Тысячелетие - Варли Джон Герберт (Херберт) - Страница 25

— У тебя ни капли романтики за душой, Луиза.

Я задумалась.

— Не могу позволить себе такой роскоши, — сказала я наконец. — Слишком много дел еще надо переделать.

— Вот и я о том же. У тебя с Ларсом немало общего, осознаешь ты это или нет.

— Надеюсь, от меня не так воняет.

Самые мои удачные реплики вечно пропадают втуне. Мартин продолжал, словно бы и не слышал меня.

— Я ни у кого не встречал такой силы воли, как у тебя, Луиза. Конечно, на Земле не осталось больше рубежей, которые можно раздвинуть. Ты способна всего лишь отодвинуть дату окончательного финала на день или неделю. Но ты не опускаешь рук.

Я даже засмущалась. Он был прав только в одном: мне действительно не по душе романтические бредни о судьбе человечества, о божествах или славных парнях, побеждающих в финале. Мне-то судьба и ее фортели известны не понаслышке, и я вам прямо скажу: паршивая это штука.

— Ну и к какому решению вы пришли? — спросил Ковентри. — Как они восприняли мой анализ ситуации?

— Они не в восторге. Ты сказал, что ситуация безнадежна; похоже, все они с тобой согласны. Ты у нас большой авторитет в области Ворот и временного потока.

— Неужели никто ничего не предложил? Ну хоть какой-нибудь план действий?

— Откуда ему взяться? Они надеялись, что ты подскажешь им выход. Ты заявил, что выхода нет. Они уже сели бы писать завещания, если б было что и кому завещать.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Ясненько. А ну, выкладывай свой план!

В состав Совета входят девять человек. Почему- не знаю, хотя БК, наверное, объяснил бы, если б я спросила, поскольку утверждает членов Совета именно он. Сдается мне, он выбрал такое число исключительно на тот случай, если мы все-таки тотально лопухнемся и Вселенная затрещит по всем швам, а все эпохи смешаются в кашу: тогда наша девятка сможет выйти на поле в ежегодном бейсбольном чемпионате в Никогда-Никогдаленде.

Официально девятка называется Советом программистов. Но это не более чем вежливая ложь. Они не занимаются программированием. Компьютеры давно уже стали слишком сложными и утонченными штучками, чтобы позволить простому смертному соваться со своими командами.

Хотя некоторые качества так никому и не удалось запихнуть в банки памяти.

Только не спрашивайте меня какие.

Быть может, воображение. Или сострадание. Хотя не исключено, что я переоцениваю род человеческий. Возможно, БК избирает и поддерживает Совет просто для самоконтроля, чтобы не превратиться в Бога. Такая опасность вполне реальна. А может, БК необходима толика безрассудства, предубеждения, злобы и отъявленного эгоизма, чтобы не отрываться от действительности. Или, как и всем нам, ему просто хочется иногда над кем-нибудь посмеяться.

В общем, если и есть у нас орган, отдаленно напоминающий правительство, так это Совет. Чтобы попасть туда, нужно дожить до невероятной старости- лет до тридцати шести или тридцати семи, что значительно превышает средний возраст живущих.

Само собой, все они гномы. У большинства не осталось ничего, кроме мозга и центральной нервной системы. У некоторых сохранился только головной мозг, да и тот, подозреваю, не у всех.

Кроме возраста, существуют и другие критерии, но я не знаю в точности какие. Интеллект- наверняка, а еще эксцентричность. Если вы тридцативосьмилетний супергений и настоящее наказание Божье для окружающих, у вас прекрасные шансы закончить свою жизнь членом Совета.

Странная у них там компания. В отличие от прочих гномов, они ничуть не озабочены своим внешним видом. Некоторые, правда, попрятали мозги в искусственные тела, но не более натуральные, чем у Шермана. Али Тегеран похож на Ларри: торс, прикрепленный к пьедесталу. Мэрибет Брест- говорящая голова, хайло на палочке, точь-в-точь персонаж из дешевого фильма ужасов. Нэнси Йокогама-мозги в канистре, а Безымянный- просто громкоговоритель на столе. Одному БК известно, кто, где или что он такое.

