями насилія, не имѣющими въ своей основѣ ничего, кромѣ самаго грубаго произвола и вмѣстѣ съ тѣмъ пользующимися всѣми тѣми средствами, которыя выработала наука для совокупной общественной мирной дѣятельности свободныхъ и равноправныхъ людей и которыя они употребляютъ для порабощенія и угнетенія людей" (Л. Н. Толстой).

Государственная власть основывается на лишеніи свободы, на мукахъ, которыми грозятъ правители подвластнымъ и которыми они мучаютъ ихъ въ случаѣ неповиновенія. "Основа власти есть тѣлесное насиліе", говорилъ Л. Н. Толстой и говорилъ, конечно, истину.

Насиліе — зло. Зло можетъ и должно быть уничтожено. Можетъ быть уничтожена и государственная принудительная власть. Общежитія людей могутъ существовать безъ принужденія и насилія и люди, которые будутъ жить вольными, объединившимися между собою общинами, будутъ жить лучше и много счастливѣе, чѣмъ живутъ въ наше время.

Конечно, всѣ пріемы, посредствомъ которыхъ держится государство, всѣ эти институты насилія и угнетенія имѣютъ свою ахиллесову пяту. По мѣрѣ пробужденія сознательности подданныхъ, каждый изъ этихъ институтовъ начинаетъ возмущать послѣднихъ.

Жизнь народныхъ массъ становится менѣе однообразной, менѣе монотонной и эти массы сопротивляются гипнотизаціи, которой вчера еще такъ легко поддавались.

Попытки устрашенія начинаютъ вызывать озлобленіе. Поддержка государствомъ эксплуататоровъ начинаетъ сердить массы, въ ряды которыхъ проникаютъ новыя идеи и мысли.

Солдатская сила, на которую опирается правительство, становится, благодаря всеобщей воинской повинности, призывающей подъ знамена милліоны подданныхъ, орудіемъ, которое угнетенные могутъ направить противъ правителей.

Подвластные начинаютъ подумывать о необходимости уничтожить государство, похоронивъ подъ его развалинами давящіе классы общества, будь то эксплуататоры-капиталисты или эксплуататоры-правители.

Мало по малу, подданные освобождаются отъ многотысячелѣтняго обмана, учившаго о необходимости государства, какъ освободились отъ многихъ другихъ долго длившихся обмановъ"

Дѣло въ томъ, что ненужность государственной организаціи для массъ населенія становится все болѣе и болѣе очевидной. Дѣло въ томъ, что, при наличности государства, нельзя освободиться отъ экономическаго порабощенія, которое можетъ только видоизмѣняться, даже сдѣлаться порабощеніемъ со стороны государства-собственника, но не можетъ исчезнуть до тѣхъ поръ, пока не исчезнетъ государство.

Массы начинаютъ понимать, что правители, это — просто сильные люди, а болѣе, чѣмъ понятно, что на силу всегда можно найти силу, что можно вырвать ту основу, на которой покоится сила правителей. Массы начинаютъ понимать, что возможенъ общественный строй, въ рамки котораго, при всемъ желаніи, нельзя будетъ втиснуть правителей, то есть такой строй, при которомъ эксплуатація, то есть, разрѣшенное закономъ удержаніе и присвоеніе продуктовъ чужого труда станетъ невозможнымъ.

Все большее и большее число подвластныхъ, сознательно или полусознательно, стремится къ реорганизаціи общества на безвластныхъ, не допускающихъ эксплуатаціи началахъ.

Все яснѣе вырисовывается тотъ фактъ, что государство нужно только рабовладѣльцамъ, при чемъ безразлично — рабами, или крѣпостными, или колонами, или пролетаріями, или рабочими принадлежащихъ государству предпріятій называются рабы, то есть, люди, продукты труда которыхъ отбираются другими людьми.

Однимъ изъ свойствъ правителей является лицемѣріе. Имъ надо прикрывать свои корыстныя, эгоистическія дѣла ссылками на общую пользу. Передъ этими насильниками всегда мелькаетъ призракъ возстанія народныхъ массъ.

