Любовь всесильна - Бритт Кэтрин - Страница 16
- Предыдущая
- 16/41
- Следующая
Она бросила на него слегка игривый, бесхитростный взгляд и затрепетала от того, как пристально смотрел он на нее. Опустив глаза, она осознала, что уже не чувствует к нему прежней антипатии.
— Я сказал бы, что они должны вдохновлять художника, — произнес он, и в его глазах снова вспыхнул огонек.
— Вдохновляли ли они вашу матушку?
— Мама начала рисовать задолго до того, как она поселилась в Венеции. Два года учебы в Париже после того, как она выиграла стипендию, будучи школьницей. Некоторые ее картины с изображением английских сельских пейзажей сравнивали с работами Констабла на эту же тему. Отчим, граф ди Равенелли, переделал верхний этаж дома в студию для нее.
Медленно вышли они из галереи и перешли из коридора в очаровательную комнату, где также по стенам, выкрашенным в неброский цвет, были развешаны картины. Мартина переходила от картины к картине, восхищаясь такими жизненными пейзажами и мастерски написанными портретами.
Она совершенно забыла о том, что он был рядом, пока не увидела портрет, на котором Доминик был изображен мальчиком. В этом не было никакого сомнения: та же гордая посадка хорошей формы головы, упрямый взгляд на решительном лице. Он выкапывал в песке ямку для червей, собираясь удить рыбу. Ее сердце больно кольнуло, но она отошла, ничего не сказав.
По окончании осмотра она подняла на него свои ясные блестящие глаза, пытаясь высказать ему свою признательность за увиденное.
— Большое спасибо, что вы показали мне работы вашей матушки, — искренне сказала она. — Я получила огромное удовольствие, не думаю, что у меня есть хоть частичка ее таланта. Уверена, она была очень хорошим человеком.
— Это так, — коротко ответил он и повел ее опять в гостиную. Она присела, пока он готовил напитки. — Один глоток на дорогу. — Он с улыбкой протянул ей стакан искрящегося красного вина. — Хотелось бы услышать, что вечер вам понравился.
— Спасибо. — Она заставила себя посмотреть ему в глаза, которые трогали, возбуждали ее. — Чувствую себя совершенно пьяной от такого обилия красоты.
— Очень хороший способ стать алкоголиком, — сухо сказал он, — при условии, что не будет никаких последствий.
Эти слова привели Мартину в замешательство. С трудом она начала осознавать, что его присутствие мешает ей спокойно мыслить. Она посмотрела на себя не как на гостью, а как на женщину, которую легко ранить, когда рядом такой привлекательный мужчина.
Едва пригубив вина, она посмотрела на часы.
— Я действительно должна уходить. Уже слишком поздно.
— Допейте. Ночью холодно от воды. Вино поможет вам согреться. — Он вдруг шутливо улыбнулся. — Обещаю, что я не воспользуюсь вашим состоянием.
Мартина послушалась, потому что ей действительно пора было уходить. В тех неясных чувствах, которые она испытывала, было повинно не вино и не обилие картин. Это было связано с человеком, который, стоя, смотрел на нее таким критическим, насмешливым взглядом, который был ей невыносим. Он действовал на нее так, как никто другой. Это было как бы явление судьбы, стремительно налетевшей и захватившей ее. Поставив пустой стакан, она встала. Он помог надеть ей вечерний жакет, при этом она старалась избегать его прикосновений, и они пошли вниз, в холл.
— Вы не будете против, если я провожу вас? — спросил он вежливо, открывая дверь.
— Нет, — ответила она, подумав при этом, не сам ли он собирается вести лодку.
Оставив дверь открытой, он посторонился, пропуская ее, и она ступила в ночь. И тут же у нее вырвалось восклицание:
— Гондола!
Она направилась к гондольеру, поправлявшему подушки для сидений, с облегчением увидев, что это не тот развязный молодой человек, который привез ее сюда. Этому было около тридцати, и выглядел он довольно серьезным.
— Добрый вечер, синьорина, добрый вечер, синьор, — почтительно приветствовал он их.
— Buona sera, Роберто.
Доминик помог ей сесть в лодку и расположился рядом. Устроившись в своем углу, Мартина слушала звуки весла, разгребавшего воду, и наблюдала за темными разводами воды, остававшимися за лодкой. Неожиданно Доминик протянул свою длинную руку и достал из маленькой серебряной вазы розу.
