Лабиринт фараона - Брюссоло Серж - Страница 5

• Предыдущая
• 5/64
• Следующая

— Господин, — с трудом ворочая языком, произнес его ординарец Тозе, — взгляни на горизонт… Приближается буря… оттуда. Страшная песчаная буря… Надо прятаться…

Говорил он это неубедительно, будто надеясь получить другой ответ. Все собрались вокруг него, плотным кольцом окружив начальника и ловя каждое его слово. Все бывшие лучшие солдаты, которые в свое время сражались бок о бок, прикрываясь большими прямоугольными щитами, готовые умереть во славу фараона, хорошо знакомые со смертью, не боявшиеся ее и принявшие бы ее как освобождение.

— Отвяжите мумии, — также с трудом проговорил Мозе, — закопайте их в песок, окружите верблюдами…

Это было единственное решение, поскольку поблизости не было видно ни скалы, ни какого-то другого естественного укрытия.

Солдаты, понурясь, принялись за дело.

— Господин, — не отставал Тозе, — буря будет сильной, она погребет нас, если мы останемся здесь…

Мозе пожал плечами.

— Может быть, именно этого и хотят боги, — безразлично ответил он. — Сотворившие мир знают, что бандиты наступают нам на пятки, и посылают эту бурю, чтобы спасти нас… Если мы будем похоронены вместе с царскими останками, караван исчезнет с лица пустыни. Бандиты нас никогда не найдут, и мертвые наконец-то смогут спать спокойно.

Слабая улыбка мелькнула на пересохших губах Тозе.

— Ты прав, господин, — выдохнул он. — Я не подумал об этом…

— Тела наши останутся целы, — добавил Мозе, пристально всматриваясь в завихрения, изменившие небо. — Сухой песок забальзамирует нас не хуже бальзамировщиков… Пусть каждый готовится к возрождению… Что до меня, то я не хочу умереть в рубище бедуина… У нас мало времени… Принеси мои туалетные принадлежности и наточи бритвы…

Тозе поклонился. А Мозе уже скидывал с себя засаленную ветошь. Как только слуга подал ему тяжелые бронзовые бритвы, он отрезал свою бороду, обрезал волосы и тщательно выбрил все тело, совершив тем самым обряд очищения. Солдаты серьезно смотрели на него. Затем, закопав останки, последовали его примеру.

И вскоре в кругу из верблюдов образовалось нечто вроде сухой бани. Молчаливые и нагие, солдаты совершали свой последний туалет, туалет мертвых, помогая друг другу сбривать бороды или обривать головы. Тяжело было смотреть на этих солдат с телами, отмеченными шрамами, на то, как они сейчас орудовали бритвами, подобно заботливым женам или усердным служанкам.

Никто не разговаривал. В небе с гудением разъяренного шмелиного роя нарастала буря.

Тогда все достали баночки с благовониями и камедью, чтобы натереть тела, так как приятный запах — единственный язык, нравящийся богам. Опоясали себя белыми набедренными повязками — военными, треугольными спереди, надели на головы парадные парики, в которых с триумфом вели к ногам фараона подлых азиатов, скованных цепью.

Каждый почувствовал приближение освобождения и огромного облегчения. Некоторые нанесли на тело кусочками древесного угля грубо упрощенные знаки: глаз «уджа» с изображением бога Гора. Затем каждый встал на колени под прикрепленными к земле четырьмя колышками палатками. Все ждали бурю.

Ни у кого не оставалось никаких иллюзий. Первый же порыв ветра сорвет эти слабые покрытия. Тем, кто откроет рот и закричит, песок сразу забьет горло, и они умрут от удушья. Тем, кто останется с открытыми глазами, камушки и песчинки продырявят глазные яблоки. Смерть будет тяжелой, но они давно были готовы к встрече с ней. Очень, очень давно — всегда.

«Мы пережили столько битв, — подумал Мозе, — почти уже мертвы. Я готов. Я чист. Я никогда не нарушал свой долг. О Высший Бог, посмотри на мои деяния и вынеси свой приговор. Положи на весы мое сердце и отвори мне дверь. Сорок два судьи Аменти не могут отказать мне войти в свет».

