Сказки тысячи ночей - Джонстон Э. К. - Страница 3

Сестра взяла меня за руку и вывела на улицу, чтобы не дать слугам Ло-Мелхиина повода тащить нас из шатра силой. Я шагала навстречу своей судьбе, а сестра шагала рядом со мной. Впервые люди оборачивались на меня, а не на нее.

Мы подошли к остальным девушкам, которые с удивлением уставились на мой роскошный наряд. Я встала впереди всех, выделяясь на их фоне темным и ярким пятном. Моя сестра, прежде столь ослепительная в своем простом одеянии, теперь казалась грубоватой копией. Прелестной, но несовершенной. Я слышала, как мужчины перешептываются у нас за спиной:

– Ну надо же! А ведь она ничуть не хуже сестры. Как жаль, что мы не замечали этого раньше!

Я не смотрела на них. Держа сестру за руку, я вела всех за собой к колодцу, у которого стояли, перебирая копытами, взмыленные лошади. Мы проходили мимо чужих шатров, где жили семьи, у которых было меньше скота и меньше детей. Остальные девушки шли следом, стараясь держаться ко мне поближе. Они чувствовали, что могут укрыться в моей тени, в моем пурпурном оазисе, который даст им надежду на спасение. Колодец всегда был для нас источником жизни, а теперь возле него одна из нас встретит свою смерть.

Ло-Мелхиин не стал спешиваться. Он сидел в седле, возвышаясь над нами и отбрасывая на песок длинную тень. Я не видела его лица. Подняв голову, я увидела лишь черное пятно на фоне слепящего солнца. Тогда я стала смотреть на его коня. Я не хотела опускать взгляд. За мной стояли остальные девушки, а позади старейшины удерживали их плачущих матерей. Я задумалась о том, кто обнимает мою мать, – ведь ни отца, ни братьев дома не было, – но не стала оборачиваться. Мне хотелось быть решительной и твердой, как камень, но страх начал закрадываться в мое сердце. А что, если, несмотря на все мои усилия, выберут сестру? А что, если выберут меня – и я умру? Я отогнала эти мысли прочь и снова стала думать обо всех тех историях, нити которых вплела в свой план. Их герои не отступали. Они твердо шли избранным путем, не оглядываясь назад, что бы ни ожидало их впереди.

– Сделай меня божеством, – прошептала я сестре. – Когда меня не станет.

– Я сделаю это прямо сейчас, – ответила она под звон сбруи, пока слуги Ло-Мелхиина спешивались и шли к нам. – Какой прок от того, что тебя почитают, когда ты мертв? Мы начнем сразу же, как они заберут тебя, и ты станешь божеством раньше, чем доберешься до касра.

Я молилась богам всю свою жизнь. Отец отца нашего отца был великим скотоводом – у него было столько овец, что не сосчитать и за целый день. Он продавал шерсть деревням по всей пустыне, и мы всегда молились ему, когда отец уходил с караваном. Отец всегда возвращался домой невредимым, с подарками для наших матерей, работой для моих братьев и прибылью для всех нас, но иногда я задумывалась – а было ли это заслугой божества? Впервые мне захотелось, чтобы отец был здесь. Он не смог бы меня спасти, но я могла бы спросить у него, ощущал ли он помощь божества, когда был в пути.

– Спасибо, сестра, – промолвила я. Я не была уверена, что это мне поможет, но вреда это причинить не могло.

Один из стражников Ло-Мелхиина грубо схватил меня за плечо, но я с готовностью пошла за ним к лошадям. Его лицо было закрыто повязкой, но глаза выдавали его. Ему не больше моего хотелось быть здесь, но он исполнял свой долг, как и я.

Поняв, что я не буду сопротивляться, он ослабил хватку. Я держалась прямо и не оборачивалась, хоть и слышала позади себя рыдания своей матери. Я могла бы обратиться к ней, а не к матери своей сестры, но она бы не помогла мне. Она бы сделала то, чего не мог сделать мой отец, – попыталась бы меня спасти. А это стоило бы мне сестры.

– Я люблю вас, – крикнула я. Эти слова предназначались им всем – и соседям, и родственникам, и обеим нашим матерям, но в то же время они были обращены лишь к моей сестре.

Когда меня сажали на лошадь, сестра опустилась на колени. Ее белое платье испачкалось в песке, волосы упали на лицо. Она стала петь на нашем семейном наречии, на котором отец отца нашего отца говорил со своими овцами и которое я слышала, сидя подле отца, пока он обучал ему моих братьев. Я слышала отдельные слова, но не могла разобрать их. Я знала, что поют для меня, потому что чувствовала, как любопытный ветер треплет мое покрывало, чтобы взглянуть на лицо той, что удостоилась столь горячих молитв.

