Роковой поцелуй - Хейер Джорджетт - Страница 29

Но, как бы там ни было, уже через месяц после знакомства с мисс Фэйрфорд Перегрин настолько уверился во взаимности чувств, что, собрав в кулак все свое мужество, испросил позволения обратиться к ее родителям.

Леди Фэйрфорд, которая, помимо вполне естественного желания обеспечить блестящее будущее дочери, прониклась к Перегрину искренней симпатией еще и благодаря ему самому, выразила подчеркнутое стремление принять его в семью без дальнейших церемоний. Но сэр Джеффри, куда более здравомыслящий, нежели супруга, выразил мнение, что молодые люди вполне могут и подождать. Он ничуть не стремился поскорее сбыть дочь с рук и, вполне вероятно, испытывал некоторые сомнения в постоянстве ее воздыхателя, однако даже он должен был понимать: Гарриет вряд ли могла рассчитывать на более удачный союз. Посему он не стал открыто возражать против обручения, но из чувства приличия, которое было развито у него чрезвычайно сильно, отказался выслушивать любые предложения без согласия либо одобрения лорда Уорта.

Подобное заявление вынудило Перегрина тот же час отправиться на поиски своего опекуна.

Однако отыскать Уорта оказалось не так-то легко. Юноша трижды наведывался к нему домой, но тщетно, а после безуспешной попытки написать ему письмо, которое бы все объяснило его светлости, Перегрину пришла в голову блестящая мысль поискать его в клубах.

Этот план увенчался несколько большим успехом, нежели все предыдущие. В «Уайтсе» ему сообщили, что граф уехал из города, в «Альфреде» он узнал, что его светлость не показывался в клубе вот уже полгода, и лишь в «Вотьерзе» юноша наконец настиг графа, преспокойно игравшего в макао.

– Ага! – воскликнул Перегрин. – Вот вы где! А я разыскиваю вас по всему городу!

Граф, с некоторым удивлением взглянув на него, собрал свои карты.

– Что ж, теперь, когда вы нашли меня, быть может, присядете – чтобы не спускать с меня глаз, если вам будет угодно, – и подождете, пока мы не закончим? – предложил он.

– Прошу прощения, я не хотел вам мешать! – заявил Перегрин. – Просто в «Уайтсе» мне сказали, что вас нет в городе, а когда я заглянул в «Альфред», выяснилось – вы не были там вот уже несколько месяцев.

– Присаживайтесь и сыграйте с нами, – добродушно предложил лорд Олванли. – Вам не следовало терять зря времени в «Грамотее», мой мальчик. Как мне говорили, там теперь числятся аж семнадцать епископов. Мы с Уортом зареклись появляться там уже после восьмого. Что до «Уайтса», то, насколько я помню, Уайт распорядился, чтобы они всем отвечали: его нет в городе. Ну как, не хотите присоединиться к нам?

Перегрин, весьма польщенный, поблагодарил графа и занял место между сэром Генри Милдмэем и джентльменом с ярко-рыжими волосами и пронзительными голубыми глазами, который, как он узнал позже, оказался лордом Ярмутом. Ставки за столом были чрезвычайно высоки, и вскоре юноша обнаружил: удача повернулась к нему спиной. Впрочем, это его не слишком обеспокоило, поскольку он не сомневался в том, что Уорт не откажется оплатить его карточный долг, если таковой превысит то немногое, что еще оставалось от его ежеквартального содержания. Посему он благодушно принял свой проигрыш и беззаботно выписал целую кучу долговых расписок, кои Уорт, державший банк, принял не моргнув глазом.

Мистер Бруммель, подошедший к столу, дабы понаблюдать за игрой, вопросительно приподнял бровь, но ничего не сказал. Час был уже поздний, и партия закончилась до того, как банк был сорван. Мистер Бруммель увлек графа за собой, чтобы вместе выпить шампанского со льдом, и пробормотал:

– Так уж необходимо ему было играть за вашим столом, Джулиан? Знаете, выглядело это не очень-то хорошо.

– Юный глупец, – безо всякого выражения отозвался граф.

– Просто не на своем месте, – заметил Бруммель и взял с подноса бокал, который предложил ему официант.

В этот момент к ним подошел герцог Бедфорд с лордом Фредериком Бентинком и мистером Скеффингтоном, так что вскоре вокруг мистера Бруммеля собралась небольшая толпа, посему речи о Перегрине и его проигрыше более не велось. Герцог, полагавший себя большим другом Красавчика, пожелал узнать его мнение по весьма важному для себя вопросу.

