Вселенная философа (с илл.) - Сагатовский Валерий Николаевич - Страница 25

Несоответствие места и его «наполнителя» трагично и для общества, и для личности. Почему не каждый педагог может и хочет последовательно применять опыт Макаренко? Почему не каждый врач на практике применяет принципы целостного подхода к больному, разработанные классиками русской медицины? Почему Маркс, наблюдая некоторых своих «последователей», говорил, что он сам кто угодно, но только не «марксист»?

Потому, что ни одни, ни другие, ни третьи внутренне не готовы, не подходят для выполнения обязанностей, налагаемых позициями подлинного педагога, врача или революционера. Они явно «не туда попали», а в результате расплачивается общество. Ибо при таких кадрах любое хорошее начинание напоминает игру в испорченный телефон: дойдя до непосредственного исполнителя, замечательная идея может перейти в свою противоположность.

Но и личность несет тут явный ущерб. Не понимая смысла своих обязанностей, человек становится конформистским «рычагом», а свои подлинные пристрастия удовлетворяет не в общественно значимой работе, а в каком-либо хобби (никуда не годный педагог и отличный коллекционер марок).

«Случай Коха» еще более трагичен. Здесь человек тянется к не менее, а даже к более полезному для общества делу, но занятое им общественное место сковывает его по рукам и ногам.

Такое использование человеческих способностей не по назначению я, не колеблясь, назову социально опасным действием, то есть преступлением. Ведь это все равно, что забивать скрипкой гвозди, а молоток назначать «и. о. скрипки».

Речь идет не только о людях с выдающимися способностями. Любой нормальный человек может и должен найти такое место, на котором он принесет наибольшую пользу обществу и получит наибольшее личное удовлетворение. Вот, например, корреспонденция о мастере своего дела — водителе троллейбуса. Что, казалось бы, хитрого — веди себе машину по отличной асфальтированной трассе, и все. Но, оказывается, и на этом месте можно сделать многое: рассказать пассажирам о достопримечательностях края, сделать их пребывание в троллейбусе максимально удобным. Водитель установил циферблаты, показывающие время отправления с каждой остановки, сделал маршрутный указатель, над каждым креслом — специальное освещение, рядом на стенке — крючок для одежды, под ногами передвижные планки, регулируемые в зависимости от роста пассажира. Мелочи? Но сколько сил и энергии экономят нам такие «мелочи», и разве не приятно сознавать это, изобретая их? «Если человек, — делает вывод автор заметки, — чувствует удовольствие оттого, что он мастер своего дела и таким образом доставляет приятное людям, он счастливый человек».

«Ну а при чем здесь философия?» — может уже, пожалуй, спросить читатель. Пусть, мол, этим занимаются педагоги и сами люди при выборе своей профессии.

Верно, философ не решает вопросы профориентации. Но без философии нельзя выйти на такие исходные рубежи, которые обеспечат успех в выборе своего места в жизни.

Социалистическое общество имеет все объективные возможности, чтобы трагедия «Человек не на месте» навсегда отошла в прошлое. Весь вопрос в том, достаточно ли хорошо мы эти возможности реализуем. А для этого надо добиваться оптимального соответствия между множеством мест, необходимых для нормального функционирования общества, и множеством их «наполнителей» (личностей). Всегда ли верно мы представляем себе эти пути?

В последние годы на страницах журнала «Вопросы философии» развернулась дискуссия, начатая статьями Д. И. Дубровского и Э. В. Ильенкова. Д. И. Дубровский поставил вопрос о необходимости исследования зависимости между нейродинамическими особенностями мозга и психологическими особенностями поведения человека, его предрасположенностью к определенного рода деятельности. Это вызвало резкое возражение со стороны Э. В. Ильенкова, по мнению которого «От природы все равны в том смысле, что подавляющее большинство людей рождается с биологически нормальным мозгом, в принципе (здесь и дальше подчеркнуто мной. — В. С.) могущим — чуть легче или чуть труднее — усвоить все способности, развитые их предшественниками», ибо «ум — дар общества человеку». В общем, нечего залезать в биологию, наше общество достаточно сильно, чтобы, организовав нормальные условия жизни, получить в результате нормально развитых людей.

