В погоне за золотом Измира - Блок Лоуренс - Страница 2
- Предыдущая
- 2/34
- Следующая
— Да.
— И Лиги за восстановление Киликийской Армении?
— Да.
Он почесал подбородок.
— Обе эти организации не очень-то жалуют Турцию, мистер Таннер. Каждая состоит... как бы это сказать... из фанатиков. Да, фанатиков. Всеэллинское общество дружбы в последнее время весьма активно. У нас есть основания подозревать его в проведении нескольких террористических актов на Кипре. Армянские фанатики после окончания войны не давали о себе знать. Сейчас едва ли кто помнит об их существовании, и нам они давным-давно не доставляли хлопот.
Но внезапно в Стамбуле появляетесь вы, да еще состоите не в одной, а сразу в двух недружественных Турции организациях, — он выдержал паузу. — Возможно, вас это заинтересует, но по имеющейся у нас информации, вы — единственный представитель человечества, являющийся членом двух этих организаций.
— И этим обусловлен мой арест?
— Да.
— Чудеса.
Он предложил мне сигарету, но я отказался. Тогда он закурил сам. Запах турецкого табака заполнил комнату.
— Могли бы объяснить, как вы оказались в этих организациях, мистер Таннер?
Я задумался.
— Присоединился.
— Да, это нам известно.
— Я... состою во многих организациях.
— Это точно, — он вновь заглянул в папку. — Наш перечень, возможно, не полный, но вы можете внести необходимые дополнения. Помимо двух уже упомянутых организаций, вы состоите в Братстве ирландцев-республиканцев, Английском обществе плоскоземцев, Македонской лиге дружбы, в Союзе индустриальных рабочих мира, в Либертарианской лиге, в Союзе борьбы за освобождение Хорватии, в Комитете по запрету фреона, в Сербском братстве, в Латвийской армии в изгнании, — он оторвался от папки. Вздохнул. — Перечень очень длинный. Мне продолжать?
— Я потрясен основательностью ваших изысканий.
— Нам хватило одного звонка в Вашингтон, мистер Таннер. На вас там собрано обширное досье. Вы это знаете, не так ли?
— Да.
— Что связывает вас с этими организациями? Согласно сведениям, полученным из Вашингтона, вы же ничего для них не делаете. Иногда участвуете в заседаниях, получаете невероятное количество газет, журналов, буклетов, общаетесь с отдельными членами, но сами ничего не делаете. Можете вы объяснить, что у вас с ними общего?
— Мне любопытны безнадежные дела.
— Простите?
Я понимал, что разъяснять мою позицию бессмысленно. В этом меня убедили неоднократные беседы с агентами ФБР. Не может обычный человек, а уж тем более обычный бюрократ или полисмен осознать, сколь приятно состоять в организации, ставящей перед собой никогда не осуществимую цель. То ли ты преклоняешься перед тремя сотнями разбросанных по всему свету людей, думающих, к примеру, лишь о том, как отделить Уэльс от Великобритании, то ли ты держишь их за психов.
Но я резонно рассудил, что слова, даже непонятые, лучше молчания. Я говорил, он слушал, глаза его все округлялись и, округлялись. Когда я закончил, он какое-то время молчал, потом покачал головой.
— Вы меня удивили.
Эта фраза ответа не требовала.
— Мы-то полагали, что вы агент-провокатор. Мы даже связались с вашим Центральным разведывательным управлением, но они заявили, что знать вас не знают, отчего мы только утвердились в мысли, что вы — их агент. Мы до сих пор не уверены, что вы не из ЦРУ. Но вы не укладываетесь в стандартные категории. Таких, как вы, просто нет.
— Совершенно верно.
— Вы не спите. Вам тридцать четыре года, и в восемнадцать лет вы потеряли способность спать. Это так?
— Да.
— На войне?
— В Корее.
— Турция посылала войска в Корею.
Я мог только согласиться, но продолжение этой темы вело в тупик. Так что я промолчал. Он вынул сигарету изо рта, грустно покачал головой.
— Вам прострелили голову?
— Не совсем. В меня попал осколок шрапнели, очень маленький. Меня подлечили, дали в руки винтовку и отправили в бой. А потом я просто перестал спать. Не знаю, почему. Врачи думали, что причина — шок. Шок от ранения. Потому что сама рана не могла стать причиной бессонницы. Я не заметил, что меня ранили. Уже потом мне показали царапину на лбу.
