Когда любовь была «санкюлотом» - Бретон Ги - Страница 14

• Предыдущая
• 14/66
• Следующая

Весной он почти каждый день писал своей сестре Софье трогательные письма о королеве. Вот несколько отрывков из этих-писем, дающих ясное представление о состоянии его души:

«Я теперь не так несчастлив, потому что вижу иногда моего дорогого друга и забываю на время о ее бедственном положении. Бедная женщина? Она просто ангел, меня поражают ее выдержка, мужество и чуткость; никто не умеет любить так, как она…

(10 апреля)

Она заслуживает самых лучших чувств. Это самое совершенное создание на свете. Ее безупречное поведение завоевало ей любовь всего мира, все поют ей хвалу. Вы даже представить себе не можете, как я ценю ее дружбу.

(12 апреля)

Она совершенно несчастна, но держится мужественно, она ангел… Я стараюсь утешить ее, я обязан это делать, она так хороша со мной…

(21 мая) Она так несчастна… Я в отчаянии от того, что не могу утешить ее, дать то счастье, которого она заслуживает… Я пишу вам от нее, из деревни… Король со всей семьей теперь в Сен-Клу [37].

(28 июня)

Несколько позже он напишет:

Вот прядь волос, которую вы у меня просили, если этого недостаточно, я пришлю вам еще; она сама посылает их, очень тронутая вашей просьбой. Она так добра, так прекрасна, я обожаю ее еще больше за любовь к вам… Я смогу умереть счастливым, когда вы наконец встретитесь…

Ненависть, которую народ питал к «австриячке», безумно пугала шведа. Всю весну 1790 года он умолял Марию-Антуанетту готовиться к побегу из Парижа.

Королева, не забывшая оскорблений, которыми ее осыпали по дороге из Версаля, и чувствовавшая, что ярость народа растет с каждым днем, легко дала себя уговорить.

Но Людовик XVI отказывался покидать свою столицу.

— Король Франции не может бежать, — говорил он.

Понадобилось опасное и неприятное происшествие чтобы он изменил мнение.

В пасхальный понедельник толпа, узнавшая, что он отказался присутствовать на мессе, которую должен был служить священник, присягнувший на верность Учредительному собранию, бросилась на карету, отправлявшуюся в Сен-Клу [38].

Два часа толпа хулиганов осыпала оскорблениями королевскую семью. Изумленный король услышал в свой адрес слова, совершенно его поразившие:

— Эй ты, жирная свинья!..

Тут он наконец осознал, что многие его подданные питают к нему настоящую ненависть…

Лафайетт спросил короля, не послать ли стражу разогнать толпу [39].

— Нет, — ответил Людовик, — я не хочу, чтобы из-за меня пролилась кровь.

Крики толпы становились все более угрожающими, и король, открыв дверцу кареты, вышел и сказал тоном, увы, напоминающим господина Прюдома:

— Значит, вы не хотите, чтобы я уезжал… Ну что же, я останусь!

И он вернулся в Тюильри.

Тем же вечером королева вызвала Ферзена к себе в будуар.

— Дорогой Аксель, теперь король хочет уехать. Он дает вам полную свободу рук, целиком полагаясь на вас…

Это бегство было делом трудным, деликатным и опасным: необходимо было найти деньги, фальшивые паспорта, карету, лошадей, кучеров, охрану, провизию; нужно было договориться о смене лошадей по дороге, вывезти королевскую семью из Тюильри и доставить ее к границе.

Аксель, совершенно счастливый от мысли, что он может спасти любимую женщину от опасности, принялся за дело… с помощью своей любовницы Элеонор Салливан.

Дело в том, что страстная натура молодого шведа не могла довольствоваться платонической любовью к королеве, и уже больше года он состоял в связи с Элеонор Салливан, девушкой «с прошлым».

