Самый неподходящий мужчина - Беверли Джо - Страница 28

• Предыдущая
• 28/70
• Следующая

— Ладно, но если что-то было подсыпано в ту кружку, у кого еще была лучшая возможность? Кто еще мог быть уверен, что только Дженива ее выпьет?

Хорошие вопросы.

— Ответы лежат в Тикмануэлле, поэтому я уезжаю. Эш взглянул на часы:

— Уже седьмой час, и очень холодно.

— В небе луна. И чем скорее, тем лучше.

— Ты рвешься в бой, мой друг.

Как бы Эш чего не заподозрил? Он все знал о работе Фитца телохранителем, но не имел представления, что его самого охраняют.

— Я готов воспользоваться своими навыками, — небрежно сказал он и сделал ложный ход. — Но если ты не хочешь, чтобы я...

— Нет-нет, просто странно видеть, как теория становится реальностью на моих глазах. Старый боевой конь возвращается в строй.

— Старый? — переспросил Фитц. Эш рассмеялся:

— Ну ладно, молодой жеребец! Ты вернешься сегодня? — На расспросы в Тикмануэлле уйдет некоторое время, поэтому мои старые кости могли бы отдохнуть и там. Но я прискачу обратно с рассветом.

Эш протянул руку:

— Спасибо.

Они не имели привычки пожимать друг другу руки. Фитц понял, что это мирный жест после их спора, и принял его.

— Хотя я сожалею, — сказал Эш, — что тебе приходится возвращаться к боевым действиям. У меня такое чувство, что ты предпочел бы забыть о таких вещах.

Фитц взял в руки кружку.

— Это верно. Такая работа заставляет человека во всем видеть плохое, всегда быть начеку и спать вполглаза. Но бывали времена, когда я охранял жизнь тому, кого предпочел бы видеть мертвым. А сейчас с этим у меня проблем нет. — Он направился к двери, но там обернулся. — Постарайся не подозревать Дамарис. Она здесь ни при чем.

— А ты не слишком привязывайся к ней, Фитц. Мне бы не хотелось, чтобы ты страдал, а у нее все рассчитано до последнего пенни. Она купит самый высокий титул, какой только сможет.

— Но только если мужчина благороден и будет любить ее. Не тревожься. Я не перережу себе глотку из-за нее.

— Я бы хотел видеть тебя счастливым. Если мы можем что-то сделать в отношении твоего брата...

Фитц поспешил спастись бегством. Через двадцать минут он уже снова был в пути, оставив одну конюшенную крысу страдать теми же симптомами, что и у Дженивы. Вот вам и нервы. Дьявол все побери, угроза реальна. То разбитое окно было средством задержать путешественников, чтобы всучить отраву. Он предполагал, что такое может случиться, но попробовал сидр и не увидел никакой опасности.

Ему нет оправданий. Один из его поднадзорных чуть не умер. Раньше такого не случалось.

Он тщательно все обдумал, прежде чем ехать, но расследование необходимо. Он поставил двух людей Родгара охранять дом в течение ночи. Маловероятно, что злодей попытается проникнуть в Чейнингс, но поскольку он не имел представления, кто это, лучше не рисковать.

Но зачем покушаться на Джениву? Потому что она нареченная Эша?

Он ехал осторожно из-за скользких дорог, и это давало достаточно времени, чтобы все как следует обдумать.

По словам Родгара, опасность увеличилась из-за помолвки, и покушение в этом случае вполне объяснимо. Самый быстрый способ разрушить предстоящую свадьбу — это убить одного из будущих супругов.

Но при чем тут вообще помолвка? Какую опасность она может для кого-то представлять? Фитц жалел, что не надавил на Родгара, чтобы прояснить этот момент. Если бы у Эша был наследник, этот человек мог бы иметь мотив попытаться убить его, чтобы не дать обзавестись сыном. Но у Эша наследника нет. Он последний в своем роду.

Кому это выгодно? Черт бы побрал эту секретность! Он хотел было отправить одного из людей Родгара в аббатство с сообщением о покушении, но лучше пошлет записку из Тикмануэлла.

И еще Дамарис. Фитц был совершенно уверен, что она не имела к этому отношения, но мог ли наемный убийца знать, что она сама не станет пить сидр? Должно быть, дело в сладости. Скорее всего убийца тоже видел, как она вылила свой напиток, и поставил на то, что она отдаст ту кружку Джениве. Весьма ненадежный ход, однако.

