Музыка, звучащая в крови - Бир Грег - Страница 5
- Предыдущая
- 5/8
- Следующая
В течение двух последующих часов он расхаживал по квартире, прикасался к вещам, выглядывал в окна, потом медленно, неторопливо приготовил ленч.
— А знаешь, они действительно могут ощущать свои собственные мысли, — сказал он около полудня. — Я имею в виду цитоплазму. Судя по всему, она имеет собственную волю, своего рода подсознательную жизнь — в отличие от разума, который клетки обрели совсем недавно. Они слышат нечто похожее на химический «шум» отделяющихся и возвращающихся на место молекул.
В два часа я позвонил Гэйл и сказал, что буду поздно. Меня буквально трясло от напряжения, но я старался говорить спокойно:
— Помнишь Верджила Улэма? Я сейчас у него.
— Все в порядке? — спросила она.
Да уж куда там…
— Все отлично, — ответил я.
Верджил заглянул в комнату как раз, когда я попрощался с Гэйл и положил трубку.
— Это целая культура! — провозгласил он. — Они постоянно купаются в море информации. И, постоянно вносят туда что-то новое. Получается своего рода «гештальт». Строжайшая иерархия. За клетками, которые взаимодействуют с другими неправильно, они высылают особые фаги. Специально изготовленные вирусы, предназначенные для конкретных клеток или групп. Против них нет абсолютно никакой защиты. Вирус протыкает клетку, она лопается, взрывается и растворяется. Но это не тирания. Я думаю, что на самом деле у них гораздо больше свободы, чем при демократическом устройстве. В том смысле, что они так сильно отличаются друг от друга. Ты можешь себе это представить? Они отличаются друг от друга даже больше, чем мы.
— Подожди, — сказал я, взяв его за плечи. — Верджил, ты слишком много и сразу на меня навалил. Мне это больше не под силу. Я ничего не понимаю и не очень верю.
— Даже сейчас?
— Ладно. Допустим, ты даешь мне э-э-э… верную интерпретацию. Честную. И все это правда. А ты не задумывался о последствиях? Что все это означает и к чему может привести?
Он прошел на кухню, налил стакан воды, вернулся и встал рядом со мной. Детская увлеченность на его лице сменилась трезвой озабоченностью.
— Я всегда плохо представлял себе будущее.
— А тебе не страшно?
— Было страшно. Но сейчас я не уверен. — Он нервно подергал пояс своего халата. — Знаешь, я не хотел бы, чтобы ты думал, будто я действовал в обход тебя, через голову или еще как, но вчера я встретился с Майклом Бернардом. Он меня обследовал в своей частной клинике, взял образцы на анализ. Сказал, чтобы я прекратил облучение кварц-лампой. Сегодня утром, прямо перед тобой, он мне позвонил и сообщил, что все подтверждается. Но просил никому ничего не говорить. — Верджил замолчал, и на лице его снова появилось мечтательное, самоуглубленное выражение. — Целые города из клеток… Эдвард, они проталкивают сквозь ткани похожие на фимбрии каналы, чтобы распространять информацию…
— Прекрати! — не выдержал я. — Что там еще подтверждается?
— Как сказал Бернард, у меня в организме обнаружились «крайне увеличенные макрофагоциты». И он подтвердил анатомические изменения. Так что мы с тобой на этот счет не заблуждаемся.
— Что он собирается делать?
— Не знаю. Думаю, он сможет убедить руководство «Генетрона» возобновить работы в моей лаборатории.
— Ты этого хочешь?
— Дело не только в лаборатории. Сейчас я тебе покажу. Перестав пользоваться лампой, я изменился еще сильнее.
Он расстегнул халат и сбросил его на пол. Все тело у него было расчерчено белыми пересекающимися линиями. На спине вдоль позвоночника эти линии уже начали образовывать твердый гребень.
— Боже правый! — вырвалось у меня.
— Еще немного — и мне уже нельзя будет появляться нигде, кроме лаборатории. В таком виде невозможно бывать на людях. А в больнице, как я говорил, просто не поймут, что со мной делать.
— Но ты… Ты же можешь переговорить с ними, сказать, чтобы они действовали не так быстро, — предложил я, понимая, что произношу весьма странные вещи.
— Да, могу. Но они не обязательно меня послушаются.
