Николай Кузнецов - Лукин Александр Александрович - Страница 53
- Предыдущая
- 53/57
- Следующая
Панчак, воспользовавшись суматохой, в чем был тоже кинулся на чердак. Через слуховое окно все трое выбрались на крышу и, скользя по покатому железу, поползли подальше от опасного места.
Первым побуждением Пастухова было как можно скорее спуститься вниз и бежать. Но это оказалось невозможным: за какие-нибудь минуты немцы пришли в себя и оцепили весь квартал. Разведчики проползли по крышам под беспорядочным автоматным огнем метров триста, когда Панчак тронул Кобеляцкого за плечо.
– Ты что?
У Дзюника от холода не попадал зуб на зуб. С трудом выдавливая слова, он проговорил:
– Этот дом немецкий, живут только офицеры.
Разведчикам уже ничего не надо было объяснять – вниз! Через окошко они протиснулись на чердак.
Пока беглецы обследовали на ощупь свое ненадежное убежище, на улицах не смолкали выстрелы, изредка слышались разрывы гранат. Немцы прочесывали квартал.
Обыска не избежала ни одна квартира, ни один дом, кроме того, где укрылись разведчики. Заселенный исключительно немцами, он не вызвал ни малейшего подозрения.
И все же просидеть на чердаке безопасности ради разведчикам пришлось еще целый день. Лишь с наступлением сумерек они бесшумно спустились по черной лестнице во двор, перемахнули через забор и ушли на квартиру Руденко. Раздетому Панчаку Пастухов еще раньше дал свое пальто, достаточно длинное, чтобы скрыть отсутствие другой одежды. Ноги Дзюник обмотал портянками Кобеляцкого.
В доме Руденко разведчиков ожидал не слишком приятный сюрприз – шесть немецких солдат, явившихся на постой. К счастью, ночь прошла благополучно, а утром Пастухов и Кобеляцкий перебрались на новое жилье – на улице Лелевеля, 17 они сняли угол с харчами в квартире у стариков Шушкевичей.
Новых жильцов Шушкевичи считали обыкновенными вокзальными возпарями и никаких ненужных вопросов не задавали. Неделю разведчики прожили здесь тихо и мирно, занимаясь исключительно разведкой, пока к Пастухову где-то на улице Легионов не прицепился шпик. Трудно сказать, что именно в поведении Степана Петровича показалось ему подозрительным, но, во всяком случае, три часа кряду, куда бы ни шел Пастухов, как ни хитрил, шпик петлял за ним неотступно. И тогда разведчику это надоело. До сих пор он был настроен довольно миролюбиво, но время шло, он замерз, проголодался, а тут «хвост»…
Пастухов быстро зашагал в сторону Краковского базара, а оттуда – к развалинам бывших еврейских кварталов. Расчет был правилен – этот зловещий район, где гитлеровцы расстреляли десятки тысяч людей, все обходили как зачумленные. Пастухов круто свернул на узкую, темную улочку и стал за углом, приготовив пистолет. Шпик, как и следовало ожидать, запыхавшись, выскочил из-за поворота. Степан выстрелил почти в упор. Домой он вернулся уже без приключений.
В тот же вечер Кобеляцкий рассказал ему, что, по слухам, в последние дни немцы беспрерывно свозят военное имущество и боеприпасы в Стрийский парк, и друзья решили незамедлительно проверить, так ли это. Действительно, на следующее утро сквозь колючую проволоку, ограждавшую часть парка, Степан Петрович и Михаил разглядели характерные штабеля ящиков с боеприпасами. Теперь оставалось только добавить еще одну запись – несколько никому, кроме Пастухова, не понятных крючков на чистой стороне листка немецкого солдатского календарика.
Но боевое настроение не позволяло им уйти из парка, ограничившись наблюдением. К тому же в задание разведчиков входило в случае потери связи с отрядом (а именно это произошло в результате гибели радиста Бурлаки) – сеять среди оккупантов панику. Именно поэтому немецкий подполковник, решивший сократить путь и пройти к казарме не аллеей, а тропинкой, так и не дошел до ее конца. На этот раз стрелял Кобеляцкий.
Прошло два дня. Разведчики проходили мимо театра. Внезапно откуда-то сзади вылетел серый автомобиль и промчался мимо, обдав их брызгами. И Пастухову показалось, что он узнал пассажира в офицерской форме, сидевшего на переднем сиденье рядом с шофером.