Э. Ильенков прав, но не вообще («правоты вообще» не существует), а на том чрезвычайно общем уровне, когда мы ставим вопрос так: может ли совершенное общество сделать из психически нормального ребенка полноценного гражданина?

Да, может. С этим нельзя не согласиться. Но Э. Ильенков совершает методологическую ошибку, не учитывая, что его оппонент ведет свои рассуждения на другом, гораздо более конкретном уровне. Д. И. Дубровского интересует не абстрактная возможность социализации любого новорожденного, но конкретные и наиболее оптимальные пути нахождения для человека наилучшего применения его природных задатков. Э. Ильенкову сама попытка какого-то «программирования» жизненного пути личности кажется кощунственным посягательством на ее свободное саморазвитие. И здесь он уже совершает ошибку, имеющую непосредственные практические последствия.

В самом деле, сравним два возможных решения вопроса: стихийное «свободное развитие» и «программирование», пусть даже несовершенное, развития личности на основе ранней диагностики природных задатков. В первом случае все решает случай: «Может быть, я найду себя или на моем пути встретится хороший человек, который поможет мне сделать это, а может быть, я окажусь „человеком не на месте“». При втором варианте несовершенная диагностика, открыв во мне талант физика, вдруг пропустит еще больший талант поэта. И тогда я вместо великого поэта, увлекающегося физикой, стану великим физиком, увлекающимся поэзией… Ну что ж, это еще не трагедия, а лишь урок обществу, которое должно будет совершенствовать способы определения задатков.

Однако ведь Э. Ильенков настаивает на том, что в принципе общество может развить у каждого все способности: чуть больше — чуть меньше. Простите меня, но это утопия. Это, конечно, возможно в принципе в том смысле, что из Пушкина можно было бы ценой колоссальных усилий очень талантливых педагогов сделать неплохого математика (правда, очень сомневаюсь, что только чуть хуже, чем поэта). Но нужно ли? Конечно, если зайца бить, он спички начнет зажигать. Но согласитесь, что гораздо разумнее растить инженера из ребенка, тянущегося к конструктору, чем из такого, который стремится лепить и рисовать. И очень полезно было бы знать зависимость этих разных ориентации и типов реакции от генетических, природных особенностей.

Непонятно, почему ради абстрактного принципа мы при острой нехватке времени, кадров, знаний должны отказываться от конкретных исследований, которые могут помочь людям лучше соотнести свои возможности с общественными потребностями. О, эта волюнтаристская убежденность, что «нет плохих учеников, есть плохие учителя»! На практике она больше всего способствует очковтирательству, завышению оценок и вытягиванию за уши тех, кто очень быстро смекает, в чем дело, и умудряется всю жизнь проволынить на положении вытягиваемых троечников. Конечно, учитель обязан приложить все усилия, чтобы каждый ученик получил среднее образование. Но знания, на кого и в каком направлении более эффективно действуют те или иные усилия, только помогут ему. Ведь ясно же, например, что при прочих равных условиях педагог затратит меньше (и не чуть) усилий на воспитание сангвиника с примесью меланхолизма (умеряющего излишнее легкомыслие и приспособляемость сангвиника), чем необузданного холерика. Так зачем же механически повторять, что в принципе он все равно может и должен воспитать любого (а у него их 45, а он сам не образец здоровья, так как уже подорвана нервная система, и не идеал мудреца — заели заседания и внешкольная работа), вместо того чтобы искать конкретные пути воспитания и обучения с учетом природной специфики? Ведь положение о том, что общество в принципе сделает любого индивида своим достойным членом, столь же верно и столь же абстрактно, как мысль о том, что жизнь в принципе всегда — рано или поздно (чуть-чуть: через 1 миллиард лет или через 10) — породит разум. А биологи почему-то смотрят не на любую жизнь, а выбирают приматов или дельфинов.