Общество риска. На пути к другому модерну - Бек Ульрих - Страница 16

Затем — что наблюдается и сегодня — проблемы постепенно признаются. Все более явными становятся систематически насаждаемые страдания людей, их угнетение; это вынуждены признавать даже те, кто ранее отрицал их наличие. Право — отнюдь не добровольно, а благодаря мощной поддержке улицы и политических движений — стало ориентироваться на настроения масс; возникло избирательное право, право на социальное обеспечение, право на труд, право решающего голоса. Параллели с сегодняшним днем налицо: безобидные продукты — вино, чай, лапша и т. п. — оказываются опасными. Удобрения оборачиваются ядами продолжительного действия с далеко идущими последствиями. Хваленые некогда источники богатства (атом, химия, генная технология и т. д.) превращаются в источники непредсказуемых опасностей. Очевидность опасности вызывает все большее сопротивление попыткам представить ее безобидной, затушевать. Агенты модернизации — в промышленности, науке и политике — чувствуют себя неуютно в роли обвиняемых, которых вгоняет в пот цепь косвенных улик.

Кажется, можно сказать: все это уже было. Ничего нового. Но в глаза бросаются и глубокие различия. Непосредственности лично и сообща переживаемой нищеты противостоит сегодня неосязаемость цивилизационных угроз, которые осознаются только благодаря научному знанию и недоступны постижению первичным опытным путем. Это угрозы, которые выражаются на языке химических формул, биологических взаимосвязей и медико-диагностических понятий. Подобная структура знания, однако, не делает эти угрозы менее опасными. Напротив, значительные группы населения оказываются — намеренно или невольно, по причине аварий или катастроф, в мирное или военное время — перед лицом разрушений и опустошений, при виде которых пасует наш язык, наша фантазия, любая медицинская или моральная категория. Речь идет об абсолютном и непредставимом НЕ, нам угрожает НЕ-бытие вообще, непредставимое, непостижимое не-, не-, не-.

Но только ли угрожает! Тем самым намечено еще одно существенное отличие: сегодня речь идет о грозящей возможности, которая время от времени показывает испуганному человечеству, что это не только возможность и не просто выдумка фантастов, а факт, который когда-нибудь обязательно произойдет.

Это родовое отличие реальности и возможности дополняется еще и тем, что — по крайней мере, в Федеративной Республике Германии, именно о ней здесь говорится, — цивилизационное обнищание идет рука об руку с противоположностью материального обнищания (особенно когда представляешь себе ситуацию в XIX веке и голодающих странах третьего мира). Люди не нищенствуют, а благоденствуют, живут в обществе массового потребления и изобилия (что вполне может сопровождаться обострением социального неравенства), они чаще всего образованны и информированны, но их мучает страх, они ощущают угрозу и готовы целенаправленно ей противодействовать, чтобы не допустить единственно возможной проверки истинности своих пессимистических видений будущего. Подтверждение угрозы было бы равнозначно бесповоротному самоуничтожению, и это как раз и есть побуждающий к действию аргумент, который превращает предполагаемую угрозу реальную. В отличие от XIX века возникающие проблемы нельзя решить с помощью повышения производительности, перераспределения, расширения социальных гарантий и т. д., они требуют или целенаправленной и массированной «политики контринтерпретапии», или принципиально нового мышления и перепрограммирования действующей парадигмы модернизации.

Эти отличия демонстрируют, почему тогда и сегодня подверженными опасности оказываются разные группы: в прошлом это объяснялось классовой принадлежностью. Человек рождался уже принадлежащим к определенному классу. Это определяло его судьбу с юности до старости и сказывалось на всем: где и кем человек работал, как питался, как и с кем жил, каких друзей и коллег имел, кого ругал и против кого, если возникала необходимость, протестовал на улице.

