Среди факиров - Буссенар Луи Анри - Страница 21

• Предыдущая
• 21/51
• Следующая

Отвращение к несчастным простирается так далеко, что жрецы, «дважды рожденные», dwidjas, не могут дотронуться до них даже палкой, хотя бы в виде наказания. Парии претерпевают то же унижение, которое испытывали в средние века люди, отлученные от церкви. Но отлученные по снятии приговора снова могли стать в прежнее положение. Несчастный же индус, который рождается в секте париев или впоследствии попадает в их число, навсегда несет на себе проклятие.

Этот презираемый всеми класс заключает в себе не одних париев по рождению, но и тех, кто по той или другой причине, чаще всего за какой-нибудь недостойный поступок, был изгнан из своей касты. Итак, изгнание из касты считается для индуса самым ужасным несчастьем.

Было бы слишком долго и бесполезно объяснять, почему пундит Биканель, принадлежавший к одному из самых благородных и древних браминских семейств, был изгнан из своей касты и сделался парием. Биканель, обладавший всеми возможными пороками, какими только могут отличаться жители Востока, совершил все возможные преступления для удовлетворения своих порочных наклонностей и наконец был постыдно изгнан из своей касты равными ему браминами и подвергся презрению всей нации. Факт, чтобы брамин мог потерять свой сан, встречается весьма редко, но все-таки встречается. В таких случаях, человек, чтобы не терпеть невыносимого позора, обыкновенно лишает себя жизни. Но Биканель не разделял этого мнения.

Вполне уверенный, что жизнь прелестная вещь и что не следует покидать ее по возможности дольше, он рассудил: так как англичане не выражают ни малейшего презрения к людям, считающимся вне касты, он предложит им свои услуги. Брамины обладают самыми страшными тайнами, касающимися людей и дел этой таинственной страны, которую англичане победили, завоевали, но не покорили. Поэтому предложение отверженного брамина, почти единственное в летописях Индии, пришлось очень кстати для правительства, которое поспешило им воспользоваться. У Биканеля спросили, чего он хочет. Он ответил:

— Мне нужно большое жалованье и место в полиции!

Англичане никогда не торгуются, когда дело идет о соблюдении их интересов. Биканель сразу получил жалованье генерала и место в тайной полиции, где он таким образом мог делать все, что захочет. Дикое животное, сделавшееся домашним, всегда начинает ненавидеть тех животных своей породы, которые остались на свободе. Таковым же оказался лишенный своего сана брамин, недостойный пундит Биканель, который, поступив на службу к англичанам, немедленно стал проявлять самую дикую ненависть ко всем индусским кастам и в особенности к своей собственной. Этим он оказал большие услуги своим новым начальникам, которые все больше и больше стали его ценить. С тех пор он принимал участие во всех делах, касавшихся туземцев, и отличался просто дьявольской ловкостью и хитростью. Он умел принимать иногда какой угодно вид и с неслыханным совершенством разыгрывать роль какого угодно лица; он входил во все, все видел сам, и для этого прибегал к самым удивительным уловкам. Он скоро сделался тайным помощником и советником обер-полицмейстера и значительно облегчил ему его дело.

Ужасная драма, в которой лишилась жизни герцогиня Ричмондская, весьма обрадовала его, дав возможность излить на бывшего своего собрата, брамина Нариндру, всю свою ненависть. Он-то и посоветовал судьям вынести ужасный приговор виновному; это была нелепая и опасная вещь, которая англичанину не пришла бы даже и в голову, но бывший брамин хорошо знал, что это было самым ужасным наказанием для всей касты.

Он еще больше заинтересовался этим делом, когда оно, после приезда сюда капитана Пеннилеса, приняло неожиданные и необычайные размеры.

