Хорёк (СИ) - Иванников Алексей Алексеевич - Страница 45

И тут меня прорвало: вся злость и ненависть, копившиеся к таким как Блыдник и собиравшиеся в глубине – да, именно они заставили меня полезть вперёд! Я себя не контролировал, а хитрые и шустрые лапки, отличавшиеся прежде в одном, взялись за другое: как будто со стороны в хорошо освоенной компьютерной игре я смотрел на открывающуюся широко дверь и злобную морду Блыдника, успокоившуюся и ушедшую куда-то вниз после трёх точных выстрелов в упор, а потом ещё морды трёх его ублюдков-подельников, выплывавшие из тени и приближавшиеся ко мне, так что приходилось снова нажимать на курок, а когда патроны кончились, лапки так же быстро перезарядили оружие, и тот, пятый, кто только что выяснял отношения с Блыдником и вернулся на площадку, тоже получил две пули, и только тогда я снова взял под контроль столько всего только что наделавшее тело, и быстро уже спустился вниз и выбежал из подъезда.

Менты рядом не светились, здесь мне в чём-то повезло, они не набросились на меня с дубинками и ногами, как непременно случилось бы при неудачном развитии. Людей бродило немного и никто из них не смотрел в мою сторону, так что я мог уйти незамеченным. Пару кварталов в сторону ближайшего метро я протопал быстрым шагом, прислушиваясь к звукам: но сирены или чего-то подобного я так и не услышал, и, слегка успокоившись, стал приглядываться, где бы скинуть волыну.

Держать ТТ после такого было, естественно, невозможно: ну какой идиот стал бы хранить подобное оружие? Одна из помоек показалась мне подходящей: проходя в тихом месте мимо прилично забитых зелёных мусорных ящиков, я тихо сбросил туда пистолет, завёрнутый в тряпку. Контейнеры могли увезти уже скоро, и если бы меня никто не выследил, пистолет вполне мог затеряться в скоплениях мусора где-нибудь за окраиной города. По крайней мере я на это рассчитывал, не спеша двигаясь дальше по улице, в конце которой – метров через триста или четыреста – ждал вход в метро, где уже вряд ли меня могли в чём-то заподозрить.

Но как дело для меня кончилось: я думаю, вы сами знаете. В составленных и подписанных протоколах, я не сомневаюсь, вы уже читали и про облаву у входа в подземку, и про доблестные действия ментов, задержавших опасного – никак не иначе! – убийцу, и про полученные почти сразу признания: а что оставалось делать, когда они начали избивать меня ногами, даже не потрудившись прикрыть свои красные от усердия морды?! Кто-то всё-таки видел меня на месте убийства и смог даже дозвониться до обычно тупых и податливых ментов в их главную службу, и сделал это так хорошо – подсматривая, видимо, в глазок входной двери – что даже мои приметы смог он описать добросовестно и подробно, и то, что могло кончиться безнадёжным мёртвым висяком, завершилось наоборот: рапортом о блестящей победе и наверняка случившимся вручением медалек и присвоением новых званий. Так что, когда меня усадили за стол и я начал надиктовывать, описывая всё то, что случилось только что, в последние часы, я понял: это конец. И ничего тут не поделаешь…

Потом, когда я попал к серьёзным следователям, я пытался объяснить им детали и подробности: и кто такой Блыдник, и про изнасилование, и почему таким тварям и сволочам не должно быть места на земле, и как таким вот случайным мелким свидетелям приходится брать на себя тяжёлую миссию и соскребать их отсюда. И про шоковое состояние, в котором я находился, делая всё это. Хотя лишних четыре жмурика, совсем не так виноватые, а то и не виноватые вовсе: это было уже слишком. Я честно рассказывал обо всех мелких деталях и подробностях, но как-то особо они их не интересовали, а выданный мне адвокат – старый почти опустившийся пьянчуга, которому скоро следовало отправляться на пенсию – так и не нашёл ничего отменяющего или хотя бы смягчающего мою вину. Гнусавый старпёр, я помню, блеял всё что-то про состояние аффекта, но ни у следователя, ни у судей такое блеянье не нашло ответа, и за каждого жмурика мне отмерили по пятёрке. Хотя прокурор требовал пожизненного, и только изнасилование они посчитали ма-аленьким таким смягчающим обстоятельством.

Я не знал, кстати, ничего про остальных четырёх жмуриков, подвернувшихся под руку, и только при общении со следователем, когда я выложил подноготную того заведения и описал все происходившие там непотребства, он объяснил мне, кто они такие. Ну как же, разумеется они оказались бизнесменами: элитой страны, занимавшейся только элитным развратом и элитными извращениями, как же по-другому! Один оказался банкиром, ещё двое – владельцами частных фирм, и только тот последний, в которого я по инерции вкатил последние две пули – всплыл каким-то мелким служащим, с которым они тоже проводили свои мерзкие грязные эксперименты и опыты, так что единственный, кому я на самом деле сочувствую: это он. Я помню, как на суде даже просил прощения у его родственников и друзей, игнорируя близких остальных тварей и ублюдков, так что… Не повезло тому парню, оказавшемуся в том же положении, что и я, но не сумевшему найти из него близкого и подходящего выхода.

Так что когда прокурор давал мне последнее слово, я твёрдо сказал: что раскаиваюсь в убийстве четверых, оказавшихся там случайно, по стечению обстоятельств, и совершенно не жалею Блыдника, получившего честно по заслугам, не только за меня, но и за всех пострадавших, так что никакого раскаяния и жалости с моей стороны нет и не будет. И если бы представилась возможность: то сделал бы то же самое, но умнее и без лишних жертв. Не знаю, поняли ли меня судьи, но зал, наполненный тогда битком, по-моему понял и согласился, и защёлкавшие камеры и фотоаппараты оставили всем на память мои последние следы перед отправкой сюда, где я, несмотря на лишения и трудности, остался тем, кто я есть: маленький тощий герой-одиночка, непобедимый несгибаемый Хорёк.