Эмоции упорно вклинивались в его попытки мыслить логически, потому что Дамарис вполне могла сама выпить тот сидр, хоть он ей и не понравился. Тогда она пострадала бы точно так же. А поскольку ни у кого не было ее знаний и сообразительности, она могла бы быть уже мертва.

То, что Фитц испытал при этом, открыло ему глаза. Он влюбился в Дамарис Миддлтон.

Когда он нес девушку из комнаты Эша в ее спальню, в мерцании свечи, которую несла служанка, лицо Дамарис стало удивительно прекрасным. Гладкая линия щеки, темные дуги бровей, мягко приоткрытые губы, восхитительно притягательные. Во сне, расслабленная, она выглядела моложе и ранимее, и ему так хотелось остаться с ней, обнимать ее, защищать...

Хуже всего, что она могла тоже заинтересоваться им. Ни за что на свете он не хотел бы причинить ей боли. Если бы он ожидал этой опасности, то поостерегся бы заигрывать с ней. Почему он не подумал о том, как она неопытна? Она может вообразить, что влюблена в него. Как там сказал проницательный Родгар?

Он бы уехал, если бы мог. Поскакал бы в Портсмут вместо Тикмануэлла и сел на корабль. Вчера он еще мог сделать это, но сегодня нет. Теперь он получил первое доказательство того, что у заговора против Эша могут быть острые и смертоносные зубы.

Дамарис выпуталась из тенет сна. Она открыла глаза в затхлый мрак, но тьма была от задернутого полога. Даже в шатре кровати воздух был очень холодный. И сырой. Сырость в самих стенах. Чейнингс. Она хорошо помнила его.

Она зарылась глубже под одеяло, оставив только маленькую щелочку, чтобы дышать, и поняла, почему голове так холодно, — на ней нет чепца. Интересно, разжег ли кто-нибудь огонь? Скорее всего нет.

Что-то навело ее на мысль, что в свой прошлый визит она жила в этой же комнате. Мейзи тогда спала с ней, но сейчас Дамарис была в постели одна. Возможно, Мейзи отправилась за горячей водой для умывания и дровами для камина. Дамарис решила, что самое разумное — оставаться в постели и надеяться.

Она даже не помнила, как ложилась... Потом вчерашние события разом вернулись к ней, и она села. Холод, словно злая собака, тут же вцепился в нее, и она юркнула обратно под одеяло. Но теперь ей хотелось узнать, не произошло ли что-то новое. Хорошо ли себя чувствует Дженива? Решил ли Фитцроджер загадку? Она высунулась ровно настолько, чтобы отдернуть полог с одной стороны кровати, получив в награду за свои хлопоты облако пыли. Шторы на окне были еще задернуты, но слабый дневной свет проникал по краям.

— Мейзи? — позвала Дамарис, затем громче: — Мейзи!

Тишина.

Дамарис убедилась, что была права в отношении спальни. Она называется Голубой комнатой, хотя стены в ней тускло-серые. В прошлый визит она отодвинула одну из картин и обнаружила за ней васильково-синий кусок.

Дамарис не обладала живым воображением, но сейчас, кутаясь в одеяло, она задумалась, не лежит ли на доме Трейсов проклятие. Слава Всевышнему, что она не станет частью этой семьи.

Чтобы узнать, что происходит, надо встать. Кожа покрылась мурашками при мысли о том, чтобы выставить ее на этот ледяной воздух, но она не неженка. В ее спальне в Берч-Хаусе разжигали камин, только когда она болела. Дамарис увидела свой коричневый вязаный халат на вешалке перед потухшим камином. Широкое пространство голого пола лежало между ним и кроватью. Она свесила ноги с постели, всунула их в тапочки, пулей пролетела через комнату и закуталась в халат.

Он был новый и из толстой шерсти, но она все равно поежилась, поплотнее запахнув полы. Девушка поспешила к умывальнику, но обнаружила лишь тонкий слой льда. Когда она раздвинула портьеры и распахнула покоробившиеся ставни, ее глазам предстали оконные стекла, покрытые таким толстым слоем льда, что нечего было и думать, чтобы сковырнуть его ногтем. Тут, должно быть, такой же холод, как и на улице.

Ага! Она распахнула дверцы платяного шкафа и рассмеялась от головокружительного облегчения при виде своей голубой накидки. Мгновение — и меха накидки окутали ее приятным теплом. Она сунула руки в муфту, потерла их друг о друга и почувствовала себя гораздо лучше.

• Предыдущая
• 28/70
• Следующая