Тайны Московской Патриархии - Богданов Андрей Петрович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/79
• Следующая

Шуйский рисковал собой, но уже добился первого успеха: аресты вызвали волну слухов, отравивших радость первых дней нового царствования и посеявших сомнения в душах подданных. Хотя люди в массе не верили наветам на Дмитрия Ивановича, государь решил публично оправдаться и изобличить шептунов на Соборе, перед всем миром.

Это был смелый шаг, для которого требовалась полная уверенность государя в лояльности высшего духовенства, от митрополитов до игуменов крупнейших монастырей, поскольку именно духовные лица по традиции занимали высшие места на Земских соборах. Бояре и другие чиновники государева двора уже доказали Дмитрию Ивановичу свою верность. Выборные земские люди – дворяне, купцы, представители черных слобод – связывали с новым государем надежды на лучщую участь и безусловно поддержали бы того, кого сами возвели на престол.

Уже на другой день после вступления в Кремль Дмитрий Иванович убедился, что высшее духовенство целиком покорно его воле. Митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты и игумены собрались 21 июня 1605 года в Успенском соборе, чтобы по всей форме разделаться с патриархом Иовом, грубое устранение которого могло вызвать нежелательные толки. Сначала (как писал участник этого действа Арсений Елассонский [20]) собравшиеся приговорили: «Пусть будет снова патриархом святейший патриарх господин Иов». Затем Освященный Собор, почти все участники которого были многим обязаны старому патриарху, постановил отставить Иова, но не по воле светской власти – Боже упаси! – а под предлогом того, что тот стар, немощен и слеп.

Воспоминание о постановлении в патриархи радовало Игнатия даже в полумраке чудовской кельи-камеры опального. Как шипели по углам русские архиереи, что поставили его не по правилам Церкви, а по выбору самозванца! Тогда, впрочем, они трепетали называть так Дмитрия Ивановича государя всея Руси, волю которого исполняли беспрекословно. Можно подумать, усмехался мысленно Игнатий, что до него ставили митрополитов и самого патриарха Иова по собственному выбору, а не по указанию власти…

Враги патриарха придумали, будто государь посылал его к Иову в Старицу на поклон, просить благословения, да еще дважды, злобно расписывая, как Иов отказывал проходимцу, «ведая в нем римския веры мудрование». Вранье! Сами же архиереи 21 июня отрешили от престола Иова, законно и единогласно избрали Игнатия, а 30 числа он был торжественно поставлен патриархом Московским и всея Руси. Ни один не посмел высказаться против или предложить другую кандидатуру, никто не осмелился даже уклониться от участия в церемонии. Да и изгоняли Игнатия потом как законного патриарха, отнюдь не вспоминая о каких-либо неправильностях его поставления.

Видя, сколь ретиво выслуживаются члены Освященного Собора, царь Дмитрий Иванович созвал Земский собор, чтобы открыто ответить на распространяемые против него слухи и разом уверить сомневающихся в законности его права на престол. Правда, государь предусмотрительно облегчил себе задачу, избавившись от свидетельствовавших против него правдолюбцев. Попы, повторявшие обвинения Иова, были заточены по дальним монастырям, ибо никакие пытки не могли их переубедить. Созвав стрельцов, Дмитрий Иванович указал на тех их товарищей, которые обличали его, и стрельцы тут же разорвали в клочья врагов своего государя.

Непреклонного дворянина Петра Никитича Тургенева и горожанина Федора Калачника, до последней минуты обзывавших Дмитрия Ивановича посланцем Сатаны, казнили главоотсечением на Пожаре, как уголовников. Для спора на Земском соборе был оставлен один Василий Иванович Шуйский, на гибкую совесть которого можно было положиться. Неудивительно, что в прениях с Шуйским царь смог блеснуть красноречием и, по наблюдениям иностранцев, говорил с таким искусством и умом, что лживость клеветнических слухов стала всем до изумления очевидна! Собор под председательством патриарха Игнатия единодушно признал Шуйского виновным в оскорблении законного наследника московского престола и приговорил к смертной казни.

