Тысячелетие - Варли Джон Герберт (Херберт) - Страница 28

А я стою, задыхаюсь и чувствую себя голой под этим чудовищным небом.

Задыхалась я на девяносто процентов от волнения. Но мне все равно сильно полегчало после нескольких вдохов из «викс»-ингалятора, прихваченного с собой. Попробуй вы нюхнуть моего «викса», вас постигло бы жестокое разочарование. От его химикалиев в мгновение ока дохнут тараканы и тускнеет нержавеющая сталь.

Ворота выкинули меня у восточной стены гигантского стального ангара, приспособленного под хранилище обломков крушения. По крайней мере, так было запланировано. Когда я обогнула ангар и подошла к передней двери, она оказалась открытой. Внутри виднелись два «Боинга-727» компании «Пасифик Саутуэст» и множество механиков.

Мне это очень не понравилось: похоже на разрыв временной линии. Оглядевшись кругом, я заметила искомый ангар на расстоянии четверти мили.

Промахнись Ворота на такое же расстояние в другом направлении, я бы плюхнулась в залив. А кроме того, есть ведь и другое направление. Я могла материализоваться в четверти мили над полем.

Эта четверть мили была очень длинной. Я чувствовала себя клопом на тарелке. Бесконечный бетон, еще влажный от ночного дождя, и бескрайнее чудовищное небо. За пятьсот столетий можно было, вообще говоря, придумать какие-нибудь пилюли от агорафобии.

В ангаре мне сразу бросились в глаза две женщины, одетые в такую же, как у меня, униформу. Я немного воспряла духом. Уж что-что, а смешиваться с женщинами в униформах я умею. Я пригляделась, стараясь понять, чем они тут занимаются. Оказалось-восхитительно прозаическим делом. Рабочие, расчищавшие места аварий, вкалывали всю ночь без перерыва, и поэтому «Юнайтед» послала нескольких женщин на раздачу кофе с пончиками. Занятие для меня самое что ни на есть знакомое. Перехват коммерческого авиалайнера на девяносто девять процентов состоит из раздачи кофе и лишь на один процент- из собственно перехвата.

Я нашла столик с кофейниками, обменялась приветствиями с женщиной, стоявшей за столиком. Она ни на миг не усомнилась в моей принадлежности к «Юнайтед». Взяв поднос, я расставила на нем дюжину чашек, налила кофе, бросила рядом горсть бумажных пакетиков с сахаром и порошковыми сливками и отправилась обслуживать.

Или, по крайней мере, делать вид, что обслуживаю. Я быстро поняла, что для работы, на которую «Юнайтед» отрядила трех женщин, вполне хватило бы одной. Ничего удивительного- так повелось еще с пещерного века. Для любого дела нужно как минимум три человека: один работает, другой наблюдает, а третий дает ценные указания. Так было на охоте на мамонта за сорок тысяч лет до Р.Х. и на борту звездолета. От возможных неприятностей меня спасала еще одна общечеловеческая черта: если ты делаешь вид, что сильно занят, и не задаешь лишних вопросов, к тебе, как правило, никто не вяжется.

Поэтому я бодро и деловито сновала по ангару. За первые двадцать минут я подала одну чашечку кофе и чуть было не скормила какому-то парню пончик, но в последнее мгновение он передумал. После всего, чего он насмотрелся за сегодняшнее утро, бедняга, по-моему, сомневался, сможет ли вообще когда-нибудь проглотить кусок.

Улучив момент, я то и дело украдкой бросала взгляд на свои часы. На сей раз это были электронные «сейко», не более настоящие, чем зеленые хрустяшки у меня в кошельке. Индикатор, встроенный в часы, должен был засечь утечку энергии из поврежденного парализатора.

Между грудами мусора были оставлены дорожки, некоторые из них достаточно широкие для проезда грузовиков. Грузовики из Ливермора шли буквально потоком, и человек пятьдесят-шестьдесят беспрерывно их разгружали. Два или три парня указывали, куда складывать обломки, сортируя их по основным категориям: корпус, двигатели, электроника, гидравлика и так далее. В отдельную кучу скидывали остатки внутреннего интерьера, в основном обгорелые скорлупки кресел.

