Взлетная полоса - Беляев Александр Романович - Страница 22

– Как, Сергей Дмитриевич, добрались?

– Благодарю. Без всяких осложнений, товарищ генерал-лейтенант.

– Называйте меня, пожалуйста, по имени-отчеству, Владимир Георгиевич, – попросил Ачкасов. – Где остановились?

– В общем, у друзей, – не стал вдаваться в подробности Кольцов.

Ачкасов предложил Кольцову место за большим столом, сам сел рядом, сказал:

– Если захотите переехать в гостиницу, вам сейчас же предоставят номер.

– Спасибо. Вероятно, обойдусь.

Поговорили о делах в полку. Разговаривать с Ачкасовым было легко. Он отлично знал жизнь частей, вопросы задавал деловые, умел выслушать собеседника. Неожиданно Ачкасов спросил:

– Вы что окончили, Сергей Дмитриевич?

– МГУ.

– И кто у вас читал физику?

– Академик Верховский.

– Владислав Андреевич? – расплылся в улыбке Ачкасов.

– Он самый.

– Боже мой! Отлично знаю! Мы с вами коллеги. Когда-то я тоже слушал его лекции. Тогда все понятно…

Ачкасов помолчал, углубившись в свои мысли. Теплая улыбка долго не сходила с его губ. Глаза щурились, смотрели куда-то сквозь стену кабинета. Он показался Кольцову усталым, но гораздо моложе, чем тогда, ночью, на танкодроме, когда Кольцов докладывал ему о результатах заезда. Но тогда Кольцов и не имел возможности разглядеть его хорошенько. А теперь от его взгляда не укрылось ничего: ни густые пепельные волосы генерала, ни внимательный взгляд его умных серых глаз, ни тонкий нос с чуть заметной горбинкой, ни гордая посадка головы. Кольцов невольно залюбовался им.

– А вы с Верховским очень похожи друг на друга, – сказал вдруг Кольцов.

– Если только внешне, – улыбнулся Ачкасов. – Характер у будущего лауреата был уже в те годы не приведи господи! А вы, кстати, знаете, что ему присуждена Ленинская премия?

– Так точно. В позапрошлом году ехал в отпуск, специально заезжал в университет, поздравлял его, – ответил Кольцов.

– Удивительный он все-таки человек. Совершенно не признает никаких компромиссов, необычайно упорен в достижении цели и абсолютно не желает считаться ни с какими условностями. Понадобилось ему что-нибудь – вынь да подай. Задумал что-нибудь – свернет гору. Чужих мнений для него не существует… Как только вы сдавали ему экзамены?!

– По три, по четыре раза, – признался Кольцов. – Пока не распознали его ахиллесову пяту.

– А она у него есть?

– Во всяком случае, путь к нему мы нашли. На него надо наступать, все время атаковать вопросами. И чем больше вопросов задаешь ему ты, тем меньше потом будет гонять тебя он. А особенно ценил такие вопросы, на которые сам не мог ответить с ходу.

– Вы тоже задавали ему такие вопросы? – пытливо взглянул на собеседника Ачкасов.

– Бывало, – усмехнулся Кольцов. – Правда, готовиться к ним приходилось больше, чем к любому экзамену.

– Похвально! – встал вдруг со стула Ачкасов. Он подошел к своему шкафу и вернулся, держа в руках объемистую тетрадь Кольцова. – Похвально. Впрочем, Сергей Дмитриевич, судя по этим записям, другого ответа я от вас и не ожидал. Ну как, догадываетесь, зачем я вас вызвал в Москву?

– В самых общих предположениях. Вероятно, что-нибудь связанное с «Совой».

– Именно. Но вам надо знать не в общих чертах, а точно. И я вам выскажу все, как оно есть, – сказал Ачкасов и снова сел рядом с Кольцовым. – Естественно, что нам интересно знать ваше мнение о приборе как испытателя. И не только интересно, но и важно. Но вы не просто высказали свое мнение, не просто дали оценку «Сове», вы разобрали детально и ее качества, и, что наиболее ценно, ее возможности. И, что имеет первостепенное значение, разобрали и как командир, которому предстоит решать с «Совой» практические огневые задачи, и как физик. Видите, сколько поводов было у меня для встречи с вами?

Кольцов утвердительно кивнул.