– Итак, Джордж, слово за вами! – провозгласил он. – Видите ли, я сменил портного, и он сшил мне новый сюртук. Что скажете? Он мне идет? Вам нравится покрой?

Мистер Бруммель продолжал невозмутимо потягивать шампанское, но поверх края бокала окинул его светлость задумчивым взглядом, пока собравшиеся в заинтересованном молчании ожидали, каков же будет его вердикт. Герцог с тревогой застыл на месте, выставляя себя на всеобщее обозрение. Взгляд мистера Бруммеля надолго задержался на позолоченных пуговицах; вот он испустил еле слышный вздох, и герцог побледнел.

– Хорошо сидит; мне нравятся длинные фалды, – заявил лорд Фредерик. – Кто сшил его, герцог? Ньюги?

– Повернитесь, – попросил мистер Бруммель.

Герцог, послушно повернувшись спиной, застыл, вытягивая шею и глядя через плечо на своего друга, чтобы понять, какой эффект произвела его обновка на Красавчика. А мистер Бруммель неторопливо окинул герцога взглядом с головы до пят и медленно двинулся вокруг него. Оценив длину фалд, он поджал губы; осмотрев покрой плеч, приподнял брови. Наконец пощупал лацкан, взяв его большим и указательным пальцами.

– Бедфорд, – горестно сказал он, – и вот это вы называете сюртуком?

Герцог, на лице которого отразилась растерянность, смешанная с досадой и веселым удивлением, прервал смех собравшихся:

– Послушайте, Джордж, это никуда не годится! Клянусь честью, я готов вызвать вас на дуэль за такие слова!

– Вы, конечно, можете бросить мне вызов, Бедфорд, но на том дело и кончится, предупреждаю вас, – отозвался Бруммель. – У меня нет ни малейшего намерения ставить точку в своем существовании столь отвратительным способом.

– А вы когда-нибудь дрались на дуэли, Бруммель? – полюбопытствовал мистер Монтагю, оседлав стул с изогнутыми ножками.

– Хвала господу, нет! – с содроганием ответил Бруммель. – Но однажды меня ожидало нечто подобное на Чок-Фарм[64], и я пребывал в ужасном состоянии: никогда в жизни не забуду кошмаров ночи перед дуэлью!

– Вам удалось поспать хоть немного, Джордж? – с улыбкой поинтересовался Уорт.

– Я не сомкнул глаз. Это было совершенно исключено. Рассвет показался мне предвестником Смерти, однако я приветствовал его едва ли не с радостью. Но мой секундант умудрился отравить мне и это чувство, потому что принялся описывать все жуткие подробности, чем лишил меня последних остатков мужества – а его и так было немного, – еще остававшихся у меня после тревог минувшей ночи! Мы вышли из дому, и по пути на место рандеву с нами не произошло никакой катастрофы или несчастного случая, который я счел бы счастливым. Туда мы прибыли, по моему глубокому убеждению, слишком быстро, за четверть часа до назначенного срока. – Он умолк, прикрыв глаза, словно заново переживая те страшные минуты.

– Продолжайте, Джордж: что было дальше? – требовательно осведомился герцог, забавляясь от всей души.

Мистер Бруммель открыл глаза и подкрепился глотком шампанского.

– Извольте, Бедфорд. Там еще никого не было, и я принялся ждать появления своего противника. Каждая минута казалась мне вечностью, наполненной ужасом и страданиями. Я буквально задыхался. Наконец часы на церкви неподалеку возвестили, что время пришло. Теперь мы смотрели в сторону города, но моего визави по-прежнему не было видно. Мой военный друг любезно намекнул, что часы башенные и наручные имеют свойство показывать разное время, о чем я был прекрасно осведомлен и без него, подумав при этом, что он мог бы избавить меня от необходимости выслушивать столь избитые сентенции. Но, увы, секундант всегда и неизменно – «чертовски хороший и верный друг, который старается вас подбодрить!» Следующие четверть часа прошли в подавленном молчании. На дороге, даже вдали, на горизонте, по-прежнему никого не было видно. Мой друг свистнул и (чтоб его черти взяли!) на лице его отразилось нешуточное разочарование. Пробило полчаса – по-прежнему никого; три четверти часа; наконец, целый час. Теперь ко мне подошел уже центурион[65] Колдстримского полка[66], на сей раз – мой настоящий друг, и сказал мне (клянусь вам, эти слова сладчайшей музыкой отдались у меня в ушах): «Что ж, Джордж, думаю, мы можем уехать отсюда».