Среди факиров - Буссенар Луи Анри - Страница 22

• Предыдущая
• 22/51
• Следующая

Капитан лечит слона. — Друзья. — Место катастрофы. — Крушение поезда. — Под обломками. — Ум, ловкость и сила слона. — Патрик и Мэри. — Они спасены. — В houdah. — Бегство.

Пока факир с помощью Мария, Джонни и вожака пробовал расстегнуть подпруги, которыми корзина была прикреплена к спине мертвого Шиндиа, Пеннилес попросил жену держать факел и смело принялся за дело. Вожак Рамы слез с него и, стоя с ним рядом, нежно разговаривал с ним. Пеннилес в свою очередь подошел, погладил хобот, который все время шевелился, и вытащил из-за пояса маленький кинжал. Он дотронулся острием до опухоли и, размахнувшись, разрезал ее. Конечно, он подвергался серьезной опасности: слон мог не понять цели этой операции, которая усиливала его боль, прийти в бешенство и раздавить лекаря своей огромной ногой, как какую-нибудь грушу. Но Пеннилес не без основания рассчитывал на ум животного.

Рама ужасно закричал, потом весь принялся дрожать, но не пошевельнулся. Из раны хлынула целая волна крови. Тогда Пеннилес всунул два пальца и нащупал твердое тело. Все это время вожак старался своими разговорами развлечь раненое животное. Пеннилес с большим хладнокровием попытался вытащить этот посторонний предмет, который признал за пулю, остановившуюся в суставе. После многих усилий, от которых его бросило в пот, пуля была вынута. Вероятно, она давила на нервный узел и этим причиняла животному ужасную боль. Как только Пеннилес вытащил ее, Рама глубоко вздохнул и почувствовал сильное облегчение. Он дотронулся хоботом до раны, втянул в себя воздух, затем выбросил из хобота набравшуюся туда кровь и повторил этот маневр раза два или три. Потом он приподнял хобот, погладил им тихонько лицо, шею и руки Пеннилеса, как будто хотел приласкать его или обнюхать, чтоб хорошенько познакомиться. Пеннилес погладил слона по хоботу и сказал ему несколько слов, причем огромное животное приподняло уши, как будто для того, чтоб сильнее запечатлеть в своей памяти этот дружественный голос. Вожак с большой радостью убедился в том, что Рама, получив такое облегчение, мог теперь идти почти так же хорошо, как и прежде. Что же касается факира, он сказал своим горловым голосом:

— Саиб, тем, что вы спасли Раму, вы приобрели себе преданного друга, который будет вас любить более, чем человек, и слушаться вас лучше, чем собака!

Пеннилес и его жена не забыли странного шума, слышанного ими полчаса назад, за которым последовало мертвое молчание, и решились поскорей идти на то место, где, по всей вероятности, должна была случиться ужасная катастрофа, которой они опасались. Раме пришлось нести на себе всех путешественников. «Houdah», предназначенный прежде только для капитана и его жены, должен был принять в себя и двух моряков. Марий и Джонни отказывались от этого слишком почетного места, уверяя, что они отлично пойдут пешком. Но Пеннилес закрыл им путь к отступлению.

— Я имею право командовать здесь, как и на яхте, не правда ли?

— Есть, капитан! — в один голос отвечали храбрые моряки, вытягивая руки по швам.

— Ну, так я приказываю вам садиться!

Вожак же покойного Шиндиа и факир шли пешком: они скользили, подобно ящерицам, между ветками, да и вообще они были привычными и неутомимыми пешеходами.

Предчувствие европейцев не обмануло их. Это действительно была железнодорожная катастрофа, тем более ужасная, что произошла в пустынной местности, между двумя очень отдаленными станциями, далеко от всякой помощи. Они были первыми живыми существами, появившимися перед этой ужасной массой обломков, которые возвышались огромными, готовыми обрушиться грудами, и из под которых раздавались крики и хрипение. В маленьком овраге лежал локомотив колесами вверх; он раздавил при своем падении англичанина-машиниста и туземца-кочегара. Там и сям бегали оставшиеся в живых люди, которые, обезумев от страха, не могли никому оказать помощь.