Вот как описывает ее Эмиль Боманн:

«Родившаяся в Лукке, в провинции Тоскана, Элеонора Франчн сделала карьеру, достойную самого Казановы. Ее отец был портным и одновременно танцором городского театра. В двенадцать лет она дебютировала как балерина; потом вышла замуж за Мартини, одного из своих партнеров. Она танцевала в Венеции, где ее увидел герцог Вюртембергский. Он безумно влюбился в молодую балерину, похитил ее и увез к своему двору в Штутгарт, сделав своей фавориткой. Она родила ему сына и двух дочерей. Потом герцог бросил ее, и она уехала, оставив ему детей. В Вене она танцевала перед Иосифом II и свела его с ума. Тогда императрица Мария-Тереза изгнала ее из города. Элеонор начала путешествовать по Германии, переезжая из города в город. В Кобленце она попалась на глаза королевскому министру шевалье д'Эгремону, и он увез ее в Париж. Там она некоторое время вела довольно жалкую жизнь, ей даже пришлось выйти на панель, чтобы не умереть с голоду. Немного позже она познакомилась с неким господином Салливаном, англичанином, который женился на ней!. Вместе они отправились в Индию, где он нажил огромное состояние. Но там Элеонор встретила Квентина Кроуфорда, младшего сына большой шотландской семьи, брата сэра Александра Кроуфорда, когда-то очень известного парижского повесы. Квентин воевал в Восточной Индии против Испании, а потом стал председателем крупной компании в Маниле. Он был богаче Салливана, да и характер у него был более легкий. Элеонор позволяет похитить себя (хотя вернее было бы сказать, сама толкает его на похищение). Они возвращаются в Париж, взяв с собой одну из дочерей Элеонор от герцога Вюртембергского, и поселяются в Клиши, в доме Руйе д'Орфей».

Именно тогда Ферзен и становится любовником неукротимой итальянки. Любовное искусство и опыт, накопленный ею в течение бурной жизни, так богаты, что молодой швед забывает с ней на некоторое время королеву…

Элеонор достала для Акселя часть денег, необходимых для организации побега королевской семьи. Ее сожитель, мистер Кроуфорд, сделал для Людовика XVI английский паспорт.

Элеонор не ограничила свою помощь деньгами. Под именем русской дворянки госпожи Корф она отправилась к каретнику Жану-Луи и заказала огромную берлину, которая могла вместить и монархов, и свиту.

Мастер немедленно приступил к работе, а любовница Ферзена, под именем баронессы Корф, отправилась в русское посольство за паспортами для Людовика и Марии-Антуанетты.

Подготовка заняла несколько месяцев…

Пока мастер Жан-Луи трудился с утра до вечера в своей мастерской над каретой для спасения королевской семьи, неистовые журналисты с каким-то пьянящим чувством вседозволенности старались ввергнуть страну в кровь и огонь. Одним из самых отчаянных был Камилл Демулен, выпускавший газету «Французская и Брабантская революции». Между тем этот памфлетист вел такую жизнь, которая наверняка удивила бы его читателей, узнай они правду.

Утром, не успев даже встать с постели, он писал резкие, полные ненависти, напыщенные статьи; после обеда, обходя кафе, возбужденно требовал смерти для роялистов, тюрьмы для личных врагов, оскорблял Лафайетта, призывал поджигать дворцы и называл себя «фонарным прокурором»; но, когда наступал вечер, он возвращался домой, ложился в постель и плакал, как влюбленный школяр…

Всю ночь этот кровавый журналист, писания которого заставляли дрожать всю Францию (и Брабант), этот памфлетист, писавший: «Хватит сантиментов, станем Брутами, а если понадобится, и Неронами», — этот человек заливал слезами постель и стонал: «Люсиль! Люсиль, жизнь моя, сердце мое, я люблю тебя…» — и терзал подушку.

Уже два года Камилл, не переставая рыдать, ждал, когда господин Дюплесси согласится отдать ему руку своей дочери…

Два года он делал все, чтобы стать знаменитым и доказать свою значимость отцу Люсиль. Добиваясь этого, он забирался на столы и оттуда призывал людей к убийствам, писал статьи, как будто вышедшие из-под пера одержимого…

В августе его усилия были наконец вознаграждены: господин Дюплесси позволил Камиллу, о котором все теперь говорили, ухаживать за своей дочерью.

• Предыдущая
• 14/66
• Следующая