Любовь и корона - Езерская Елена - Страница 41

• Предыдущая
• 41/47
• Следующая

– Да, такая вот беда на наши головы, – горестно проговорил управляющий, беря Штерна под локоток. – Совсем плох Иван Иванович, очень плох… Не берег он себя, совсем не щадил.

– Что же вы сразу-то не сказали, – заспешил доктор.

– Его сиятельство в библиотеке, – Карл Модестович указал доктору дорогу.

– Благодарю вас, я знаю, – Штерн стремительно пошел по коридору.

Анна попыталась пойти следом, но Шуллер ее остановил.

– Куда это ты собралась? Сказал же – не до тебя там! – управляющий грубо схватил Анну за руку и стал выпроваживать ее на улицу.

– Да скажите же вы, что с ним?!

Что случилось?! Пустите меня! – пыталась вырваться Анна.

– О бароне есть кому позаботиться. А ты ступай займись своими делами.

– Пустите меня к нему!

– Да что же ты такая упрямая! – рассмеялся Шуллер, пытаясь обхватить Анну за талию. – Но должен признать, что ты краше становишься, когда злишься. Жаль, что я не барон. А то бы ты сейчас в мою спальню ломилась.

– А ну, не трогайте ее! – Никита бросился на управляющего.

– Ты кто такой, чтобы мне указывать?! Пошел вон отсюда! С тобой мы еще не закончили!

– Отпустите, говорю! – Никита занес руку над управляющим.

– Ты на кого руку поднял, холоп?!

Анна умоляюще посмотрела на Никиту, и тот отступил.

– Смотри у меня, Никита, – зло сказал Карл Модестович. – Еще раз на меня руку поднимешь – я ее отрублю!

– Что же это, Никитушка? – заплакала Анна.

Она села на крыльцо, Никита – рядом.

– Ничего, Аннушка, все выяснится, все будет хорошо, – успокаивал он ее.

Вскоре на крыльцо снова вышел доктор Штерн.

– Илья Петрович, – бросилась к нему Анна, – что с ним?

– У барона слабое сердце…

– Но он поправится?!

– Сожалею, – с соболезнованием в голосе сказал Штерн.

– Вы говорите так, будто уже все кончено, но он ведь жив!

– Я дал ему лекарство, но оно лишь приглушит боль. Простите, моя милая, но еще никто не придумал лекарства от старости.

– Как вы можете так говорить?! Он должен жить, слышите!

– Конечно, Анна, вы правы – Сдаваться нельзя. И я, безусловно, сделаю все, что смогу. Но люди бессильны перед временем. Постарайтесь это понять и принять. Я велел Карлу Модестовичу аккуратно перенести барона в его спальню. А сам, пожалуй, пойду на кухню, распоряжусь насчет диеты для Ивана Ивановича. Прошу меня извинить!

– Спасибо вам, Илья Петрович!

– А вы ступайте к нему, он сейчас пришел в себя, звал вас, – доктор приподнял край шляпы и попросил Никиту проводить его на кухню.

Анна побежала к барону.

Полина, стоявшая на пороге комнаты, хотела ей помешать, но Корф увидел свою любимицу в полуоткрытую дверь и стал звать:

– Анна, Анна, подойди ко мне!

И Полина нехотя пропустила Анну к барону.

– Я рада видеть, что вам лучше, дядюшка! – Анна опустилась на колени перед кроватью, на которую уложили барона.

– Ты пришла, мне и получше, – старый Корф был бледен, глаза ввалились, говорил он с трудом. – Что ты так долго не шла?

– Карл Модестович задержал меня.

Сказал, что вам не до меня.

– Обманщик он, хотя и немец…

Я все спрашивал, где ты, и слышал в ответ, что ты занята… Аннушка, я хотел сказать тебе – вольная…

– Об этом после – главное, чтобы вы были здоровы.

– Я чувствую себя значительно лучше, – через силу улыбнулся барон. – Мне и надо только глоток бренди – встану на ноги и побегу.

– Вы еще и шутите, Иван Иванович!

– А что мне еще остается? Но ты меня не бросай, Аннушка!

– Я никогда вас не оставлю, – Анна прижалась щекой к руке старого барона, и он почувствовал, как слеза солено ущипнула кожу.

– Добрая ты моя, – ласково сказал Корф.

За дверью послышались голоса.

– Барин, – в дверь просунулась рыжеватая голова Полины, – прошу прощения, но к вам пришли! Говорят, по срочному делу.