Ло-Мелхиин рассмеялся, решив, что она горюет о разлуке со мной. Но я знала, что он ошибается. Так подсказывало мне сердце.

Кони Ло-Мелхиина были быстры, словно вихри, танцующие на песке. Не успела я оглянуться, как шатры нашего отца и шатры вокруг колодца исчезли из виду. До того, как стражник усадил меня в седло, это был весь мой мир, а теперь я потеряла его навсегда. Никогда больше я не буду рассказывать сказки своей сестре, изображая руками тени животных в свете лампы. Я стану королевой, пусть и совсем ненадолго, и никогда больше не буду жить в шатре.

Ло-Мелхиин ехал впереди, а его стражники выстроились вокруг меня. Это была пустая предосторожность. Я не умела ездить верхом, и все мои силы уходили на то, чтобы не выпасть из седла. Но даже если бы мне и удалось бежать, идти мне было некуда. Вернись я в деревню, стражники просто догнали бы меня, а попытавшись бежать в пустыню, я бы стала добычей пустынных воронов еще скорей, чем если бы продолжила свой нынешний путь. Я поглядывала на стражников, стараясь рассмотреть, как они сидят и как прижимают ноги к бокам лошадей. Я попыталась подражать им, но вскоре у меня разболелись мышцы. Я была рада, что мое лицо закрыто покрывалом. Мне не хотелось, чтобы они видели мои страдания.

Когда солнце достигло зенита, мы остановились, чтобы напоить лошадей. Это были кони пустынной породы, и они могли бы скакать без передышки весь день, но путь будет легче, если дать им передохнуть. На Ло-Мелхиине не было шпор. Я всегда думала, что лошади очень дороги, ведь даже у нашего отца не было ни одной, – и теперь я окончательно в этом убедилась, потому что Ло-Мелхиин был добр к своему коню. Он сам держал голову животного, поднимая к его губам бурдюк с водой. Рука его нежно гладила морду лошади, и это заставило меня задуматься.

Что это за человек, у которого на руках столько крови, что он может выбрать новую жену, едва взглянув на ее и зная, что она вскоре присоединится к длинному списку его жертв, но при этом останавливается на пути домой, чтобы поберечь лошадей? Я ни на секунду не задумалась об этом, спеша спасти сестру. Я думала о ее жизни, о счастье ее матери, но не думала о том, что ждет меня в этом браке. Одну ночь или тридцать проведу я с этим человеком, который смеялся над слезами моей сестры, но поил лошадь из собственных рук?

Конечно, с сестрой и нашими матерями мы говорили о браке. Расшивая пурпурную дишдашу, что была теперь на мне, мы вкладывали в каждый стежок свои надежды и мечты о будущем.

Мы знали, что однажды наш отец объявит, что нашел жениха моей сестре, а затем и мне, и мы переедем в шатры своих мужей. Будет пиршество, будут песни и все старые обряды. А потом – первая брачная ночь. Теперь же у меня не будет ничего этого – за исключением последнего.

Я огляделась по сторонам, продолжая неуклюже сидеть в седле. Никто не помог мне спешиться, и я твердо решила не пытаться сделать это самостоятельно, чтобы не упасть. Стражник, который увел меня от сестры, был одет в кожаный костюм, куда более подходящий для езды по пустыне, чем мое платье. Он подошел ко мне и протянул бурдюк с водой. Я взяла его, отпила совсем чуть-чуть и отдала назад. Стражник отвел глаза.

– Соли, – приказал Ло-Мелхиин. Это было первое слово, что я от него услышала.

Стражник протянул мне свою солонку – маленькую резную шкатулку, которую он носил на поясе. Взяв ее в руки, я поняла, что она сделана из дерева, а значит, стоит дороже, чем весь мой наряд. Внутри был драгоценный минерал, который поможет нам всем выжить под палящим солнцем. Я облизнула палец и макнула его в россыпь белых крупинок. Я знала, что вкус будет неприятным, но просунула руку под покрывало и заставила себя съесть все. Стражник снова протянул мне воду. На этот раз я выпила побольше, чтобы избавиться от привкуса соли во рту, но успела увидеть, как он бережно, почти любовно пристегнул солонку на место. Она явно была дорога ему не только из-за ценности дерева.