Какой реальной властью обладают члены Совета- не известно никому. Вряд ли они сами способны ответить на этот вопрос. Но факт остается фактом: я ни разу не слыхала, чтобы БК отменил хотя бы одно из решений Совета. Кстати, проект Ворот, последняя и хрупкая надежда человечества, родился в палате Совета, а не в холодных извилинах БК.

Понятное дело, я немного нервничала, представ перед девятью августейшими персонами. Я знала, что визита в Совет не избежать: о нем говорилось во временной капсуле. Правда, я думала, что они меня вызовут, но вышло иначе- я сама попросила об аудиенции. Хотя от этого мне было не легче.

Я хотела взять с собой Мартина Ковентри, однако он отказался. Глядя на них, я поняла почему. Он ненавидел их, ненавидел слепо и страстно. Мне ли его не понять! Я, когда сгнию до гномства, попаду в центр управления, а Мартин Ковентри- сюда, в Совет. Он был избран кандидатом девяти лет от роду. Неудивительно, что он не хотел видеть свое будущее.

Голливудскому художнику-постановщику палата Совета определенно бы понравилась. Футуризм на грани маразма. Стен не видно- их замечаешь, только наткнувшись. Вокруг тебя простирается белая ровная пустыня, а впереди, за черным резным столом- девять незнамо чего.

Но если им так нравится, это не мое собачье дело.

Я решила, что главный у них- Питер Феникс, поскольку он сидел в центре. Он был похож на человека больше, чем все остальные вместе взятые, — и еще чуточку на ветхозаветного Бога. Он-то и открыл торжественное собрание.

— Насколько я понимаю, у вас есть предложение по решению проблемы твонки?

— Двух твонков, — сказала я, не совсем уверенная в правильности падежного окончания.

— И вы ответственны за один из них? — Феникс приподнял мохнатую бровь. Мне почудилась, будто я слышу скрип подъемных механизмов.

— Возможно. Я готова принять ваш приговор и любое наказание.

— В таком случае докладывайте.

Я описала события злополучного дня, рассказала о гибели Пинки, Ральфа и, наверное, Лили. Про воздушного пирата выложила все в подробностях, вспоминая каждую мелочь, которая могла иметь отношение к делу. После смерти Пинки прошло уже сорок восемь часов прямого времени. Двадцать четыре из них, после разговора с Ковентри, я провела, вглядываясь в глубь камеры временного сканера, и в результате узнала мистера Билла Смита лучше, чем его бывшая жена. Именно о нем я и хотела поговорить с Советом, но решила подвести к нему разговор постепенно.

Поэтому я вкратце изложила вчерашнюю лекцию Ковентри, рассказала историю первого твонки, за который ответственности не несла, если не считать косвенной ответственности руководителя за ошибку подчиненного. Я сказала им, что парализатор пропал бесследно, и даже если кто-то его нашел, то в течение пятисот столетий никто им не воспользовался, так что никаких изменений в жизни нашедшего (нашедшей) не произошло.

— Хоть одна хорошая новость ради разнообразия, — изрекла Нэнси Йокогама.

Желаете еще, Ваша Мерзость? Я только что выпустила стайку пираний в аквариум, где плавают ваши серые мозги…

Боюсь, я резко оборвала свою мысль. Даже у моей непочтительности есть пределы.

— Да, конечно, вы правы! — просияла я. — А теперь, тоже для разнообразия, плохие новости. Мы обнаружили второй парализатор. Как ни прискорбно, вернуть его будет непросто. Могу я попросить временной сканер?

Из пола рядом со мной поднялась камера сканера. Мы быстренько проглядели результаты тридцатичасового сканирования, проведенного тысячью операторов.

Первая сцена — место крушения DC-10. В камере было почти черно, лишь кое-где вспыхивали крохотные и очень хорошенькие огоньки. Масштаб изображения увеличился наплывом, пока весь передний план не заполнила фигура рабочего, устало тащившего за собой пластиковый мешок. Панорама застыла, и мы опять укрупнили масштаб, чтобы рассмотреть предмет, зажатый у рабочего в руке. Это был парализатор Ральфа, на вид довольно помятый, с красным огоньком внутри.