– Но Ивану Ивановичу плохо! – Анна поднялась и направилась к двери.

В ту же минуту в комнату вошел Андрей Долгорукий.

– Андрей Петрович? Извините нас, но барон болен.

– Иван Иванович, Анна, – с порога поклонился Долгорукий. – Простите мое вторжение. Я бы никогда не явился к вам столь бесцеремонно… Но я привез из Петербурга новость, и, хоть она не самая хорошая, я поклялся и должен исполнить свое обещание.

– И ваша новость не может подождать?

– Нет, нет, Аннушка, – барон жестом подозвал Долгорукого к себе. – Раз уж Андрей спешил из Петербурга, я хочу выслушать его.

Долгорукий приблизился к барону и достал из внутреннего кармана плаща продолговатый кожаный футляр. Барон узнал его – в нем Владимир хранил свои боевые награды.

– Я обещал передать вам…

– Я знаю, что это, – кивнул барон. – Но, объясните, каким образом награды моего сына оказались у вас?

– Мне очень жаль, Иван Иванович, но Владимир арестован.

– Этого не может быть! – воскликнула Анна. – Это какая-то глупая ошибка!

– Увы, сударыня… – Долгорукий выдержал паузу, заметив, как побелело лицо барона. – Он дрался на дуэли. К счастью, никто не пострадал.

– Тогда почему он в тюрьме? – спросил барон.

– Он имел неосторожность вызвать на дуэль престолонаследника Александра.

– Что?! – с тихим криком приподнялся барон. – Он в своем уме?! Вызвать наследника на дуэль! Какая вопиющая, чудовищная глупость!..

– Дядюшка, я вас умоляю! Вам нельзя волноваться…

– Видите ли, поначалу он его просто не узнал. Дело было на маскараде…

– Не пытайся его оправдать, Андрей! – в голосе барона послышались нотки праведного гнева. – Он заслуживает тюрьмы!

– Иван Иванович! – попыталась смягчить его Анна. – Вы очень влиятельный человек, вас уважают при дворе. Чуть поправитесь – сразу же поедете в Петербург! Попросите аудиенции у Его Величества и уговорите его, чтобы он освободил Владимира!

– Да разве император прислушается ко мне, ведь речь идет о наследнике престола!

– Вы были соратником его брата.

Неужели память об этом не смягчит его сердце?

– Аннушка, – барон снова откинулся на подушку. – Проводи Андрея.

Я хочу подумать – слишком многое случилось сегодня…

Долгорукий еще раз поклонился барону и вместе с Анной вышел в коридор. До крыльца они разговаривали, не замечая, что за ними следит Полина и запоминает каждое, сказанное ими слово.

– Я вынужден проститься с вами.

И не корите, что принес дурные вести – я не знаю, что ожидает Владимира, но уверен – отец имел право знать его судьбу.

– Не вините себя Андрей Петрович. Я рада, что барон узнал об этом именно от вас. Гораздо хуже, когда такие новости приносит чужой человек.

– Слава Богу, что Иван Иванович не останется наедине с печальными известиями. Ему очень повезло с воспитанницей. К слову, я слышал ваше выступление на том балу. У вас потрясающий талант! Помню, один мой друг был просто сражен вами.

– И кто же ваш друг?

– Князь Михаил Репнин…

– Вы, наверное, ошибаетесь, я не могла понравиться князю Репнину.

У него уже есть дама сердца.

– У Михаила? Почему вы так думаете?

– Он хотел написать мне, но так и не сделал этого.

– Михаил не может вам написать.

Его арестовали вместе с Владимиром.

Он был секундантом цесаревича…

– Нет!

– Увы! Сожалею, что расстроил вас.

Прощайте, Анна. И будьте счастливы.

Долгорукий поцеловал Анне руку, которая повисла безжизненно и безвольно, и вскочил в седло. Анна проводила его невидящим взглядом…

А тем временем Полина, воспользовавшись, что Анна вышла провожать Долгорукого, вернулась в комнату барона.

– Что ты здесь делаешь? – сурово спросил ее Корф.

– Зашла спросить, не надо ли чего? – Полина сделала вид, что проверяет лекарства на ночном столике. – Ой, кажется, это награды Владимира Ивановича? Он такой герой! Не случилось ли чего?

– Случилось. И раз уж ты здесь, помоги мне одеться. Я еду в Петербург.

– Но вы больны!

– Я должен ехать!

• Предыдущая
• 41/47
• Следующая