Кругом валялась обугленная по краям разноцветная бумага и фольга. Мне пришлось обратиться к кибернетической памяти, чтобы узнать в них обертки от рождественских подарков. Неподалеку я увидела груду самих подарков, в том числе и новенькую одежду в целлофановых пакетах. Одна куча целиком состояла из детских игрушек. Все они здорово обгорели.

И, наконец, на отдельную площадку, самую просторную, сваливали мусор той категории, для которой больше всего подходит определение «?».

Площадка занимала не меньше акра, и мои «сейко» показали, что парализатор находится там.

Сюда выгружали громадные мусорные мешки. Некоторые из них упали на бок, вывалив на пол часть содержимого, и мне пришлось бы изрядно попотеть, заставь меня кто-нибудь определить его происхождение. Не исключено, что тут были и ошметки пассажиров тоже. Рабочие прочесывали место крушения, подбирая все, что не имело отношения к коровьему пастбищу, и если находка казалась ни на что не похожей, просто совали ее в мешок- пускай с ней потом разбираются кому положено.

Я насчитала сотню мешков, не дойдя даже до четвертой части груды.

Я усиленно ломала голову в поисках правдоподобной причины, которая позволила бы мне залезть в середину кучи, вывернуть содержимое мешков на бетонный пол и как следует там порыться. Такой причины я придумать не смогла. Я и по сей день не могу. Будь у меня с собой человек десять и пять-шесть часов на поиски, может, я что-нибудь сообразила бы. Но в моем распоряжении было полчаса, я лично я и я, а также пятьдесят потенциальных заинтригованных зрителей. («Чего ты ищешь, крошка?» Сувениры? Пальцы с бриллиантовыми кольцами? Самую важную вещь во Вселенной?)

— Я бы не отказался от чашечки кофе.

Кофе? Ах да, я же здесь на раздаче кофе, верно? Я обернулась, изображая тщательно отработанную улыбку, — и он улыбнулся в ответ.

Билл Смит. Гвоздь программы.

Время- мое ремесло. Меня не удивишь коленцами, которые оно умеет откалывать. Но этот момент до жути напомнил мне тот, другой, когда пуля воздушного пирата ударила меня в плечо. Время замедлило свой ход, и мгновение превратилось в вечность.

Помню страх. Я была актрисой: я играла на сцене перед самой важной в мире публикой и не могла вспомнить ни единой реплики. Я была самозванкой: это видно с первого взгляда, и мне не уйти от разоблачения. Я была жалким уродцем в фальшивой шкуре, монстром из невообразимого будущего. И весь мир зависел сейчас от одного этого человека, от того, что я сделаю ему или с ним, — а я должна была ответить ему и дать чашечку кофе, точно он был простым смертным.

И в то же время он таки был простым смертным. Я знала Билла Смита как облупленного: развод, начальная стадия рака, злоупотребление спиртным и так далее. Я изучила его биографию: детство, проведенное в Огайо, летное училище военно-морского флота, авианосец, коммерческие авиалинии, работа в компании Боинга, продвижение по служебной лестнице в комитете по безопасности перевозок, ранняя отставка и несчастный случай с лодкой, который его убьет.

И это было больно. Я знала, как умрет стоявший передо мной человек. Если мне удастся выполнить задание, если я смогу вернуть временной поток в предопределенное русло, Билл Смит по-прежнему будет скользить по наклонной плоскости и так испоганит собственную жизнь, что смерть окажется для него избавлением.

Впервые на моем веку один из козлов обрел имя и биографию. И кривую усталую усмешку.

Я смотрела на него не больше секунды. Потом повернулась и пошла к выходу.

— Эй, а как же мой кофе?

Я ускорила шаг. Через пару минут я уже просто бежала.

Я совершила немало ошибок за время работы над проектом Ворот. Ошибок грубых и глупых. Став руководителем, я в каком-то смысле приняла на себя ответственность и за чужие промахи. Мне никогда не отделаться от чувства вины за гибель Пинки, например. Если она ошиблась, значит, я плохо учила ее.

Но за тот день, за ту первую вылазку с целью предотвращения парадокса мне особенно стыдно, ибо я не могу объяснить, почему я сделала то, что сделала.

Я выскочила из ангара и пробежала четверть мили до места, где меня выкинули Ворота. Там я сидела, съежившись под ненавистным небом, пока Ворота не прибыли точно по расписанию и не забрали меня.