О природе человека - Уилсон Эдвард Осборн - Страница 32
- Предыдущая
- 32/63
- Следующая
«Из своего охотничьего ружья я выстрелил в птицу, которая сидела на соседнем дереве, и убил ее. Вся деревня была шоке. Мужчины, женщины и дети не знали, что и думать. Не понимая, что произошло, они выразили свои чувства ужасным криком — я чуть не оглох от их рева. Я показал им убитую птицу. Они внимательно ее осмотрели. Я заметил на том же дереве еще одну, выстрелил, и она упала на землю. Изумление возросло еще больше, и они закричали громче, чем в первый раз»{131}.
За несколько лет вожди маори сумели приобрести ружья и начали использовать их в войнах с соседями, что имело самые ужасные последствия. Один из вождей племени нга-пуи Хонги Хики купил у британских торговцев 300 ружей и сделался настоящим завоевателем. Хонги Хики умер в 1828 году, но до этого он вместе со своими союзниками совершил множество вылазок и убил тысячи человек. Главным мотивом была месть за прежние поражения, но попутно племени удалось укрепить свое влияние и значительно расширить территорию. Чтобы сохранить паритет в сложившейся обстановке, другие племена тоже поспешили вооружиться.
Вскоре гонка вооружений начала ограничивать сама себя. Тяжелую цену пришлось заплатить даже победителям. Чтобы покупать новые мушкеты, маори посвящали большую часть времени производству льна и других товаров, которые можно было обменять у европейцев на ружья. А чтобы выращивать больше льна, им приходилось забираться на болотистые равнины, где многие умерли от болезней. Примерно за 20 лет мушкетной войны четверть населения погибла по той или иной причине, связанной с конфликтом. К 1830 году нга-пуи начали задумываться, а стоит ли вести войны во имя мести. Вскоре прежние ценности окончательно рухнули. В конце 30-х — начале 40-х годов XIX века маори быстро и массово обратились в христианство, и война между племенами окончательно прекратилась.
Подводя итог, скажем, что человеческую агрессию невозможно объяснить ни дьявольскими кознями, ни проявлением зверского инстинкта. Агрессия не является патологическим симптомом воспитания в жестокой среде. Люди изначально предрасположены к безрассудной ярости в ответ на внешние угрозы. Они культивируют в себе враждебность, чтобы победить источник угрозы и обеспечить себе надежную безопасность. Наш мозг запрограммирован следующим образом: мы делим других людей на друзей и чужаков точно так же, как птицы исполняют территориальные песни и ориентируются по полярным созвездиям. Мы страшно боимся действий чужаков и пытаемся решить конфликт с помощью агрессии. Эти усвоенные правила сложились за последние сотни тысяч лет человеческой эволюции, чтобы обеспечить биологическое преимущество тем, кто преданно им следует.
Усвоенные правила проявления агрессии через насилие по большей части устарели. Мы более не охотники-собиратели, которые разрешали свои споры с помощью копий, стрел и каменных топоров. Но понимание этого факта вовсе не значит, что правила эти исчезли. Мы можем лишь обходить их. Поскольку правила в латентном состоянии все же сохраняются, мы должны сознательно искать трудные, нехоженые пути психологического развития, которые позволят их покорить и преодолеть глубинную человеческую склонность к насилию.
Индейцы яномамо говорили: «Мы устали сражаться. Мы больше не хотим убивать. Но другие опасны, и им нельзя доверять»{132}. Нетрудно заметить, что все люди думают так же. Поставив своей целью пацифизм, ученые и политически лидеры должны глубже изучать антропологию и социальную психологию, а затем открыто использовать эти технические знания в политической науке и повседневной дипломатии. Чтобы обеспечить надежный, прочный и долгий мир, политические и культурные узы должны стать перекрестными{133}.