Спектакль был разыгран на славу вплоть до последней сцены. 30 июня, после многодневного суда, изобличенный клеветник был выведен на Лобное место, где уже похаживал палач и зловеще поблескивал воткнутый в плаху острый топор. Василий Шуйский простился с народом, представленным обширной толпой зевак, и положил голову на плаху, когда из Кремля подоспел гонец с объявлением прощения всем причастным к делу, включая главного виновника. Распоряжавшийся казнью боярин Петр Федорович Басманов к тому времени уже устал, придумывая всяческие оттяжки кровавого финала, и облегченно вздохнул, не ведая, что спас своего убийцу.

Игнатий, бывший в числе ближних советников Дмитрия Ивановича, помнил, сколь многие отговаривали государя от излишней мягкости. Однако Дмитрий посчитал, что помилование изобличенного врага произведет еще лучшее впечатление, и повелел отправить Василия с братьями в ссылку. Впоследствии духовные лица, участвовавшие в вынесении Шуйскому смертного приговора, могли делать вид, будто были уверены в таком повороте событий, хотя в действительности жизнь боярина висела на волоске. В народ был пущен слух, что причиной помилования была сердечная доброта государя и просьба его матери Марфы.

Царица, однако, была еще далеко от столицы. Даже командовавший высланной за нею пышной свитой князь Михаила Васильевич Скопин-Шуйский не знал, в какой истории успели побывать его близкие родственники. Отсутствие Марфы Федоровны не мешало Дмитрию Ивановичу ссылаться на нее и выражать подчеркнутое почтение. 17 июля, почти месяц спустя после своего утверждения в Москве, государь с патриархом и придворными выехал встречать царицу в село Тайнинское. На месте встречи были заранее поставлены шатры, о событии было широко объявлено, и несметные толпы народа из столицы, окрестных сел и городов собрались вокруг.

Игнатий, находившийся рядом с героями дня, не мог поверить, что кто-либо решится отрицать происхождение Дмитрия Ивановича, видя трогательную встречу матери с сыном. Обняв друг друга, Дмитрий и Марфа обливались слезами, и вся толпа рыдала от избытка чувств. Четверть часа они что-то говорили друг другу, затем государь посадил мать в роскошную карету и сам пошел рядом пешком, с непокрытой головой. Огромная свита шествовала в отдалении, давая собравшимся лицезреть образец сыновнего почтения. Сгущались сумерки, и вступление в столицу было отложено на следующий день.

Народное ликование 18 июля было не менее мощным, чем при вступлении в Москву самого Дмитрия. Армия звонарей неистовствовала, народ восторженно вопил и падал наземь перед процессией, представители всех чинов и сотен несли дары, духовенство возносило благодарственные молитвы, старцы умилялись, средневечные радовались возможности показать свои достатки, молодежь была в восторге, избавившись от родительской опеки, нищие были надолго обеспечены щедрой милостыней. Патриарх Игнатий с виднейшими архиереями отслужил по случаю воссоединения царской семьи торжественную литургию в Успенском соборе.

Царица Марфа Федоровна разместилась в кремлевском Вознесенском девичьем монастыре, где для нее были возведены новые роскошные покои, и содержалась как сам Дмитрий Иванович, получая все лучшее от дворцовых ведомств. Почтительный сын каждодневно навещал ее, проводя в беседах часа по два и выказывая столько ласки и почтения, что закоренелые скептики вынуждены были признать его родным сыном Марфы Федоровны. Только получив благословение царицы, Дмитрий Иванович согласился назначить день своего венчания царским венцом.

30 июля 1605 года патриарх Игнатий в присутствии всего Освященного Собора, Боярской думы, московского и выборного дворянства [21], представителей городов и сословий по традиционному обряду венчал на царство счастливо спасшегося от происков врагов государя Рюрикова корня. После службы в Успенском соборе церемония продолжалась в Архангельском храме. Дмитрий Иванович облобызал надгробия предков – великих князей – и вновь принял на главу шапку Мономаха от архиепископа Арсения Елассонского (настоятеля Архангельского собора).

• Предыдущая
• 26/79
• Следующая