– Но понятно вам еще не все, – поспешил предупредить его Ачкасов. – А без этого мы никогда не добьемся взаимопонимания. Вы должны знать нашу точку зрения на эту работу вообще, и на последнюю модернизацию прошлогоднего варианта «Совы-один» в частности. В какой-то степени конструкторское бюро с возложенным на него заданием справилось. Впервые в отечественном приборостроении создан прибор ночного видения с такой высокой чувствительностью. Но выполнить свою задачу до конца конструкторы, к сожалению, не смогли. Мы вынуждены констатировать, что последняя модернизация не принесла тех результатов, которых, не скрою, мы от нее ждали. И этот новый вариант «Совы», если хотите, его можно назвать «Сова-два», мы вынуждены рассматривать лишь как промежуточный.

– Неудача не случайна. Она должна была постигнуть КБ. Я докладывал это в своем отчете, – заметил Кольцов.

– Возможно, это так, – не стал возражать Ачкасов и, о чем-то подумав, грустно улыбнулся. – Одного отчета, как бы доказателен, дорогой Сергей Дмитриевич, он ни был, – всего лишь бумага. Оппонент довольно бесстрастный. Кроме того, совершенно не способный отвечать на дополнительные вопросы. А люди так уж устроены, что защищаются они, как правило, изворотливо и очень неохотно признают свое поражение. И в этом не всегда можно узреть какую-то корысть. Зачастую ими движет простая инерция.

– Что же вы от меня хотите, Владимир Георгиевич? – начиная кое о чем догадываться, спросил Кольцов.

– Вот я и подумал, – продолжал Ачкасов, – отчет отчетом, а не смогли бы вы, Сергей Дмитриевич, лично, как испытатель, высказать все свои замечания по прибору, ну, допустим, руководителю работ?

– Кто такой?

– В данном случае подполковник-инженер Руденко Игорь Николаевич. Супруг уже знакомой вам Юлии Александровны.

– Вполне могу, – решительно согласился Кольцов.

– Отлично. Достойно учителя, – довольно улыбнулся Ачкасов. – А кроме замечаний вы могли бы поконкретнее разобрать возможности «Совы» при действии ее в различных условиях обстановки, при естественных и искусственных помехах и так далее?

– Ну, это для меня несколько труднее, – признался Кольцов. – Мне ближе теория вопроса.

– Но вы уже кое-что в этом направлении сделали, – положил руку на тетрадь Кольцова Ачкасов.

– Там чистая физика.

– Знаю. Кстати, давайте договоримся: во-первых, никаких своих записей вы больше в КБ не передаете. Это только помешает нашей общей задаче. И во-вторых, это не такая уж чистая физика. Я бы назвал ее скорее прикладной физикой. А она гуляет по рукам. Бог с вами, Сергей Дмитриевич!

– Я показал эту тетрадь только Руденко, – смутился Кольцов.

– Не показали, а передали, – уточнил Ачкасов. – А потом, как видите, она попала ко мне… Было бы правильнее, если бы вы переслали ее служебной почтой. Ну да ладно. Теперь об этом позабочусь я сам. А вы скажите мне, какие конкретно испытываете затруднения с предстоящей разборкой?

– Я ни разу не видел полной технической документации прибора, – признался Кольцов. – Я шел больше от принципа…

– Понимаю. Вам дадут все чертежи.

– Наверняка понадобиться почитать что-нибудь еще…

– Закономерно. Вас познакомят с каталогом новинок технической литературы. Если надо – к этой работе подключат переводчика.

– Спасибо. Английским я владею вполне, – поблагодарил Кольцов.

– Есть очень интересные открытые японские источники.

– Не откажусь.

– Что еще?

– Наверно, понадобится время, чтобы все это обмозговать.

– Вас никто не подгоняет. Но месяца хватит?

– Сейчас мне кажется, что да.

– В таком случае желаю успеха, Сергей Дмитриевич, – встал со стула Ачкасов и протянул Кольцову руку. – Завтра даю вам день отдыха. Мы за это время подготовим все необходимое для вашей работы. А послезавтра прошу приступать. Приезжайте сюда.

Кольцов пожал Ачкасову руку и вдруг спросил:

– Я, естественно, готов выполнить ваше поручение. Но теперь, когда мне стало ясно все, я подумал вот о чем. Может, было бы лучше поручить доклад какому-нибудь более авторитетному специалисту?

Ачкасов отрицательно покачал головой:

– Никакой необходимости в этом нет.