Ученые, великие писатели, успешные бизнесмены и марксисты-ленинцы по большей части бессознательно делали это на протяжении жизни многих поколений. Если клубок запутается еще больше, то будущим поколениям будет еще сложнее воспринимать друг друга как нечто совершенно отдельное, живущее по правилам собственной расы, языка, национальности, религии, идеологии и экономических интересов. Несомненно, есть и другие приемы, с помощью которых можно преодолеть этот аспект человеческой природы с тем, чтобы использовать его в интересах благополучия человечества.
Глава 6. СЕКС
Секс — центральный элемент человеческой биологии, протеев феномен, который пронизывает каждый аспект нашего существования и с каждым жизненным циклом принимает новые формы. Сложность и неопределенность его связана с тем, что секс предназначен не исключительно для размножения. Эволюция создала множество более эффективных способов размножения организмов, чем сложные процедуры спаривания и оплодотворения. Бактерия просто делится пополам (у многих видов деление происходит каждые 20 минут), грибы рассеивают бесчисленное множество спор, гидры отпочковывают потомство прямо от своего ствола. Каждый фрагмент поврежденной губки превращается в новый живой организм. Если бы единственной целью репродуктивного поведения было умножение, то наши млекопитающие предки могли бы развиваться без секса. Каждый человек мог бы быть бесполым и давать новое потомство из поверхностных клеток матки. Даже сейчас иногда происходят стремительные случаи бесполого размножения, когда уже оплодотворенная клетка делится пополам и дает жизнь однояйцовым близнецам.
Нельзя считать основной функцией секса и получение и дарение наслаждения. Подавляющее большинство животных исполняют сексуальный акт механически и с минимальной прелюдией. Пары бактерий и простейших формируют сексуальные союзы, не имея нервной системы. Кораллы, моллюски и многие другие беспозвоночные просто выпускают свои половые клетки в окружающую воду — в буквальном смысле слова не задумываясь, поскольку мозга у них нет. Наслаждение — это в лучшем случае стимул для спаривания, заставляющий существ, обладающих развитой нервной системой, тратить время и силы на ухаживание, спаривание и воспитание потомства.
Более того, секс во всех смыслах процесс затратный и рискованный. Репродуктивные органы людей анатомически очень сложны, что делает их подверженными смертельно опасным сбоям, примером которых могут служить внематочная беременность и венерические заболевания. Процессы ухаживания длятся гораздо дольше, чем эго требуется для минимального сигнализирования. Процессы эти энергетически затратны и даже опасны, ведь более энергичные особи подвергают себя серьезному риску быть убитыми соперниками или хищниками. На микроскопическом уровне генетические механизмы, определяющие пол, настроены очень тонко — и настройка эта легко сбивается. У людей одна лишняя или одна недостающая хромосома, один крохотный сдвиг в гормональном балансе развивающегося плода может привести к аномалиям физиологии и поведения{134}.
Таким образом, секс сам по себе не имеет явных дарвиновских преимуществ. Более того, половое размножение автоматически вызывает генетический дефицит. Если организм размножается без секса, все потомство идентично. Когда же организм вступает в сексуальное партнерство с другим, отличным индивидом, половина генов у потомства будет иметь чуждое происхождение. С каждым последующим поколением генный вклад в потомство будет сокращаться наполовину.
У размножения, не связанного с сексом, масса преимуществ. Такое размножение может быть прямым, безопасным, не требующим энергетических затрат, приватным и эгоистичным. Почему же тогда возник секс?
Самый убедительный ответ: секс создает разнообразие. А разнообразие помогает родителям защититься от непредсказуемо изменяющейся среды. Представьте себе два вида животных, причем оба состоят исключительно из индивидов, несущих два гена. Обозначим один ген A, а другой a. Предположим, что ген А несет карий цвет глаз, а а — голубой, или А — ген правшей, а а — левшей. Каждый индивид несет в себе гены Аа, поскольку обладает обоими. Предположим, один вид размножается без помощи секса. Следовательно, все потомство будет нести в себе гены Аа.
- Предыдущая
- 32/63
- Следующая