Ты только попроси. Сейчас и навсегда - Максвелл Меган - Страница 49

– Идем поиграем! – говорю я, беря ее под руку.

Мы выходим из дома, шагаем по снегу, пока не оказываемся напротив комнаты Флина, и начинаем играть в снежки. Вначале Симона ведет себя немного скромно, но после нескольких моих точных попаданий, заметно оживляется. Мы, смеясь, хватаем снег и бросаемся снежками.

Изумленный нашей игрой, к нам выходит Норберт. Поначалу он не хочет участвовать, но уже через пару минут мне удается его завлечь и он присоединяется к нам. Флин за нами наблюдает. Я вижу, что он смотрит на нас через окно, и кричу ему:

– Флин, иди сюда… Давай играть с нами!

Мальчик отрицательно качает головой, а мы втроем продолжаем играть. Я прошу Норберта принести из гаража санки. Когда он возвращается с ними, вижу, что они красного цвета. Вне себя от радости, сажусь на них и съезжаю со снежной горки. Валюсь кувырком и, обвалявшись в мокром снегу, катаюсь со смеху. Следующей скатывается Симона, а потом мы съезжаем с горки вдвоем. Мы с ног до головы в снегу, но счастливы, несмотря на озадаченное лицо Норберта. Он не может поверить своим глазам. Вдруг вопреки всем прогнозам я вижу, что на улицу выходит Флин и смотрит на нас.

– Эй, Флин, иди сюда!

Мальчик подходит, и я предлагаю ему сесть на санки. Он поглядывает на меня с опаской, и тогда я говорю:

– Давай я сяду спереди, а ты сзади, хочешь?

Норберт и Симона подбадривают его, он садится, и тогда я с величайшей осторожностью спускаюсь с горки. К моим радостным крикам присоединяются крики мальчика. Когда санки останавливаются, он с восторгом меня спрашивает:

– А можно еще раз?

Я киваю и не могу нарадоваться тому, что вижу: такого выражения лица я у него еще никогда не видела. Мы вдвоем бежим к Симоне и снова спускаемся с горки.

С этого момента мы все веселимся. Впервые за все время, что я нахожусь в Германии, он ведет себя как ребенок, и когда мне удается уговорить его самого скатиться с горки, то его довольное лицо согревает мне душу.

Он улыбается! У него чудесная, искренняя и дивная улыбка, как вдруг она меняется. Я поворачиваюсь в ту сторону, куда он смотрит, и вижу, что к нам бежит Трусишка. Норберт оставил гараж открытым, и, услышав наши крики, животное не смогло удержаться и мчится с нами поиграть. Мальчик от испуга замирает, я же свищу, и Трусишка прибегает ко мне, а потом, обхватив его за шею, я говорю:

– Флин, не бойся.

– Собаки кусаются, – шепчет он, парализованный от страха.

Я вспоминаю то, что мальчик рассказал тогда ночью в постели, и, поглаживая Трусишку, пытаюсь его успокоить:

– Нет, мой хороший, не все собаки кусаются. Уверяю тебя, Трусишка этого не сделает. – Однако это мальчика не убеждает, и я продолжаю, протягивая ему руку: – Давай. Поверь мне. Трусишка тебя не укусит.

Пес не подходит, а только смотрит на нас. Симона с Норбертом подбадривают его, и тогда мальчик делает шаг вперед, но останавливается. Он боится. Я улыбаюсь и говорю:

– Обещаю тебе, мой хороший, что он не сделает тебе ничего плохого.

Флин недоверчиво на меня смотрит, и тут Трусишка ложится на снег и поднимает лапы вверх. Симона чешет ему брюшко.

– Флин, посмотри. Трусишка хочет, чтобы мы его пощекотали. Иди сюда…

Я тоже чешу псу брюшко, и тот высовывает язык, сияя от счастья.

Вскоре мальчик подходит, наклоняется и со страхом дотрагивается до пса одним пальцем. Уверена, что за многие годы он впервые прикасается к животному. Видя, что Трусишка не шевелится, Флин оживляется и снова дотрагивается до него.

– Ну, как тебе?

– Мягкий и влажный, – шепчет мальчик, притрагиваясь к псу уже ладошкой.

Полчаса спустя Флин и Трусишка уже друзья, а когда мы, смеясь и пища, скатываемся на санках, Трусишка бежит рядом с нами.