Для нихъ такъ важно прикрывать свои поступки, нерѣдко переходящіе въ злодѣйства, лицемѣріемъ, что, по молчаливому соглашенію, они обязываются лицемѣрить, даже другъ передъ другомъ. Такое лицемѣріе называется тактомъ, выдержкой, дипломатіей.

Изрѣдка кто нибудь изъ нихъ обмолвливается правдой. "Интересы правителей, — говорилъ, напримѣръ, извѣстный дипломатъ Робертъ Вайполь, — находятся всегда въ абсолютномъ противорѣчіи съ интересами управляемыхъ". Бисмаркъ какъ то замѣтилъ, что онъ говоритъ то, что думаетъ, такъ какъ увѣренъ, что никто ему не повѣритъ, зная, что всѣ дипломаты говорятъ неправду.

Лицемѣріемъ проникались всѣ институты насилія: — парламентъ, полиція, судъ и пр., и всѣ они приписываютъ себѣ тѣ достоинства, которыми не обладаютъ, указываютъ тѣ будто бы свои задачи, которыя совершенно чужды имъ и умалчиваютъ о своихъ дѣйствительныхъ цѣляхъ.

Выборные правители, какъ и всѣ вообще законодатели, должны лицемѣрить, дѣлая видъ, что ими издаются мудрые законы, тогда какъ зачастую эти законы далеко не умны.

Онъ, — пишетъ П. А. Кропоткинъ о депутатѣ перламента, — "долженъ будетъ установлять налоги на собакъ и утверждать реформы по высшему образованію, когда нога его не была въ университетѣ и онъ некогда не видѣлъ деревенскихъ собакъ. Онъ долженъ будетъ защищать преимущества одной системы ружей передъ другими, выбирать мѣсто для помѣщенія управленія государственнаго коннозаводства, высказывать свое мнѣніе относительно филоксеры, гуано, табаку, начальнаго обученія и оздоровленія городовъ, говорить о Кохинхинѣ и Гвіанѣ, объ обсерваторіи и устройствѣ компасовъ. Не имѣя понятія о военномъ искусствѣ, онъ будетъ размѣщать военные корпуса… Онъ будетъ подавать голосъ за киверъ или за кепи, сообразуясь со вкусомъ своей супруги. Онъ будетъ покровительствовать сахарозаводству въ ущербъ воздѣлыванію пшеницы, убивать винодѣліе, стремясь способствовать ему, подавать голосъ за лѣсоводство и въ то же время покровительствомъ полеводству убивать лѣсное дѣло. Онъ выскажется противъ прорытія даннаго канала, за проведеніе такой то желѣзной дороги, не зная даже, въ какой части страны они проектируются. Онъ введетъ, новыя статьи въ уложеніе о наказаніяхъ, не заглянувъ даже въ него. Всевѣдущій и всемогущій, сегодня военный, завтра счетоводъ, потомъ банкиръ, академикъ, докторъ, астрономъ, аптекарь, фабрикантъ, купецъ, въ зависимости отъ порядка дня въ парламентѣ, онъ никогда, ни въ чемъ не будетъ сомнѣваться". (П. А. Кропоткинъ).

Только прикрытая глубокимъ лицемѣріемъ наглость позволяетъ депутатамъ смотрѣть въ глаза своихъ избирателей.

Можно удивляться выдержкѣ современныхъ властителей: они могутъ смотрѣть другъ на друга безъ смѣха, тогда какъ морочившіе римлянъ авгуры не могли встрѣтиться безъ того, чтобы не разсмѣяться.

"Мы знаемъ, какъ дѣлаются законы, — писалъ Л. Н. Толстой, — мы всѣ были за кулисами, мы всѣ знаемъ, что законы суть произведеніе корысти, обмана, борьбы партій, что въ нихъ нѣтъ и не можетъ быть истинной справедливости". И вотъ издавая свои вредные для народа законы, правительство заставляетъ относиться къ нимъ, какъ къ воплощенной мудрости и справедливости.