Акедия - Бунге Габриэль - Страница 23

Если «душа не понимает, что быть искушаемой ради Христа – это тоже дар Святого Духа», следует напомнить ей слова апостола: по Его благоволению нам «дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него»[363].

Постепенно человек начинает понимать, что эти «искушения» необходимы и без них нет спасения:

«Как атлет не может стяжать венец, не сражаясь, так невозможно быть христианином без брани»[364].

Кто избегает благополезного искушения, избегает вечной жизни[365], ибо тот, кто не терпит гонений ради Господа, не узрит брачный чертог Христа[366].

Так, уныние и депрессия, лишённые изначально всякого положительного смысла, постепенно теряют свой исключительно вредоносный характер, чтобы стать дорогой к подлинно христианскому житию, sequella Christi[367].

«Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принёс молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Своё благоговение; хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию, и, совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного»[368].

Многим, вероятно, предложенные средства от уныния не покажутся столь уж притягательными, поскольку так или иначе все они предполагают отказ от всякого рода наслаждений. «Отказ, – возразят нам, – это же наилучший способ усилить чувство подавленности и агрессивность?» Конечно, это так, если отказ не открывает новые горизонты, перспективы, не даёт надежды однажды выйти из этого плачевного состояния. Однако приведённые фрагменты из трактатов Евагрия позволяют судить о том, насколько конечный выигрыш выше первоначальной ставки.

Прежде всего, требуется внутренний покой, безмятежность ума.

Дух уныния гонит монаха из дому его, а кто имеет терпение, тот всегда пребывает в безмолвии[369].

Этот покой – внешнее проявление того состояния невозмутимости, которое Евагрий называет «бесстрастием» (апатия) и рассматривает как привилегию, которая даруется тому, кто с мужеством выдержал испытания[370].

Кроме того, уныние, перенесённое с терпением, делает душу «в высочайшей степени испытанной»[371]. «Испытанный» – это специальный термин, который, в частности, употребляется в металлургии: золото и серебро, «испытанные» огнём, становятся очищенными от всяких примесей. (Вот зачем Бог попустительствует искушениям, как и в случае Иова[372]). Так, уныние очищает сердце от всякой скверны, то есть от всякой страсти и делает его «светоносным». И мы увидим, что это не просто метафора.

Наконец, Евагрий утверждает: если мы не сдаёмся под натиском беса уныния, за ним уже не приходит никакой другой бес, и тогда наступает состояние «неизречённой радости и мира»[373].

Покой, бесстрастие, «сияние» сердца, а также обычное состояние умиротворения и радости – ключевые понятия мистического учения Евагрия Понтийского[374]. Но почему же в нём столь важное место занимает уныние? Из приведённых выше фрагментов[375] явствует, что речь в них, прежде всего, идёт о личной встрече с «Богом отцов наших», скрытым в Неопалимой Купине. Теперь же со страхом и трепетом проникнем во «внутренние дворы» мистического учения понтийского монаха.

Насколько можно судить по многочисленным цитатам, приведённым выше, между унынием и молитвой существует, на первый взгляд, парадоксальная теснейшая связь:

Дух уныния отгоняет благодатные слёзы,

а дух печали сокрушает молитву[376].

Монах в унынии ленив к молитве и иногда не выговаривает молитвенных речений[377].

Уныние – беспечность в молитве[378].

Едва ли можно понять истинный смысл этих утверждений, если не знаешь, какое значение Евагрий придаёт молитве:

Молитва приготавливает ум осуществлять то действие, которое ему свойственно[379].

Молитва есть действие, подобающее достоинству ума, или наилучшее и подлинное его употребление[380].

ТОЛЬКО В МОЛИТВЕ ЧЕЛОВЕК ВОИСТИНУ ЯВЛЯЕТСЯ САМИМ СОБОЙ!

Когда уныние и печаль в душе задерживаются надолго, они умерщвляют духовную жизнь. Несмотря на внешнюю активность, внутри нас образуется пустота, это приводит к «ожесточению»[381] и «бесчувствию»[382], из-за которых молитва и любое духовное делание становятся непосильными и, в конце концов, невозможными. Совершенно справедливо Евагрий считает молитву самым надёжным средством познать своё внутреннее состояние[383], поскольку в молитве нам представляется своего рода итог нашей прежней жизни[384].

Уныние проявляется в чувстве подавленности и агрессивности. Нет ничего удивительного в том, что Евагрий называет печаль и гнев главными препятствиями на пути к молитве:

Опечаленный монах не подвигнет ума к созерцанию и никогда не воспошлёт чистой молитвы, потому что печаль – препятствие всему доброму. Узы на ногах – препятствие скорому шествию, а печаль – препятствие созерцанию[385].

Не отдавай себя помыслу гнева, мысленно сражаясь с тем, кто тебя обидел. Также не предавай себя и помыслу блуда, мечтая постоянно о наслаждении. Первый помысел омрачает душу, а второй призывает её к разжиганию страсти, но оба оскверняют ум твой. А поэтому, если ты во время молитвы рисуешь в своём воображении призрачные образы, а не приносишь Богу чистую молитву, ты сразу же попадёшь под власть беса уныния, который именно при таких состояниях и набрасывается на нас, подобно псу похищая душу, словно оленёнка[386].

Вот почему Евагрий увещевает примириться с нашим врагом, прежде чем приступить к молитве[387], иначе она станет напрасным трудом[388]. Ибо более всех молитве вредит грех гневливости[389]. Воистину только негневливым ведома безмятежность[390]. Поскольку гнев происходит от неутолённых желаний, именно с них и следует начинать[391]. Этим он ещё раз показывает, что в области духовной жизни, как и в жизни вообще, всё взаимосвязано, и причиной многих несчастий являются наши необузданные желания.