Мы все мокрые от снега, но счастливы. Мы здорово проводим время, как вдруг слышим, что подъезжает машина. Это Эрик. Мы переглядываемся с Симоной. Заметив дядю, Флин застывает на месте. Странно. Он не бежит ему навстречу. Когда машина приближается, вижу, что Эрик смотрит на нас, а по его выражению лица догадываюсь, что он не в духе. Ну, так это в порядке вещей. Не в силах промолчать, тихо говорю Симоне:

– О-о! Нас застукали.

Женщина кивает. Эрик останавливает машину, выходит, и по тому, как он хлопает дверью, я понимаю, насколько он рассержен. Он с угрожающим видом направляется прямо к нам.

Мать честная! От моего Айсмена идет такая мощная волна! Хуже всего, когда он хочет выглядеть супергероем. Все замерли и не дышат. Я смотрю на него. Он смотрит на меня. И, подойдя к нам, выкрикивает с порицающим видом:

– Что здесь делает этот пес?

Флин молчит. Норберт и Симона парализованы. Все смотрят на меня, и я отвечаю:

– Мы играли в снежки, и он играл вместе с нами.

Эрик берет Флина за руку и рычит:

– А мы с тобой должны поговорить. Что ты натворил в школе?

Я возмущена тоном, каким он разговаривает с мальчиком. Почему он так с ним себя ведет? Но только я собралась что-то сказать, как он говорит:

– Мне снова позвонили из школы. Судя по всему, ты опять ввязался в драку, и на этот раз очень серьезную!

– Дядя, я…

– Замолчи! – орет он. – Ты прямиком отправишься в интернат. Ты, в конце концов, этого добьешься. Иди ко мне в кабинет и жди меня там.

Под грозным взглядом Эрика Симона, Норберт и мальчик уходят.

Женщина печально на меня смотрит, а я подмигиваю ей, несмотря на то что понимаю, что меня ждет взбучка. Похоже, мой немец вне себя от ярости. Когда мы остаемся одни, Эрик замечает санки и следы на горке и сычит:

– Я не хочу видеть этого пса у себя дома, ты меня слышишь?

– Но, Эрик… послушай…

– Нет, Джуд, я не буду слушать.

– Но ты должен, – не унимаюсь я.

После дуэли взглядов, леденящих кровь, он кричит:

– Я сказал: «Вон!»

– Послушай, если тебя разозлили на работе, не вымещай свое зло на мне. Не перегибай палку!

Он тяжело вздыхает, проводит рукой по волосам и невнятно бормочет:

– Я же тебе говорил, что не хочу видеть этого грязного пса у себя дома, к тому же я не разрешал тебе катать племянника на санках, да еще и вместе с этим животным.

Я удивлена его приступом гнева и, не желая сдаваться, протестую:

– Не думала, что должна просить у тебя разрешения, чтобы поиграть в снежки, или должна? Если ты скажешь «да», то с этого дня буду спрашивать у тебя разрешения, чтобы дышать. Черт, только этого мне не хватало!

Эрик не отвечает, а я сердито добавляю:

– А что касается Трусишки, то я хочу, чтобы он остался. Этот дом достаточно велик, чтобы ты его не видел, если не захочешь. А твой сад больше похож на огромный парк. Я могу построить для него будку, чтобы он жил в ней и охранял дом. Не понимаю, почему ты настаиваешь, чтобы я выбросила его на улицу в такой холод. Разве тебе его не жалко? Бедняга, сейчас же так холодно. Идет снег, а ты требуешь, чтобы я выгнала его. Ну, Эрик, пожалуйста, подумай сам.

Мой Айсмен, мой великолепный мужчина в элегантном костюме и синем пальто, смотрит на Трусишку. Пес машет хвостом, милашка!

– Джуд, ты считаешь меня глупцом? – Я удивленно раскрываю глаза. И поскольку я не отвечаю, он продолжает: – Это животное уже давно живет в гараже.

У меня замирает сердце. Может быть, он еще и мотоцикл видел?

– Ты знал об этом?

– Неужели ты считаешь, что я настолько глуп, чтобы его не замечать? Ну конечно, я знал.

Я замираю, и, прежде чем открываю рот, чтобы ответить, он продолжает:

– Я тебе говорил, что не желаю видеть его в своем доме, но ты все равно его привела и…

– Поскольку ты опять говоришь «в своем доме»… – Я снова начинаю злиться и продолжаю произносить слова уже сквозь зубы, но решаю не упоминать о мотоцикле (если он ничего о нем не говорит, значит, лучше не поднимать эту тему). – Ты постоянно твердишь, что я могу считать этот дом своим, и теперь, когда я приютила бедное животное в гараже, чтобы оно не умерло от холода и голода, ты ведешь себя как… как…