Зимнее пламя - Беверли Джо - Страница 56

• Предыдущая
• 56/65
• Следующая

Дженива взглянула на свое ничего не значащее кольцо. Она убеждала себя, что не хочет, чтобы Эш женился на ней только потому, что скорая свадьба для него очень желательна. В любом случае Дамарис Миддлтон слопает его.

— Верно, мне и в самом деле пора жениться, — согласился Эш, — хотя я сомневаюсь, что даже в этом случае король поверит, будто я святой.

— Он вполне прагматичен, чтобы понимать, если он окружит себя только святыми, ему придется бродить по пустым комнатам, и он лишится лучших советников. Тем не менее его величество верит, что брак может спасти грешника. Ты прочитал записки моей матери?

Дженива подняла голову и увидела, как кузены обменялись оценивающими взглядами.

— Я прочитал часть дневника, и у меня не создалось впечатления, что ее муж жестоко обходился с ней.

— Я могу подтвердить, что мой отец не был на это способен. Возможно, со временем мать стала раздражать его…

— Особенно если учесть ее несносный характер. А ведь я прочитал только ее каждодневные жалобы…

Дженива стояла, не шевелясь и чуть дыша, словно боялась нарушить равновесие в этом решающем диалоге.

Эш задумчиво посмотрел на огонь, затем перевел взгляд на Родгара.

— Она была безумна?

— Ближе к концу — бесспорно. Заставить ее поверить, что Эдит должна умереть, могло только безумие. Ну а до этого… — Родгар пожал плечами. — Мы все находимся на грани между здравым умом и безумием, и если появляется достаточно мощная сила, она может столкнуть нас в бездну.

«Еще одна грань», — подумала Дженива.

— Некоторых стоит лишь легонько подтолкнуть… — медленно произнес Родгар.

Эш посмотрел кузену в лицо.

— Ходили слухи, что ты не хотел жениться, потому что безумие у вас в крови.

— Мы все находимся на грани, — повторил Родгар. — Я ведь еще и сын своего отца, а не только матери и поэтому сумел сохранить разум в трудные времена. А что повлияет на будущие поколения — кто это может предсказать. К тому же я полюбил…

— Любовь. Разве таким людям, как ты и я, позволено доходить до такой степени безумия?

Во рту у Дженивы пересохло, а сердце громко забилось. Взглянул ли на нее Эш в это мгновение, или это ей только показалось?

— Если не позволено, то это несправедливо. Мы можем объявить о примирении, кузен?

Эш так долго смотрел куда-то вдаль, что Джениве захотелось самой что-нибудь сказать, лишь бы нарушить молчание. Затем он медленно произнес:

— Да будет мир с тобой, и мир дому твоему. Дженива с замиранием сердца наблюдала за тем, как кузены пожали друг другу руку и обменялись в знак мира поце-уем. Когда они отошли друг от друга, Эш сказал:

— Я хотел бы взять дневник и несколько рисунков и показать нашей бабушке.

Родгар покачал головой:

— Полагаю, будет лучше, если мы их уничтожим.

— Даю тебе слово, что они вернутся сюда невредимыми.

— Может быть, мы сможем договориться об обмене документами?

— Теми, которые ты бы желал уничтожить? — спросил он, и Дженива поняла, что наступил момент, от которого все зависело.

— Именно. Я думаю, мы больше не нуждаемся в оружии.

— И в обороне, надеюсь? Хорошо, я распоряжусь, чтобы их доставили тебе. Или, может быть, уничтожение их и относящихся к ним доказательств ты доверишь мне? Я не оставлю ничего, обещаю.

Родгар мгновение колебался, затем вежливо поклонился:

— Благодарю тебя. А теперь извини, меня ждут мои гости.

Он вышел, и Дженива облегченно вздохнула.

— О чем это вы говорили? — не выдержав, спросила она. Эш отвернулся и посмотрел на огонь.

— О документах. У меня хранятся кое-какие бумаги кузена, которые, попади они в чужие руки, погубили бы его.

Кажется, она ступила на более опасную грань, чем могла предположить.

— И ты бы действительно воспользовался ими? Эш быстро взглянул на нее.

— Не знаю. Ну а ты одобряешь это примирение.

— Это не мое дело…

— К черту дело. Одобряешь или нет? По-твоему, я поступил правильно?