– Видал? – тихо спросил он Кобеляцкого. Тот кивнул головой. – Он?
– Он, Грачев, – подтвердил Михаил. – Ну, теперь жди больших дел.
Долго ждать не пришлось: через три дня Львов, как в свое время и Ровно, был необычно взбудоражен. На базарах и в трамваях, в магазинах и возле газетных киосков люди передавали друг другу самые фантастические подробности о том, как неизвестный гауптман среди бела дня убил вице-губернатора Галиции Бауэра и начальника канцелярии президиума губернаторства Шнайдера.
Кто был этот гауптман, откуда, почему стрелял в высокое начальство – на эти вопросы давали тысячи ответов, и все разные.
Но одна деталь присутствовала во всех рассказах и особенно поражала воображение: прежде чем стрелять, гауптман якобы спросил у Бауэра… его фамилию! А потом уехал. Спокойно сел в поджидавшую его машину и уехал. Неизвестно куда. Только его и видели!
Разведчики ликовали. По почерку блестяще осуществленной операции им было ясно, что это дело рук Грачева. Значит, они правильно опознали пассажира серого «фиата».
13 февраля Пастухов купил у мальчишки на улице местную газетенку, издававшуюся немцами на украинском языке, и с удовольствием прочитал запоздалое сообщение:
«9 февраля 1944 года вице-губернатор д-р Оттон Бауэр, шеф правительства дистрикта Галиция, пал жертвой большевистского нападения. Вместе с ним умер его ближайший сотрудник, испытанный и заслуженный начальник канцелярии президиума губернаторства дистрикта Галиция ландгерихтсрат д-р Гейнрих Шнайдер. Они погибли за фюрера и империю».
Мальчишка-разносчик так и не понял, почему довольно мрачного вида дядько вдруг отвалил ему за газету столько денег, сколько он не зарабатывал и за весь день.
ГЛАВА 16
Новенький серый «фиат», полученный в Луцке от Вицента Окорского, со всех точек зрения устраивал Ивана Белова. Что и говорить, машина была превосходной. И совершенно на ходу, баки доверху заполнены первосортным бензином. Предусмотрительные поляки даже успели в ожидании неизвестного им гауптмана сменить номерные знаки. Словом, со стороны транспорта никаких сюрпризов не предвиделось. И действительно, до Львова Зиберт и его спутники добрались без малейшей задержки. Но здесь начались трудности. Город был переполнен офицерами, чинами военной администрации, полицией. Поезда с востока каждый день доставляли все новых и новых оккупантов, удиравших от Красной Армии.
Хаос и неразбериха, царившие во Львове, при наличии надежных квартир и прочных связей могли бы только способствовать выполнению заданий, но при отсутствии оных становились помехой, и весьма серьезной. А дело обстояло так: ни один адрес, полученный Кузнецовым перед отъездом, не «сработал», нужных людей во Львове по разным причинам не оказалось. То же самое обнаружилось и при объезде квартир, где когда-то жили родственники и друзья Яна Каминского. Положение становилось тревожным. Оно усугублялось и тем, что гитлеровцы, бессильные навести порядок в своем тылу, видели единственное спасение в усилении репрессий. Бесчисленные патрули на каждом шагу проверяли документы не только у местных жителей, но и у военных – вылавливали дезертиров.
К концу первого дня пребывания во Львове, усталый и обеспокоенный, Кузнецов, наконец, приказал Белову остановиться возле подъезда лучшего во Львове ресторана «Жорж».
– Пойдем хоть поужинаем, – угрюмо предложил он Каминскому, – авось что-нибудь подвернется.
Белову, как солдату, в «Жорже» появляться, разумеется, не полагалось, но он знал, что товарищи о нем позаботятся, и не очень сетовал, что ему придется их ждать часа два в машине, – такова уж шоферская доля.
Кузнецов и Каминский, сбросив услужливому швейцару шинели, вошли в сияющий зал и стали у колонны, высматривая свободный столик. Увы, отыскать таковой в «Жорже» после шести было почти невозможно.
Правда, Николай Иванович высмотрел два свободных места, но третье за этим столом занимал пожилой подполковник. Слишком большой чин, чтобы подсесть к нему, не будучи знакомым. Но им повезло. Видимо, они чем-то понравились подполковнику, – возможно, тем, что были единственными трезвыми людьми среди этого пьяного моря. Во всяком случае, подполковник кивком головы подозвал Кузнецова и дружелюбно сказал:
- Предыдущая
- 53/57
- Следующая