За гранью (СИ) - Механцев Борис - Страница 45

Нет, семью свою он, безусловно, будет защищать сам, в конце концов, это его долг. Когда-то уже давно, почти восемь лет назад, он взял на себя эту ответственность — и не собирался ей с кем-либо делиться. Да, почти восемь лет назад, в августе восемьдесят третьего года… Как быстро пролетели эти годы. Казалось, ещё вчера он, получив увольнение, мчался покупать цветы, а затем они с Ритой гуляли по паркам Петродворца, или уезжали в Ленинград, или… да много чего было. На майские умудрились съездить в Вильнюс — Балис познакомил Риту со своей семьёй. С её родными он познакомился раньше — Рита была родом из Петергофа. А в августе, во время законных каникул и не менее законного отпуска, решили они провести неделю в Киеве. Там-то он и сделал ей предложение. Уезжал с подругой — вернулся с невестой. Ещё через три месяца, в ноябре, сыграли свадьбу…

— Приехали, — оторвал его от размышлений голос шофера.

Расплатившись, Балис вылез из машины и направился вглубь двора. Он специально назвал таксисту немного другой адрес, так, чтобы до дедова дома еще нужно было немного пройти пешком. Сейчас и посмотрим, нет ли хвоста, и заодно выясним, каков профессионал этот Дима…

По подвесному мосту громко зацокали копыта.

Вот и всё — понял Айрис. Последняя надежда умерла. Последняя безумная надежда. Впрочем, прошедший год его жизни и так был сплошным безумием. С тех пор, как он увидел Гретхен, когда прошлым летом она с отцом приезжала ко двору князя, только любовь правила всеми его поступками. Глупая, невозможная любовь. Там, в Литве, он мог претендовать на союз почти с любой девушкой: брак с внуком старого Томаса, советника князя Гедемина, служившего еще великому Мндовгу — весьма выгодная партия. И хоть на самом деле Мндовгу служил отец деда, легендарного князя убили, когда самому Томасу было всего четырнадцать, однако, за давностью лет про почтенного советника появилось масса слухов, которые он не считал нужным опровергать. Но вот для тевтонского рыцаря отдать дочь за какого-то полудикаря из языческого княжества — поступок совершенно неприемлемый. Айрис это хорошо понимал, поэтому любовь свою запечатал в самой глубине души. Однако она не хотела мириться с такой участью и рвалась наружу. И незадолго перед отъездом Зигфрида фон Лорингера из Вильно Айрис попросился на службу к старому рыцарю. Германец сначала немало удивился, однако юноша и впрямь мог быть полезен: умный, свободно говорящий не только на своем варварском языке, но и на немецком и даже на благородной латыни, да к тому же еще и верный сын Святой Католической Церкви. Словом, Айрис покинул родной дом и отправился в земли Тевтонского Ордена.

Старый Зигфрид потом не раз признавался себе, что не ошибся в своем решении: юный литвин оказался хорошим слугой. Он и не подозревал, что верность, расторопность и услужливость Айриса — это плата за возможность каждый день видеть Гретхен. Если не повезет — то хоть издалека. А если повезет — то прислуживать ей за столом.

Айрис не задумывался, что будет дальше — в глубине души он надеялся на какой-нибудь счастливый случай, да молился покровителю влюбленных — Святому Валентину. И еще Святому Патрику — дед считал его покровителем семьи. Однако, случай оказался несчастным. В конце весны в какой-то пустяковой стычке с мазурами погибли оба сына старого рыцаря. Зигфрид не выдержал этого горя — у него случился удар. Айрис почти не отходил от постели больного, не понимая толком почему: то ли потому, что с отцом постоянно была Гретхен, то ли любовь к девушке привела к тому, что он стал считать фон Лорингеров своей родней.

Мало-помалу здоровье старика немного улучшилось, однако левая половина тела полностью онемела. Боясь, что смерть уже на пороге, он принялся спешно улаживать семейные дела. Старший сын Зигфрида по традиции уже в четырнадцатилетнем возрасте вступил в Тевтонский Орден, дав, как было положено по уставу, обет безбрачия, младший — был служебным братом и обета безбрачия не давал, но, по молодости, еще не успел обзавестись семьей. Единственной наследницей, таким образом, оказалась Гретхен, судьбу которой он и постарался устроить, прежде чем отправиться на Суд Божий. Недели две назад из замка выехал гонец к молодому рыцарю Альберту фон Шрейдеру. И вот теперь Альберт фон Шрейдер с небольшим отрядом оруженосцев, слуг и райтеров въезжал в ворота замка Лорингер, дабы через пару часов принять от немощного отца ответственность за судьбу Греттой фон Лорингер, а от умирающего брата — заботу о пограничном замке. Надежда умерла.

— Я… рад видеть тебя… Альберт… в моем замке… — слова давались Зигфриду с большим трудом, слева изо рта потекла тонкая струйка слюны. Стоящий рядом с креслом господина, Айрис промокнул её кружевным платочком, который специально на этот случай держал в руках.

Молодой фон Шрейдер слез с коня, снял с головы и отдал оруженосцу свой шлем, украшенный высоким пышным плюмажем из разноцветных павлиньих перьев и преклонил колено перед носилками, на которых восседал старик.

— Я польщен приглашением от столь известного своими доблестями рыцаря, — произнес он. — Да пошлет вам Господь исцеление и участие еще во многих битвах.

— Мои битвы позади… — с усилием произнес старик, — впереди только… Суд Божий…

Стоящий рядом с носилками замковый священник набожно перекрестился, многие во дворе последовали его примеру.

— Дочь моя… одна остается… Тебе верю…

Айрис снова промокнул ему подбородок.

— Я клянусь перед Богом и людьми быть заступником прекрасной Гретты фон Лорингер, — произнес молодой рыцарь, поднимаясь с колен.

— Айрис покажет тебе… твои комнаты. Отдохни с дороги… и я жду тебя… в зале.

Зигфрид сделал знак рукой, четверо слуг подняли его носилки и понесли в покои. Священник засеменил следом.

— Идите за мной, господин, — обратился Айрис к Альберту. — Ваших воинов разместят.

— Пусть позаботятся и о лошадях, — отрывисто бросил рыцарь.

— Конечно, господин…

А не такой уж и молодой этот молодой фон Шрейдер, размышлял Айрис, показывая дорогу. Ему уже сильно за двадцать. Постарше младшего фон Лорингера будет. Айрис вспомнил молодого Ульриха, веселого и смелого парня, совсем не похожего на тевтона, какими их изображала людская молва в Литовском княжестве. Потом вспомнил как Ульрих бледный, с заострившимся лицом, лежал в гробу в замковой часовне. Священник читал над ним заупокойные молитвы, Гретхен плакала над гробом, а он, Айрис, всё никак не мог отделаться от ощущения, что в гробу — не Ульрих, а кто-то другой, только похожий на Ульриха — никак не вязалась с образом младшего фон Лорингера эта мертвая неподвижность.