После первой смерти - Блок Лоуренс - Страница 12

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая

Пит Лэндис. Дан Фишер. Дуг Макьюэн. Гвен. Второй муж Гвен...

Как его звали? Встречался ли он с Гвен до того, как кто-то перерезал горло Евангелине Грант? И взялся за нож, чтобы убрать меня с дороги?

Может ли человек пойти на убийство, чтобы стать деканом исторического факультета? Думаю, людей убивали и за меньшее. Рано или поздно я обязательно возглавил бы факультет, для этого даже не нужно было особого везения. Кэмерон Уэллс рано или поздно вышел бы на пенсию, и можно было говорить почти со стопроцентной уверенностью, что на его место назначили бы меня.

Я был на год или два моложе Уоррена Хейдена (его имя я теперь добавил в свой список), но у меня было больше публикаций, и я уж совершенно точно лучше разбирался в университетской кухне.

Стоило мне сесть в тюрьму и таким образом сойти с дистанции, как после ухода Кэма Уэллса Хейден спокойно занял его место. И у него, конечно, не было оснований жалеть, что я ушел со сцены. Но убивать из-за этого...

И зачем делать это во второй раз? Предположим, он убил Евангелину Грант, чтобы подставить меня, но, если это у него получилось, зачем, во имя всего святого, делать это снова? Зачем за компанию убивать еще и Робин? Теперь я уже точно был не у дел и не представлял для него никакой угрозы. Конечно, его могло волновать, что у меня возникнут подозрения, что я захочу разыскать его и выдумать какую-нибудь необычную месть, но зачем?

Питер Лэндис встречался с Гвен до того, как я женился на ней. У них был затянувшийся роман, омраченный, как потом рассказывала мне Гвен, ложной беременностью, чуть было не приведшей их к алтарю. Потом они разошлись, и снова сошлись, и опять разошлись, а потом я встретил Гвен и женился на ней.

Ревность?

Возможно. Возможно, она продолжала встречаться с Питом уже будучи моей женой и он думал, что сможет вернуть ее, если я не буду стоять на пути. К тому времени он уже сам был женат, и мы с Гвен, бывало, играли с Лэндисами в бридж, ходили вместе на концерты, просиживали долгие вечера у них или у нас, выпивая и беседуя до глубокой ночи. Пит отвечал за работу с клиентами в довольно крупной маклерской конторе и производил впечатление вполне преуспевающего человека. Мэри Лэндис была застенчивая особа, с тихим голосом, без собственного мнения. Со второго, даже с третьего взгляда она казалась симпатичнее, чем при первом знакомстве, у нее была особенность слегка расклеиваться после второго стакана и потом уже за весь вечер не произносить ни слова.

Пит и Гвен. Интересно, женат ли он еще на Мэри. И имел ли продолжение их роман с Гвен. И может ли быть, что все это время он ненавидел меня, полагая, что, если бы не я, они с Гвен могли бы снова быть вместе.

Ее новый муж. Откуда он, собственно говоря, взялся? Как она нашла его? Конечно, не в натуре такой жизнелюбивой женщины, как Гвен, терпеливо дожидаться, пока муж отсидит пожизненный срок. Я это ясно осознавал и не особенно удивился, когда она подала на развод и снова вышла замуж. (Хотя, если быть честным, это известие огорчило меня намного больше, чем хотелось бы признать.)

Она была привлекательная женщина. И конечно, мужа она могла найти без особого труда.

Но предположим, что этот новый муж — мне придется обязательно вспомнить его имя — оказался старым знакомым. Предположим, у них была интрижка еще до того, как на меня повесили убийство.

Почему тогда ей было просто не развестись со мной? Бог свидетель, я давал ей для этого поводы, и если она знала достаточно, чтобы засадить меня в тюрьму за убийство Евангелины Грант, то получить доказательства супружеской измены для нее не составило бы труда.

Я не мог представить себе ее ни на месте убийцы, ни на месте соучастницы убийства. Я вспоминал, как она вела себя на суде и еще раньше, до суда, и мне представлялось совершенно неправдоподобным, что все это время она притворялась. Остается предположить, что она действительно ничего не знала...

Эту возможность нельзя было исключать. Положим, этот ее новый муж захотел, чтобы она развелась и вышла за него. И положим, она не захотела на это пойти. Это было время, когда Гвен считала свой брак со мной в высшей степени удачным. Если бы случайно у нее начался роман, она могла продолжать отношения (ведь я тоже ходил к шлюхам), но лишь до тех пор, пока была совершенно уверена, что нашему браку ничто не угрожает.

