Лабиринт фараона - Брюссоло Серж - Страница 6
- Предыдущая
- 6/64
- Следующая
Нетуб поощрял их. Его теперь знали во всех сорока двух номах, где он получил прозвище Осквернитель. Он был кошмаром богачей, владык, всех тех, кто с юности готовился к смерти и тратил на строительство гробниц сказочные суммы. Вообще-то египтяне были странным народом, одержимым потусторонним миром до такой степени, что города они возводили из необожженного кирпича, а надгробия — из гранита.
Он ненавидел этих людей и последними словами ругал спесивых принцев, которые при каждом разливе Нила заставляли десятки тысяч земледельцев возводить пирамиду, одну из так называемых «обителей миллионов лет», как выражались жрецы.
Его отец и братья погибли, раздавленные огромными известковыми блоками, которые их заставили катить вверх по утрамбованному земляному накату. Но такова была участь многих крестьян. Что же до наиболее везучих, то с больших строек они возвращались инвалидами — с натруженными спинами, переломанными костями, поврежденными позвоночниками. И эти глупцы, ослепшие от солнечных лучей, отражавшихся от поверхности полируемых вручную плит, еще гордились тем, что участвовали в создании будущей сладкой жизни фараона! Кретины, беззубые псы с облезшими от пинков задами! Проклятое отродье, которое вполне заслуживало щедрых палочных ударов!
Сколько раз в детстве Нетуб Ашра был свидетелем того, как его отца и мать голыми бросали в пыль и били палками царские прихвостни, приехавшие за налогами! Они извивались под градом ударов, словно две половинки червяка; отец защищал руками пах, а мать — груди.
Ах, как же писцы любили бить палками бедняков!
Писцы! Поганцы и презренные твари, которые только и делают, что считают и пересчитывают — в одной руке папирус, в другой бамбуковый калам. Они составляли списки, описи, что-то добавляли… и требовали все больше и больше.
Нетуб Ашра ненавидел их лютой ненавистью. Когда ему было четырнадцать, он ослепил троих, воткнув им в глаза каламы. Кому нужен слепой писец?
Жажда мщения кипела в его жилах, ненависть пожирала его — он знал это. Она толкала его на безрассудные поступки, но это из-за его несчастных, униженных родителей, с которыми обращались как с рабами в стране, кичившейся тем, что в ней никогда не было рабства.
И именно эта ненависть мешала ему обрести покой, и лишь из-за нее его лицо было изможденным, как у отшельника. Прошли годы, но он все еще видел во сне тот день, когда отца и мать притащили на главную площадь за то, что они якобы позволили умереть одному из своих детей. Писец обвинил их в том, что они нарочно удушили младенца, чтобы не кормить его, но Нетуб знал, что это была ложь. Младенец просто умер от голода, потому что паводок в том году был очень низким, муссон не оправдал их ожиданий, а налоги потяжелели. Потому что жизнь всегда жестоко обходилась с бедным людом.
Матерей, заподозренных в детоубийстве, не убивали, потому что, как всенародно объявляли писцы, «фараону нужны все женские чрева, дабы рожать новых рабочих, новых солдат». Их не казнили, нет, но их ставили на колени на городской или деревенской площади, давали им в руки мертвого ребенка, и так они стояли на жаре два-три дня, пока маленькое тельце не начинало разлагаться на груди той, что дала ему жизнь. Писцы считали это хорошим уроком для преступницы.
Когда это произошло, ненависть ослепила Нетуба до такой степени, что соседи вынуждены были связать его, чтобы помешать ему броситься на негодяя и совершить непоправимое.
Да, сегодня его называли Осквернителем, и он гордился этим. В глубине души он осознавал, что золото любил меньше, чем сам грабеж. Ничто не могло сравниться с тем удовольствием, которое он испытывал, переламывая о колено мумию высшего должностного лица и бросая ее руки и ноги в костер.
— Смотрите! — кричал он своим людям. — Они горят получше коровьего навоза. Грейтесь, приятели, оказывается, эти добрые принцы хоть на что-то годятся!
И корсары песков, ощерив редкие острые зубы, заливались смехом почище гиен.