Ситуации риска, напротив, несут в себе совсем другую опасность. В них нет ничего само собой разумеющегося. Они как бы универсальны и неспецифичны. О них мы слышим и читаем. Такой способ передачи знания означает, что страдают группы людей, которые лучше образованы и информированы. Конкуренция с материальной нуждой указывает на еще один признак: осознание опасности и готовность противодействовать ей получают развитие скорее там, где угроза непосредственному существованию ослаблена или снята, т. е. в обеспеченных слоях (и странах). Невидимость риска можно преодолеть и на основе собственного опыта, например, когда умирает любимое тобой дерево, когда вблизи планируют построить атомную электростанцию или происходит выброс ядовитых отходов производства, когда средства массовой информации сообщают о содержании ядовитых веществ в пище и т. д. Такого рода подверженность опасности не вызывает социальной сплоченности, которая бы ощущалась как пострадавшими, так и другими людьми. Не появляется ничего, что могло бы организовать их в социальный слой, группу или класс. Разница между ущемленностью в классовом обществе и ущемленностью в обществе риска весьма существенна. Говоря упрощенно, в классовом обществе бытие определяет сознание, а в обществе риска, наоборот, сознание (знание) определяет бытие. Решающую роль в этом играет вид знания, а именно его независимость от собственного опыта, с одной стороны, и глубокая зависимость от знания, охватывающего все параметры грозящей опасности, с другой. Потенциал угрозы, который детерминирован классовой ситуацией, например потерей рабочего места, очевиден всякому, кого эта угроза коснулась. Для этого не нужны особые средства получения знаний — измерительные приборы, сбор статистических данных, их подтверждение, соображения касательно порога терпимости. Ущемленность очевидна и в этом смысле не нуждается в научном подтверждении.

В совсем иной ситуации оказывается тот, кто узнает, что чай, который он ежедневно употребляет, содержит ДДТ, а купленный недавно кухонный гарнитур — формальдегид. Опираясь на собственные знания и собственный опыт, он не в состоянии определить меру своей ущемленности. Уровень его научных знаний не позволяет узнать, содержится ли и в каком количестве ДДТ в его чае и формальдегид в кухонном гарнитуре, а также ответить на вопрос, каково краткосрочное и долгосрочное воздействие этих вредных веществ. То, какой ответ будет дан на его вопросы, в той или иной мере скажется на его ущемленности. В том, что касается положительного или отрицательного ответа, степени, масштаба и форм проявления грозящей ему опасности, человек принципиально зависим от чужого знания. Жертвы становятся некомпетентными в деле, касающемся их собственной жизни. Они утрачивают значительную часть суверенного знания. Вредное, таящее в себе угрозу, враждебное притаилось повсюду, но судить о вредности или полезности сами они не в состоянии и потому вынуждены пользоваться гипотезами, методами и контроверзами чужих производителей знания. Соответственно в ситуациях риска предметы повседневного обихода могут, так сказать, за одну ночь превратиться в «троянских коней», из которых выскочат опасности и в спорах друг с другом возвестят, чего следует опасаться, а чего нет. Жертвам даже не дано решать, обращаться ли им за советом к экспертам. Не жертвы ищут экспертов по рискам, а сами эксперты ищут себе жертв. Они могут появиться совершенно неожиданно. Ибо опасность можно предположить в любом предмете повседневного спроса. Она скрывается в них, невидимая, и все же слишком явная, и взывает к экспертам-ответчикам, ставя перед ними тревожные вопросы. Ситуации риска в этом смысле суть бурлящие источники вопросов, на которые жертвы не знают ответа.

С другой стороны, это означает, что все решения, которые принимаются в рамках накопления знаний о рисках и цивилизационных опасностях, не являются решениями только научного характера (постановка вопросов, гипотезы, способы измерения, методика, предельные величины и т. д.), в то же время это и решение о вредных воздействиях, о радиусе действия и виде опасности, содержании угрозы, круге лиц, долговременных последствиях, мероприятиях, ответственных, притязаниях на возмещение ущерба. Если сегодня будет установлено, что формальдегид, ДДТ и т. д. в тех концентрациях, в которых они содержатся в предметах повседневного обихода и продуктах питания, наносят ущерб здоровью, то такая констатация может обернуться социальной катастрофой, так как указанные химические вещества присутствуют повсюду.