— Да, конечно!

Он снова повернулся к огню.

— Наверное, это очень приятно — быть уверенной во всем.

Дженива прикусила губу.

— Лучше будет, если я оставляю тебя. — Она направилась к двери, но маркиз поймал ее за руку.

— Почему? Ночь еще не кончилась.

— В таком настроении тебе надо побыть одному.

— В дурном, другими словами?

— Да.

Эш отпустил ее руку и подошел ближе к ней.

— Мое настроение могло бы улучшиться, если бы я попробовал сладкого хлебца, испеченного Дженивой.

Он приблизил к ней лицо и осторожно прикусил ее нижнюю губу.

Должно быть, это вино все еще бурлило в ее крови, приводя в лихорадочное возбуждение. При первом же прикосновении его губ рассудок покинул Джениву, и обжигающее желание овладело ею.

Когда они поцеловались, она распахнула его камзол и расстегнула пуговицы длинного жилета — они плохо поддавались, и Дженива отрывала их, чтобы скорее обхватить руками это сильное тело и почувствовать его тепло под тонкой батистовой рубашкой. В глубине ее сознания даже мелькнула мысль: «Еще немного, и я просто выброшу эти бриллианты!»

Ее мысли сосредоточились на нем и его горячих губах, руках, теле, разжигавших в ней пламя страсти. Она хотела этого давно, казалось, всю жизнь, и больше не могла сопротивляться.

Ее губы оторвались от его губ и стали покрывать поцелуями его скулы, уши, шею. Дженива чувствовала удивительный вкус и запах, от которых из ее горла вырывались урчащие звуки удовольствия.

Шейный платок мешал ей, и она, выдернув бриллиантовую булавку, отбросила ее в сторону, а затем развязала узел и стянула с его шеи длинную полоску шелка и дорогих кружев. Раздевать, целовать, чувствовать горячую кожу, вдыхать его — единственного мужчину, доводившего ее до экстаза, — вот чего ей сейчас хотелось больше всего.

Пока маркиз смеялся и что-то шептал, лаская ее, Дженива вытащила рубашку из его панталон, и он, отступив, через голову снял и отбросил ее.

Чтобы удержать, она положила ладони на его плоские соски и стала любоваться им.

— Даже для женщины, видевшей не одну обнаженную мужскую грудь, твоя выглядит великолепно.

— В самом деле? — Он тоже положил руки ей на грудь. — И ты не разочаровываешь меня, pandolcetta.

Пока они целовались, Эш с ловкостью опытного развратника расстегнул ее одежды. От прикосновения его рук платье соскользнуло с плеч, а развязанные нижние юбки упали на пол. Она оставалась лишь в корсете поверх сорочки, и он провел руками по ее бедрам.

— Ты поразительно хороша, Дженни.

— Я хочу быть такой. Для тебя.

Словно изголодавшись, Дженива была готова съесть его целиком. Вот она, минута предвкушения!

Дженива стояла неподвижно, пока Эш искал в ее волосах шпильки и вынимал их, распуская волосы и наблюдая за тем, как они рассыпаются по плечам. Затем он зарылся в них лицом, и его дыхание стало походить на дыхание человека, вынырнувшего из воды.

Они сплели объятия, она — целуя его крепкую шею, а он — сжимая ее тяжело дышащую грудь. Затем, подняв Джениву на руки, Эш откинул покрывала и положил ее на гладкие простыни, продолжая пристальным горящим взглядом смотреть на нее.

Судя по тому, какой у него был вид, она могла представить, как выглядит сама: смеющаяся, растрепанная, полуголая и сходящая с ума от желания. Медленно, наслаждаясь каждым возбужденным взглядом этих глаз с тяжелыми веками, она расстегивала корсет, пока не обнажились ее полные груди, чуть прикрытые тонким шелком сорочки.

Эш не отрываясь смотрел на них, и она положила их на свои ладони и предложила ему. Он опустился на нее, упираясь локтями, и взял в губы один сосок, затем другой.

Горячая волна пробежала по бедрам Дженивы, сладостной болью отдалась внутри ее тела, и она требовательно прижалась к нему.

На мгновение в ее душе шевельнулась тревога. Слишком поздно, слишком поздно, теперь она уже не лишит себя этого, даже под угрозой виселицы.

• Предыдущая
• 56/65
• Следующая