— Понятно.
— Меня чем-то кололи. Я отключался на время действия лекарства, потом бодрствовал. Нормального сна они мне вернуть не смогли. В конце концов решили, что у меня в мозгу уничтожен центр сна. Точно они не знали, что это за центр и как он функционирует, но, вероятно, я его действительно лишился. И с тех пор не сплю.
— Совсем?
— Совсем.
— Разве вы не устаете?
— Разумеется, устаю. Тогда ложусь отдыхать. Или переключаюсь с умственной деятельности на физическую.
— То есть вы можете жить без сна?
— Да.
— Невероятно.
Тут он, конечно, заблуждался. Наука до сих пор не выяснила, что заставляет человека спать, как и почему. Без сна люди умирают. Человек умрет, если не давать ему спать или не кормить его, но в первом случае это произойдет быстрее. Однако никто не знает, что делает сон для тела.
— Вы в добром здравии, мистер Таннер?
— Да.
— От постоянного бодрствования у вас нет болей в сердце?
— Вроде бы, нет.
— И вы проживете столько же, что и все?
— Доктора говорят, что нет. Исходя из их статистики, если взять среднюю продолжительность жизни за единицу, то мне отпущено три четверти. Разумеется, без учета несчастных случаев.
Но я не верю их цифрам. Исходные данные нельзя считать объективными. И практически невозможно учесть индивидуальные особенности организма.
— Но они говорят, что жить вы будете не так долго, как другие.
— Да. Хотя бессонница, скорее всего, отнимет у меня меньше лет, чем у кого-то курение.
Он нахмурился, поскольку только что закурил новую сигарету и не хотел, чтобы ему напоминали о последствиях курения. Поэтому изменил тему.
— Как вы живете?
— Сегодняшним днем.
— Вы меня не поняли. Как вы зарабатываете на жизнь?
— Получаю военную пенсию по инвалидности. За потерю сна.
— Они выплачивают вам сто двенадцать долларов. Правильно?
Он не ошибся. Я понятия не имею, как министерство обороны определило величину моей пенсии. Прецедента-то не было.
— Вы же не можете жить на сто двенадцать долларов в месяц. Что еще вы делаете? Вы же не работаете.
— Не совсем так.
— Простите?
— Я пишу докторские диссертации и дипломные работы.
— Не понял.
— Я пишу дипломные и курсовые работы для студентов. Они сдают их, как свои. Иногда я хожу за них на экзамены, в Колумбийский и в Нью-йоркский университеты.
— Это разрешено?
— Нет.
— Понятно. Вы способствуете им в обмане.
— Я помогаю им компенсировать недостаток способностей, заложенный в них природой.
— Есть у вашей профессии название? Официальное название.
«Как же он мне надоел, — подумал я. — Он сам, его вопросы, тюрьма, в которую он меня посадил».
— Меня называют стентафатором[1].
Он попросил меня продиктовать слово по буквам, записал его. Закурил очередную сигарету, меня уже мутило от табачного дыма, пристально посмотрел на меня.
— Что привело вас в Турцию, мистер Таннер?
— Я турист.
— Ну зачем вы так. Вернувшись из Кореи, вы никогда не покидали Соединенных Штатов. Заявление о выдаче вам паспорта подали три месяца тому назад. И сразу прилетели в Стамбул. Почему?
Я замялся.
— На кого вы шпионите, мистер Таннер? На ЦРУ? Или на одну из ваших карликовых организаций? Скажите мне.
— Я не шпионю.
— Тогда почему вы здесь?
Вновь я помедлил с ответом.
— В Антакье есть человек, который изготовляет поддельные золотые монеты. Особенно ему удаются армянские монеты, но он делает и другие. Мастер отменный. Его деятельность не противоречит турецким законам. Он не подделывает турецких монет, следовательно, перед законом чист.
— Продолжайте.
— Я намеревался увидеться с ним, закупить партию изготовленных им монет, контрабандно провезти их в Соединенные Штаты и продать там за настоящие.
1
Такого слова в английском языке нет. Таннер откровенно издевается над турком, пользуясь тем, что тот не силен в английском.
- Предыдущая
- 2/34
- Следующая