— Вам, мисс Флойд, — произнес он, вставляя цветок в верхнюю петлю ее жакета.
Когда он потянулся к ней со своего сиденья, она почувствовала его дыхание, смешанное с ароматом сигары. Его близость вызвала сумятицу всех ее чувств. С самой первой встречи она, как нечто реальное, ощущала его магнетизм. И сейчас Мартина должна была собрать всю свою волю, чтобы сдержать непреодолимое желание прикоснуться к его загорелой щеке, находящейся в такой опасной близости.
— Спасибо, — поблагодарила она, откинувшись на сиденье, стараясь скрыть гулкое биение сердца.
Ее сознание полностью растворилось в его присутствии. В ней возникло то изначальное, что охватывает мужчину и женщину, когда они рядом. И Мартине, которая никогда бы не поверила, что это может произойти так скоро, страшно захотелось, чтобы он обнял ее.
Не он ли сказал, что Венеция — это Цирцея, вызывающая сентиментальные желания? Вяло следила она за водой, в которой отражался серебристый свет медленно восходящей луны. Если Венеция околдовала ее, ей становилось ясно, что это только по вине человека, сидящего рядом. То, что происходило сейчас, ему, конечно, было знакомо до мелочей. Но, несмотря на их близость, каждый из них оставался сам по себе. Во время затянувшегося молчания, которое, казалось, никто не хотел прерывать, она старалась подавить внезапно вырвавшийся из груди вздох. Однако Доминик услышал его.
Подавшись вперед, он тихо прошептал иронически:
— Что это значит? Страстное желание? Удовольствие? Наслаждение гондолой, когда ты молод, и влюблен, и неизлечимый романтик?
Услышав насмешливые интонации в его голосе, она торопливо ответила:
— Уверена, вам кажется, что я и первое, и второе, и третье.
— Вне всякого сомнения. Я был бы очень удивлен, если бы Роберто не разделял моего мнения. В любой момент он может запеть.
Мартина сцепила руки, думая, не лунный ли свет делает ее сверхчувствительной к его замечаниям.
— Так почему же он не поет? Если он запоет, это докажет, что он не такой неисправимый циник, как вы.
Ее удивило, как легко произнесла она эти слова, хотя внутри у нее все дрожало от негодования.
Он засмеялся, потому что Роберто начал тихо напевать.
— Все зависит от того, как посмотреть на это. Возможно, он настолько галантен, что не хочет слышать наш разговор, думая, что я объясняюсь вам в любви.
Мартина повернулась к нему, встретясь с насмешливым взглядом, слабо чувствуя, что она не может противостоять его подшучиваниям. Его вызов, если это был вызов, заставлял ее подыскивать слова, которые скрывали бы ее истинные чувства.
— Было бы неплохо, если бы вы показали мне наиболее интересные романтические места, пока Роберто поет.
Его улыбка блеснула в темноте, и он с готовностью наклонил голову.
— Ваше желание — приказ для меня. Что может быть замечательнее того места, к которому мы приближаемся? — Подняв небрежно руку, он показал на воздушный дворец, неясные очертания которого выступали из воды слева от них. — Это дворец Резоникко, где, приехав навестить своего сына, скончался Роберт Браунинг.
Однако Мартина не позволила ему рассказывать об этом в таком тоне.
— Романтическая фигура, — прошептала она. — Но, очевидно, безнравственный Байрон больше вам по вкусу?
Он довольно пристально посмотрел на нее, нисколько не смутившись.
— Конечно. Он наслаждался жизнью, хотя его избранницы не в моем вкусе. — Он показал на дворец справа. — А это — дворец Моченидо, где он жил с прекрасной, но сумасшедшей венецианкой по имени Маргарита Годжи и четырнадцатью служанками. — Когда Мартина живо повернулась, чтобы посмотреть на него, он продолжал:
— Это не так романтично, как кажется. У Маргариты, женщины с большими черными искрящимися глазами, был слишком горячий темперамент. Кроме того, она обладала такой силой, что могла померяться с любым бойцом на ринге. Она всегда пользовалась ею, когда хотела разделаться со своими соперницами. Байрон устал от постоянной ревности и попытался заставить ее уйти. Маргарита же накинулась на него со столовым ножом, а затем бросилась со ступенек в канал. Ее спасли и отправили домой к мужу.
- Предыдущая
- 16/41
- Следующая