Он вслушивался в усиливающийся рев бури. Приближался все сокрушающий ветер, который выщербливал вершины самых прочных пирамид; ветер, валивший стены городов, возведенных в пустыне; ветер, сметавший с карты мира гордые каменные крепости. Он гудел, жужжал как десять миллионов мух, трущих крылышки одно о другое.

Подумал Мозе и о двенадцати почетных мушках, пожалованных ему фараоном. Ему чудилось, что именно они летели к нему в этот миг. За ними летел рой. Они говорили: «Слишком ты зажился, Мозе. Пора положить твое сердце на весы и услышать приговор высшего суда. Готовься».

Верблюды нервничали, некоторые пытались встать и убежать. Пришлось спутать им ноги.

Мозе закрыл глаза. Ветер был совсем близко, толкая перед собой тысячу барханов, рассеянных в воздухе. Когда эти мягкие горы упадут на землю, они поглотят всех, кто имел неосторожность остаться.

«Давай же, — пробормотал Мозе, обращаясь к буре, — закопай нас поглубже, чтобы не осталось и следа от нашего пребывания здесь, чтобы грабители изумлялись, спрашивая друг друга, какой дорогой мы пошли. Похорони нас на этом песчаном кладбище прямыми, с копьями в руках, сделай меня и моих солдат вечными стражами покойных принцев. Заключи нас в горячий сухой кокон, недоступный для других людей. Я знаю, что боги посылают тебя, чтобы исправить мои ошибки, и я согласен с ними. Без тебя царские останки были бы осквернены. Иди же, мы ждем тебя».

Сначала песчинки легко застучали по ткани, потом песок обрушился на палатки тяжелыми пощечинами, которые отдавались внутри сокрушительными ударами. Верблюды кричали от страха, но за гулом их никто не слышал.

И наконец палатки сорвало и унесло вместе с кольями. Ветер со скрежетом заваливал песком людей и животных.

Нетуб Ашра со своими людьми пересидел бурю в пересохшем русле какой-то реки.

Уже несколько недель играли они в кошки-мышки со старым Мозе, хранителем кочующего кладбища, и были столь же измотаны, как и преследуемые ими люди.

Сжав кулаки, Нетуб слушал, как бесновалась буря. Его, впрочем, больше тревожили ее последствия.

Это был молодой мужчина с железными нервами и мускулами, смуглый, с длинными вьющимися волосами, черными и блестящими, с небольшой курчавой бородкой. Он был настоящим человеком пустыни: без грамма лишнего жира, на вид худой, он отличался необыкновенной силой. Его руки, живот, ноги, казалось, были выточены из древесины оливкового дерева; в глазах горел неугасимый огонь. Спал он мало, легко переносил лишения, доводившие до изнеможения его товарищей, чем заслужил всеобщий авторитет. Одни преклонялись перед ним, другие втайне ненавидели. Четыре года он возглавлял банду молодых скотов, жадных и безмозглых. По большей части это были инородцы, смеявшиеся над египетскими богами, над ритуальными обрядами бальзамирования и не испытывавшие суеверного страха, взламывая двери гробницы. Греки, пираты или каторжники с потерпевших кораблекрушение галер, а также пожиратели разной нечисти и выходцы из безбожных племен, питавшихся змеями и личинками. Были там и негры из глубин Африки, жравшие человечину; они втыкали кости в волосы и в проткнутые носы. Все эти жалкие подобия людей хохотали во все горло, когда им говорили, что египтяне почитали некоторые овощи и никогда не ели их, как, например, нут, формой напоминающий голову сокола, а стало быть, являющийся крохотным изображением бога Гора.

Нетуб неустанно поддерживал в них нечестивый дух, пичкая их подобными историями. Так, он рассказывал, как жрецы Собека, бога-крокодила, по утрам с благоговением выпивали чашу воды из пруда, в котором священные крокодилы справляли свои естественные надобности. Поведал он им, как однажды почитатели Бастет, божественной кошки, страдая от страшнейшего голода, предпочли съесть своих детей и жен, нежели зажарить священных кошек, расплодившихся в стенах храма. И тут его люди заходились от смеха, и страх покидал их. Египет казался им страной безумцев, недоумков, погрязших в нелепых предрассудках, и они начинали рассказывать о настоящих богах, их богах, которых следовало бояться, дабы не навлечь на себя их гнев.

• Предыдущая
• 5/64
• Следующая