Заратустра: Смеющийся пророк - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 74

Вы были ребенком; помните ли вы, какого числа, в каком году вы стали юношей? Вы меняетесь каждый миг, и изменение настолько постоянно, что вы не можете провести черту: такого-то числа вы стали юношей, такого-то числа достигли средних лет, такого-то числа состарились, а такого-то умерли. Но вы, безусловно, меняетесь.

Когда-то вы были так малы, что вас нельзя было рассмотреть невооруженным глазом. Вы были просто спермой в клетке яичника вашей матери. И то, и другое так крохотно - почти невидимо простому зрению. Это был ваш первый облик. Если бы вы делали настоящий альбом о своей жизни, вам следовало бы начать отсюда. Никто не смог бы узнать вас.

Затем вы начали расти, и за девять месяцев в утробе матери вы прошли все стадии, через которые прошло человечество. Все менялось быстро. От рыбы, с которой началась жизнь, до шимпанзе Чарльза Дарвина — ребенок должен пройти в материнской утробе все эти стадии. Даже если бы вам подарили вашу фотографию первого дня жизни, я не думаю, что вы узнали бы: "Это я".

Вы тоже река; все есть река. Гераклит прав, говоря: "Нельзя вступить в одну реку дважды", потому что река меняется; она никогда не бывает прежней, так как же вы можете вступить в нее дважды? Когда вы делаете второй шаг, это другая вода. Та вода уже могла достичь океана, могла уйти далеко, но это, безусловно, не та вода, в которую вы шагнули в первый раз.

Я настолько согласен с Гераклитом, что хочу сказать: вы не можете вступить в ту же реку даже однажды! — потому что когда ваша нога касается поверхности, вода внизу течет. Когда ваша нога погружается на несколько дюймов, на поверхности течет вода. Пока ваша нога приближается ко дну, вода все время течет — это не та же вода, которой коснулась ваша нога. Дважды — слишком много; это невозможно даже однажды.

Но даже круглый дурак возразит ему. Если кто-то говорит: "Все течет", стоя на берегу реки, даже простаки, даже идиоты возразят ему.

Они скажут: "Да, мы видим, что река меняется, но как же мост, как же горы?" Но горы тоже меняются.

Ученые, работающие на Эвересте, обнаружили, что он до сих пор растет. Он до сих пор становится выше на фут каждый год. Это высочайшая в мире гора, но она очень молодая. Ее рост еще не остановился; она еще несовершеннолетняя. Она не может голосовать!

Есть старые горы, очень старые. Я много лет жил в месте, которое расположено недалеко от самой старой в мире горы, Виндхьячал — всего в тринадцати милях. Я часто ходил к этой горе. Это самая древняя из всех гор. Она первой вышла из океана; затем стали появляться другие части мира. На Виндхьячале до сих пор можно найти мертвые тела, скелеты морских животных — таких животных больше нет, даже в морях. Они существовали больше миллиарда лет назад. Возраст нашей планеты — всего четыре миллиарда лет. Виндхья , должно быть, вышла из океана несколько миллиардов лет назад. Это старейшая гора.

Гималаи очень молоды; самое старое писание Индии - это Ригведа , и там нет упоминаний о Гималаях. Это очень странно, потому что Ригведа была написана недалеко от Гималаев. Там упоминается все; как можно забыть великие Гималаи, их вечные снега? Но возможно, когда писалась Ригведа , Гималаи еще были в океане; они еще не появились.

Все течет, но даже простак возражает ему: "Как? — скажет он, — как это — все течет? Ведь и мост, и перила — над потоком!

Над потоком — все неподвижно и крепко, все ценности всех вещей, мосты, понятия, все "добро" и все "зло": все это - прочно!"

Именно это говорят священники, говорят философы: мораль, религии, наши представления о добре и зле не похожи на реку, они подобны мосту, прочны. Они похожи на горы - вечно на одном месте, они не текут как река.

Но они не знают, что горы тоже текут. Каждый день умирают сотни звезд и рождаются сотни новых. Этой планеты четыре миллиарда лет назад не было, а для вечности четыре миллиарда лет — ничто. А ученые, которые работают над проблемами Солнца, очень обеспокоены, потому что его топливо тратится каждый день, когда оно излучает свет. Его осталось, самое большее, на пять миллионов лет. А через пять миллионов лет Солнце внезапно погаснет; оно умрет. Если даже солнца рождаются и умирают, что может быть стабильно? Что вы толкуете о мостах? Что толку говорить о ценностях добра и зла? Нет ничего прочного.

Когда же приходит зима, укротительница рек, то и умнейшие проникаются недоверием; и поистине, не только глупцы тогда вопрошают: "Не пребывает ли все — в покое?"

"В основе своей все неподвижно", — вот подлинно зимнее учение, подходящее для бесплодного времени, хорошее утешение для лежебок и подверженных зимней спячке.

"В основе своей все неподвижно", — но против этого проповедует ветер в оттепель!

И вот, братья мои, не все ли течет теперь, подобно потоку? Не все ли мосты и перила попадали в воду и сгинули? Кто еще держится там за "добро" и "зло"?

Было бы полезно просто понаблюдать за тем, как нам приходилось менять представления о морали. В древности в Индии одним из самых уважаемых и почитаемых персонажей был Юдхиштхира . Его называли "царем религии". Но он играл в азартные игры. Он проиграл свое царство. Мало того, он проиграл все, что имел. В конце концов, он поставил на свою жену и проиграл также и ее; тем не менее, он считается царем религии — высокоморальным человеком.

Могли бы вы сегодня назвать моральным человека, проигравшего свою жену? Разве жена — имущество? Разве жена - собственность? Во-первых, азартные игры не кажутся чем-то очень моральным. Во-вторых, использовать жену в качестве ставки — такое неуважение к женщинам, что этого человека сегодня явно нельзя было бы даже назвать человеком. Он был животным, он вел себя так примитивно. Но индийские писания до сих пор называют его Дхармарадж, король религии.

В древнеиндийских писаниях Богу преподносятся человеческие жертвы. Индуисты поднимают такой шум вокруг коровы; но вы будете удивлены: зарезать корову в жертву Богу было обычным делом. И не только коров и других животных — не щадили даже людей. Человеческие жертвы были широко распространены, и они считались религиозным ритуалом. Можете ли вы считать, что принести в жертву живого человека, отрубить ему голову, преподнести его плоть и кровь - это прасад, дар для Бога? И, тем не менее, этим писаниям поклоняются даже сегодня. И никто не возражает: "Эти писания нужно поместить в музей как исторические документы. Их нельзя больше рассматривать как религиозные".