Не теряя времени на исследование, по какому поводу произошло это крушение, Пеннилес, моряки и сама миссис Клавдия принялись разбирать обломки. Работая изо всех сил, Марий произнес следующее замечание:

— Э, капитан! Это все бедняки, туземцы, здесь нет ни одного белого!

— Правда, это как будто эмигранты!

— Посмотрите-ка, капитан, какие они все худые, настоящие скелеты!

Действительно, всюду выглядывали пергаментные лица, туловища с выступающими ребрами; все это, казалось, было уничтожено и раздавлено. До сих пор смелые спасители находили только мертвецов, и в каком состоянии! Однако раздирающие крики все еще раздавались из-под платформы, которая застряла между колеями железной дороги. Молодой детский голос звал на помощь на прекрасном английском языке, и его раздирающие звуки хватали за сердце. Пеннилес и Клавдия побежали прямо туда.

— Мужайтесь! Мы идем к вам на помощь! — закричал капитан.

Он попробовал приподнять платформу, но это было выше его сил; он не мог даже пошевельнуть ее.

— Джонни, Марий! Скорей сюда, друзья мои! — закричал он морякам.

Все трое впряглись и попробовали сдвинуть вагон, делая огромные усилия, но все было напрасно. Дети продолжали кричать, голоса их все так же раздирали душу, но, к несчастию, все слабели.

— Помогите, помогите, пожалуйста… я задыхаюсь… Мой брат! Спасите моего брата!.. Патрик, Патрик, отвечай мне! Он не говорит, он не слышит!.. Патрик, это я, Мэри! Помогите! Я умираю. Помогите! Боже мой, не оставляй нас!

Миссис Клавдия, которую эти жалобы поражали в самое сердце, упала на колени, в отчаянии ломая руки, с глазами, полными слез.

Пеннилеса вдруг осенила счастливая мысль.

— Слон! Рама, сюда!

Доброе животное, услышав, что его зовет белый человек, доставивший ему облегчение, живо приблизился, ступая между развалинами с невероятной ловкостью и осторожностью. Пеннилес погладил его по хоботу, сказал ему несколько нежных слов и, указав на деревянную громаду, сделал вид, что поднимает ее. Рама раза два втянул хоботом воздух с громким звуком: «урмф! урмпф! урмпф! », потом внезапно сморщил лоб и навострил уши; умные глаза его заблестели: он понял, чего хочет его новый друг. Медленно, не торопясь, с невообразимой силой и ловкостью он подсунул хобот под край платформы и приподнял ее, как бы с усилием. Тотчас же воздух и свет проникли под обломки, где умирали бедные дети.

— Мужайтесь! — воскликнул Пеннилес. — Мужайтесь!

В то же время он проскользнул под платформу, поддерживаемую слоном, и увидел между рельсами ребенка. Он осторожно поднял его, перенес и отдал Марию, сказав:

— Осторожно бери, мой друг!

Это был прекрасный мальчик-подросток, находившийся в беспамятстве, бледный, как смерть.

Пеннилес вернулся под этот импровизированный навес и, следуя по направлению голоса, нашел другое существо. Он принес и тоже отдал его своей жене, сказав:

— Позаботьтесь об этом ребенке, милая Клавдия.

Это была прелестная молодая девушка, чьи чудные белокурые волосы были обсыпаны землей и камешками, а большие голубые глаза, красные от слез, выражали сильное страдание и ужас. Она, казалось, совсем лишилась голоса и едва могла сказать: «О, благодарю! Спасите моего брата!» в ответ на ласковое обхождение, заботы доброй женщины и ее нежные слова, которые она с трудом могла понять.

Под платформой больше никого не оставалось.

— Хорошо, Рама; брось это, мой милый! — сказал Пеннилес слону. Тот тихонько опустил тяжелую платформу, нагруженную бревнами и досками, как будто он мог понять сказанные по-французски слова. Похлопав в знак приязни доброе и сильное животное по хоботу, капитан стал помогать своей жене ухаживать за мальчиком, которого они только что спасли. Миссис Клавдия дала ему понюхать флакон со спиртом, с которым никогда не расставалась. Капитан натер ему руки и виски. К несчастию, все усилия были пока напрасными. Тогда молодая девушка зарыдала и воскликнула разбитым голосом:

— О, неужели мой брат, мой Патрик умер! Нет, это невозможно…

• Предыдущая
• 22/51
• Следующая