— Я думал, ты для них бог или нечто вроде этого.
— Те, кто подключился к моим нейронам, на самом деле не очень важные фигуры. Просто исследователи или что-то в этом духе. Они знают о моем существовании, знают, кто я такой, но это не означает, что они убедили тех, кто стоит на верхних ступенях иерархической лестницы.
— У них идут дебаты?
— Похоже на то. Однако все не так плохо, как тебе кажется. Если вновь откроют мою лабораторию, у меня будет и дом, и рабочее место. — Он выглянул в окно, словно высматривал кого-то внизу. — У меня больше никого нет. Кроме них. И они ничего не боятся, Эдвард. Никогда в жизни я не чувствовал ни с кем такого родства. — Снова блаженная улыбка. — Я в ответе за них. Я им как мать.
— Но ты же не знаешь, что они будут делать дальше.
Он покачал головой.
— В самом деле, Верджил. Ты говорил, что это цивилизация…
— Тысяча цивилизаций!
— Тем более. А цивилизации, как известно, нередко кончают плохо. Войны, загрязнение окружающей среды…
Я словно хватался за соломинку, пытаясь унять растущую панику. Мне явно не хватало опыта, компетенции, чтобы охватить происшедшее во всей его потрясающей грандиозности. То же самое относилось и к Верджилу. Когда дело касается глобальных проблем, менее проницательного и способного на зрелые решения человека даже представить себе трудно.
— Но рискую только я один.
— Ты не можешь знать этого наверняка. Боже, Верджил, посмотри, что они с тобой делают!
— Со мной! Только со мной! — выкрикнул он. — Ни с кем другим!
Я покачал головой и поднял руки, признавая свое поражение.
— Ладно. Ну откроет Бернард лабораторию, ты переселишься туда и превратишься в подопытную морскую свинку. А что дальше?
— Они не приносят мне вреда. Я сейчас больше, чем старый добрый Верджил Улэм. Я — целая галактика, черт побери! Сверхпрародитель!
— Ты, может быть, имеешь в виду сверхинкубатор?
Он пожал плечами, не желая ввязываться в спор.
Всего этого мне оказалось более чем достаточно. Выдумав какие-то нелепые оправдания, я распрощался с ним и ушел. Потом долго сидел в холле внизу, успокаивая нервы… Кто-то должен убедить его. Но кого Верджил послушает? Он виделся с Бернардом…
И того, похоже, история Верджила не только убедила, но еще и очень заинтересовала. Люди типа Бернарда обычно не подталкивают верджилов улэмов этого мира к необдуманным действиям — за исключением тех случаев, когда чувствуют, что ситуацию можно обернуть себе на пользу.
Всего лишь догадка, но я решил попробовать. Подошел к уличному телефону, воткнул в щель кредитную карточку и позвонил в «Генетрон».
— Будьте добры, разыщите, пожалуйста, доктора Майкла Бернарда, — обратился я к секретарше.
— Простите, кто его спрашивает?
— Это его секретарь из «Телефонного сервиса». Поступил крайне важный звонок, а его бипер, видимо, не работает.
После нескольких минут ожидания Бернард взял трубку:
— Кто вы такой, черт побери? У меня нет никакого секретаря в «Телефонном сервисе».
— Меня зовут Эдвард Миллиган. Я друг Верджила Улэма. Нам, похоже, нужно встретиться и кое-что обсудить.
Договорились о встрече на следующее утро. По дороге домой я пытался придумать себе какое-нибудь оправдание, чтобы не выходить на работу еще один день, потому что я совершенно не мог думать о медицине и пациентах, которые заслуживали гораздо большего внимания.
Я испытывал чувство вины, озабоченность, злость и страх.
В таком душевном состоянии меня и застала Гэйл. Я нацепил маску спокойствия, и мы вместе приготовили ужин. Потом, обнявшись, долго стояли у выходящего к заливу окна, глядя, как зажигаются в сумерках городские огни. Несколько скворцов из оставшихся на зиму еще прыгали по увядшей лужайке в последних отблесках дневного света, потом унеслись с налетевшим порывом ветра, от которого задрожали стекла.
— Что-то случилось, Эдвард? — мягко спросила Гэйл. — Ты сам расскажешь или будешь и дальше делать вид, что все нормально?
- Предыдущая
- 5/8
- Следующая