Страна багровых туч - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 72
- Предыдущая
- 72/91
- Следующая
Пока длились эти многообещающие приготовления, Ермаков, не снимая шлема, сидел у рации. Кончив какие-то расчеты, он принялся вызывать «Хиус». Но эфир молчал. В репродукторе хрипело, выло, каркало. Михаил Антонович не откликался. Ермаков выключил аппаратуру, устало стащил колпак и аккуратно повесил его на стену. Быков с удивлением заметил, как потемнело и посуровело лицо командира. Ермаков был чем-то очень сильно обеспокоен. Обеспокоен сейчас, когда пройден такой тяжелый и многотрудный путь, когда осталось только отдать Крутикову приказ и ждать прибытия «Хиуса» на новый ракетодром? Странно… Алексей Петрович ухватился за нижнюю губу.
– Товарищи, предлагаю всем отдыхать и… – Ермаков замолчал, с удивлением рассматривая веселых друзей; брови его поднялись. – Что это вы затеяли?
– На вечер, данный в честь мою… – упавшим голосом начал Дауге. Выражение лица командира поразило его. – Анатолий Борисович! Ведь сегодня праздник… в известном смысле – завершение…
– Он – новорожденный, Анатолий Борисович! – весело сказал Юрковский, трудясь над бутылкой. – Выпьем по глотку коньяку, поболтаем.
Ермаков посмотрел на него, на смущенного Иоганыча, на бравого Быкова (тот торопливо прикрыл ладонью глупый галстук). Глаза его потеплели.
– Давайте, – сказал он и сложил карту, расстеленную на столике около рации.
Все чинно расселись вокруг салфетки.
– Будет тост? – осведомился Ермаков, принимая из рук Юрковского желтый стаканчик.
– Обязательно, – ответил тот и торжественно произнес: – Сегодня мы празднуем двойное событие! Сегодня родился большой Г. И. Дауге и маленький ракетодром «Урановая Голконда». У обоих большое будущее, оба дороги нашему сердцу. Живите, растите и размножайтесь! Ура-ура-ура!
За стеной посвистывал раскаленный ветер, темный песок намело вокруг «Мальчика». Чужая черная ночь обступила со всех сторон маленький уютный уголок жизни и света.
– Хороший роль-мопс, – сказал Юрковский, сосредоточенно наматывая на вилку аппетитную рыбью тушку. – Очень люблю роль-мопс…
Иоганыч покачал головой и, обратившись к Ермакову, сказал:
– Между прочим, с роль-мопсом у меня произошла любопытнейшая история. Вернее, не с роль-мопсом, а… Представьте, Гоби, пустыня, несколько палаток – геологическая экспедиция. На триста километров ни одного жилья, дичь, прелесть. И была у нас, молодых практикантов, бутылочка коньяку и заветная баночка роль-мопса. Ждали мы какого-либо высокоторжественного события, чтобы, значит… – Дауге выразительно щелкнул пальцами. – Ну-с, дождались. Вот как теперь, день рождения одной… одного товарища. Собрались мы у нашей палатки, все практиканты, шесть человек. Откупорили коньяк, нарезали хлеб, помыли руки. Положили все это на футляр для теодолита, и, как сейчас помню, я принялся под жадными взорами ребят вскрывать вожделенный роль-мопс. Понимаете, все баранина, ветчина… Остренького хотелось – сил нет! И вот, едва я вскрыл…
Дауге сделал паузу. Быков нетерпеливо покашлял и сказал:
– Вскрыл – и что?
– Понимаете, я даже не помню, как это случилось. Я случайно взглянул поверх голов товарищей – они все, конечно, наклонились к банке – и вижу: по склону соседнего бархана ползет, извиваясь, преогромный сизый червяк… Настоящий удав, боа-констриктор… Весь в этаких кольцах…
– Врешь! – убежденно сказал Юрковский.
– Погодите, Владимир Сергеевич! – сердито остановил его Быков. – Дайте рассказать.
– Не вру, Володя. Это был олгой-хорхой.
– Олгой… кто? – спросил Быков.
– Олгой-хорхой, – повторил Дауге. – Кажется, единственное сухопутное животное на Земле, вооруженное электричеством.
Юрковский сдвинул брови, вспоминая.
– Олгой-хорхой… Кажется, впервые описан в одном из гобийских рассказов Ивана Ефремова полвека назад. Так?
– Так, – согласился Дауге. – Потом выяснилось, что за эти полвека мы были не то третьей, не то четвертой экспедицией, которая видела его.
– И что же случилось? – не утерпел Быков.
Дауге вздохнул:
– Ничего особенного, конечно. Я заорал и вскочил на ноги. Роль-мопс вывалился в песок. Мы побежали в палатку за ружьями, а когда вернулись… – Он развел руками. – Никаких шансов. Электрический червяк скрылся.
– Досталось тебе, наверное, от ребят, – сказал Юрковский и снова потянулся к роль-мопсу.
– Ну нет! До самого конца экспедиции только и было разговоров, что об олгой-хорхое.
– Я вот ничего подобного не видел в пустыне, – заметил Быков.
Дауге объяснил, что олгой-хорхой водится, вероятно, только в самых жарких и пустынных областях монгольской Гоби.
Быков, чувствуя себя почему-то не в своей тарелке, принялся расспрашивать Ермакова о плане дальнейшего покорения Венеры. Ему хотелось заставить командира разговориться. Но тот отвечал сдержанно и скучновато. Готовится к вылету «Хиус-3», он перебросит на Голконду большую группу специалистов. Начнется оборудование промышленного комбината по переработке ядерного горючего. Одновременно, конечно, будет происходить расширенное исследование поверхности планеты.
– Да что там говорить, – легкомысленно помахивая рукой, вставил Юрковский, – с Венерой покончено. Дорога проложена, семафор открыт, как говорили наши предки в те времена, когда еще были семафоры. И новые дороги пройдут не здесь.
– Межзвездная астронавтика, конечно? – сказал Ермаков, улыбаясь одними губами.
– Именно! Перелет Земля – 61 Лебедя. Это – новая дорога!
– Это сколько же времени лететь? – с сомнением спросил Быков.
– Десять лет туда и десять обратно. Двадцать лет полета с нашими скоростями.
– Двадцать лет! – ахнул Быков. – Это ж в команду надо набирать юнцов, чтобы экипаж в дороге не вымер естественной смертью…
– Э, брат! – засмеялся именинник. – А что ты скажешь о перелете Москва – Большое Магелланово Облако? Расстояние – сорок тысяч световых лет, то бишь четыреста миллионов миллиардов километров. Со скоростью света лететь сорок тысяч лет, и это, заметь, ближайшая к нам звездная система типа Галактики. Ну, как?
– Кошмар! Абсолютно нереально…
– А кто его знает! – Дауге хитро посматривал на потрясенного водителя. – Наука, как известно, умеет много гитик. А по сравнению с десятком тысяч лет двадцать кажутся мгновением!
- Предыдущая
- 72/91
- Следующая