Пеннилес, по вине которого профанация[11] останков брамина не могла совершиться, стал предметом непримиримой ненависти Биканеля; эта ненависть еще усилилась с того дня, когда пундиты стали ему явно покровительствовать. Обстоятельства, поистине удивительные, благоприятствовали ему во всех отношениях. В тот самый день, когда несчастная герцогиня Ричмондская была заколота брамином, Биканель принимал джентльмена, отрекомендовавшегося ему под странным титулом «Денежного Короля». Это был человек большого роста, лет пятидесяти, худой, с выдающими костями; на подбородке торчал пук жестких волос с проседью. Он говорил короткими, отрывистыми фразами, какие употребляют в телеграммах. Его наружность и манера говорить в нос заставляли признать в нем чистокровного янки.

— Я, — сказал он, приступая прямо к делу, — Джим Сильвер, Денежный Король… американский подданный… я «стою» двести миллионов долларов. Вот пара слов от вашего начальника; читайте скорей!

— Но, милорд…

— Я не плачу за титулы и не лорд, но плачу за услуги, притом очень дорого.

— Что прикажет ваша милость?

— Капитан Пеннилес, Король Керосина, американский подданный… мой враг… выиграл у меня два миллиона долларов… женился на женщине, которую я любил… Я хочу, чтоб он исчез навеки с лица земли… Я хочу жениться на его вдове!

— Так вы рассчитываете на мою помощь, так ли, милорд?

— Вы все-таки хотите называть меня милордом?

— Американский король не может быть чем-нибудь ниже лорда в Индии.

— All right![12] Ну, так я рассчитываю на вас. Сколько вы хотите за содействие?

— Во-первых, я хочу полной безнаказанности в тех случаях, где придется совершать маленькие неправильности… безнаказанности, за которую ручались бы лица, облеченные властью.

— Сколько вы хотите денег?

— Много, много!..

— Я дам больше, чем вы думаете: в тот день, когда после смерти Пеннилеса я женюсь на его вдове, я дам вам миллион долларов!

— Ах, вы настоящий лорд! — в восхищении воскликнул член тайной полиции.

— Вы соглашаетесь?

— С радостью! А насчет расходов по ведению дела…

— Я заплачу! Вот билет Национального банка на сто тысяч долларов!

— Благодарю, милорд. А где же теперь ваш враг?

— Он должен скоро приехать сюда на яхте, носящей его имя, Пеннилес. Он вошел в Хугли; будет сегодня вечером в Калькутте.

— Вы в этом уверены?

— Так же как и в том, что я его ненавижу. Он путешествует для своего удовольствия… был на одном из островов Тихого океана, где потерпел крушение, посетил Океанию, Австралию, Малазию, миновал Малаккский пролив… хочет остановиться в Индии… но там погибнет! Все выходы будут для него закрыты… я послал своих агентов всюду! Довольно вам этих сведений?

— Да, милорд! Мне остается несколько часов, чтоб заняться этим делом, составить план, установить мои батареи. Этого времени более чем достаточно.

— Well![13] Я полагаюсь на вас в деталях. Главное, чтоб Пеннилес умер. Относительно средств мне все равно: я плачу, вот и все.

— Милорд будет доволен!

— Место жительства: Itrand, Villa-Princess… Вы будете приходить три раза в день или посылать мне уведомление о ходе дел. До свиданья!

При этих словах странный и мрачный господин выплюнул табак, который он смаковал с внушающим отвращение наслаждением, вытащил из кармана сверток табачных листьев, открутил кусочек, откусил его, запихал за щеку и важно удалился медленными шагами.

Оставшись один, Биканель тотчас же принял к сердцу ненависть и пожелания платившего так дорого янки, — Пеннилес, которого он не знал и не видел никогда, сразу же стал его смертельным врагом. Он только спрашивал себя, как поразить его вернее и быстрее. Тут-то он и напал на мысль в ставить его русским агентом, человеком, которого могущественный сосед подкупил, чтоб сеять вражду на афганской границе. Подобные уловки всегда удаются в стране, находящейся на военном положении, тем более, если война ведется неудачно.

И вот в то время как Пеннилес медленно подвигался вверх по Хугли, Биканель писал против него ужасный донос, следствием которого был немедленный арест капитана, как только яхта бросила якорь.

• Предыдущая
• 21/51
• Следующая