Когда ветер стих, Нетуб и члены его банды вылезли из укрытия. Все они устали и испытывали жажду, так как вынуждены были преследовать Мозе уже несколько недель подряд. Молодой главарь не скрывал своей тревоги: он опасался, как бы фанатизм старого вояки не заставил того отдаться буре, чтобы окончательно освободиться от своих преследователей.
Нетуб Ашра хорошо знал, что настоящий солдат всегда готов к любым жертвам и мечтает лишь о славной смерти. На месте Мозе он бы воспользовался бурей, чтобы насолить преследователям. Подобного поступка вполне можно было ожидать от фанатичных солдат, поскольку среди них в отличие от разбойников было немало людей, презирающих смерть.
Они продолжили путь. Циклон изменил очертания барханов, засыпал некоторые скалистые возвышения, так что все вокруг теперь имело совершенно иной вид.
Люди роптали, неприятно удивленные исчезновением следов каравана. Им во что бы то ни стало нужна была добыча, так как в последнее время неудачи буквально преследовали их. Настроенные наиболее враждебно начинали поговаривать, что удача отвернулась от Нетуба.
Бутака, бывший греческий каторжник с галер, постоянно твердил Нетубу о возможном бунте.
— Нубийцы говорят, что у тебя дурной глаз, — повторял он. — Они считают, что ты плохо обращался со своими богами и навлек на себя их гнев. Они хотят выбрать нового вожака. Будь осторожен с этими хищниками. Если прикажешь, я прирежу смутьянов во сне.
Бутаке отвратительны были каннибалы, которых он считал первобытными существами, вышедшими из великого первоначального хаоса. В те времена боги еще не сотворили ни животных, ни растительности, и эти создания вынуждены были пожирать друг друга, чтобы выжить. Он был не прочь избавиться от них, пока в него не вонзились их остро заточенные зубы, ведь даже спать ему приходилось с мечом в руке.
Нетуб Ашра не прислушивался к нему, но ему самому хотелось побыстрее положить конец череде неудач, обрушившихся на банду в последние месяцы.
— Нет ни одной живой души, — стонал Бутака, вглядываясь в бесконечные пески. — Они удрали, пока мы прятались.
— Нет, — ответил Нетуб. — Буря была слишком сильной, никто не смог бы выдержать ее. Они предпочли быть погребенными заживо, лишь бы не достаться нам. Надо прощупать песок. Они где-то здесь, под ногами наших верблюдов. Смотри лучше вниз, а не на горизонт. Если повезет, мы увидим что-нибудь высовывающееся из песка: кончик копья, кусок веревки, сандалию… Именно здесь надо искать. Иди и скажи об этом остальным.
Теперь все продвигались, глядя по ноги, всматриваясь в песчаную золотистую поверхность; кусочки слюды на песчинках ослепляли их ярким отраженным светом.
Все обрадовались, обнаружив сандалию из папируса. По обычаю ее хозяин велел нарисовать на подошве лицо своего лютого врага и, таким образом, на каждом шагу топтал его. В данном случае был изображен бедуин, оскверняющий саркофаг.
— Прощупывайте! — приказал Нетуб. — Ветер мог отнести эту сандалию на три сотни локтей, но ничем не стоит пренебрегать.
Люди наконечниками копий ковыряли песок. Нетуб слез с верблюда и рассматривал волнообразную поверхность барханов. Отраженный свет, став ярче, резал веки. Достав из кармашка на поясе костяную коробочку со свинцовым порошком, он окунул в нее смоченный слюной палец и обвел глаза жирными черными кругами. Стало легче.
Бандиты с руганью ворошили бархан. По тому, как они кололи копьями песок, можно было подумать, что они напали на лежащего в пустыне великана.
Больше ничего не нашли. Жара становилась невыносимой. Нетуб знал, что дальше идти нельзя, впереди не было оазиса. К тому же буря наверняка засыпала все открытые колодцы. В этом можно было не сомневаться.
Он тоже ругался, проклиная старого Мозе и его последнюю уловку.
Царские останки могли быть где угодно, но ведь невозможно прощупать всю пустыню. Над поглощенным песками караваном мог образоваться бархан, временная пирамида, которую когда-нибудь передвинет другая буря. Через три недели или через тысячу лет…
- Предыдущая
- 6/64
- Следующая