И если этот сукин сын имел на ее счет достаточно серьезные намерения, он мог решить избавиться от меня, чтобы получить ее. Проще всего было, конечно, меня убить, может быть даже, именно это он и собирался сделать. Он мог проследить за мной до отеля, куда я пошел с Евангелиной Грант, чтобы прикончить меня там. А потом, увидев, что я отключился, а девушка совершенно беззащитна, он мог сообразить, что ему так или иначе придется разделаться и с ней, чтобы замести следы. А раз так, то для него будет значительно лучше, если он даст мне еще пожить — в аккурат до того, когда меня повесят за убийство.

Погибни я от руки убийцы, у него могли возникнуть проблемы с Гвен. Многие вдовы гораздо ревностнее хранят верность памяти мужей, чем самим мужьям при жизни. Но коль скоро я выставлен и осужден как прелюбодей и убийца, я не имел больше прав на Гвен. Так оно и вышло.

Я зажег сигарету и стал расхаживать по гостиничному номеру, дымя как паровоз. Теперь мой ум мог охватить всю картину целиком. Я вырубился под действием алкоголя и секса. И он, вот он в комнате, дверь закрыта, в его руке нож, он приближается к девушке. Он взвешивает различные возможности, сначала он понимает, что девушка в любом случае должна умереть, потом — что смерть девушки уже сама по себе достаточна.

Сверкает лезвие...

Потом он, видимо, стоял у кровати, держа наготове нож и тщательно все обдумывая. Если бы я проснулся, нож довершил бы свою работу.

Но я спал, и он понял, что гораздо безопаснее оставить все как есть и повесить убийство на меня, чем убивать и девушку и меня и предоставить полиции поиски душегуба. И вот он бросил нож и ушел, и тем дело и кончилось.

Я докурил сигарету, потушил окурок. То, что меня выпустили из тюрьмы, его, наверно, напугало. Его, видимо, отличало болезненное чувство собственника, если он убил, чтобы получить Гвен, — в конечном счете гораздо легче было бы убедить ее развестись со мной. Он убил один раз, и это сработало, а потом меня выпустили из тюрьмы, и я стал представлять для него угрозу.

То, что я на свободе, видимо, не давало ему покоя. Я не пытался связаться с Гвен после своего освобождения — даже мазохизм имеет свои границы, — но его могло беспокоить, что рано или поздно я все же приду за ней и заберу ее у него.

Или же он мог заподозрить, что я сам до всего додумаюсь — как это и вышло, — и тогда ему будет грозить опасность.

Пока я сидел в тюрьме, его браку ничего не грозило. Но формальности помогли мне освободиться, и теперь я снова представлял для него угрозу. Пока я был жив и на свободе, он не мог чувствовать себя спокойно. Я мог прийти за Гвен. Я мог узнать, что он сделал. От меня нужно было избавиться, раз и навсегда.

Он прилетает из Калифорнии в Нью-Йорк и находит меня. Я никогда не делал попыток спрятаться, мне в голову не приходило, что кто-то вдруг будет меня разыскивать. Почти все мои знакомые старательно меня избегали.

Он нашел меня и стал за мной следить. У него снова был нож. Думал ли он на этот раз просто убить меня, перерезать горло, как он перерезал горло Евангелине Грант? Вряд ли он поначалу планировал повесить на меня еще одно убийство. Откуда было ему знать, что я окажусь таким бесценным помощником. Вероятно, он просто хотел убить меня, обставив убийство как самоубийство.

(Бог свидетель, будь у меня хоть малейшая склонность к самоубийству, я не прожил бы так долго. Но полиция наверняка с удовольствием списала бы меня со счетов как самоубийцу. И уж точно не стала бы проливать по мне горючие слезы.)

Должно быть, в ту субботу он пошел за мной. И наверное, был на седьмом небе, когда я начал надираться. Потом он, видно, почувствовал невероятную уверенность в себе: понял, что я не смогу заметить слежку и, когда он перейдет к действиям, у меня не окажется ни малейшего шанса воспрепятствовать ему. Уж конечно, он не спешил. В продолжение нескольких часов я бродил совершенно пьяный. Потом наконец у него на глазах я снял Робин, так же как раньше я снял Евангелину Грант, и он прошел за нами до номера в «Максфилде»...

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая