Самый неподходящий мужчина - Беверли Джо - Страница 23

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая

— Все целы?

— Да, но это означает задержку, пока заделают дыру. — Он коротко взглянул на нее, затем вновь перевел взгляд на гомонящую толпу.

Дамарис тоже посмотрела туда, но увидела только зевак.

— Кто-то бросил камень? — спросила она. — Кто?

— Никто не видел. — Он повернулся к ней. — Почему бы вам не пойти в гостиницу? Здесь холодно.

И снова оказаться в обществе вдовы и леди Талии? Нет уж. Она подняла капюшон, жалея, что не взяла ни перчатки, ни муфту.

— Мне тепло. Это довольно захватывающе. Думаете, это кто-то, недоброжелательно настроенный против знати?

— Возможно, — бросил Фитцроджер.

Она проследила за его взглядом и увидела двух служанок, каждая с подносом исходящих паром кружек. Освежающие напитки для попавших в затруднительное положение путешественников, предоставленные пройдохой-хозяином. Дородная служанка направилась к ним.

Фитц остановил ее, взял две кружки и выпил из одной, словно ужасно хотел пить.

— Сидр с пряностями, — сказал он и подал вторую кружку Дамарис.

Она подумала, что он ведет себя странно, но обрадовалась возможности погреть руки о теплую кружку. Пряный аромат был восхитительным, но, отхлебнув, девушка поморщилась:

— Очень сладко.

— Все лучше, чем уксус, — сказал он, затем отошел поговорить с мужчинами, которые обсуждали, как лучше заделать дыру в окне. Дамарис понимала, что он хотел поддразнить ее, но вышло несколько резковато. Он нервничал. Почему? Она не представляла, как он мог предотвратить случайный всплеск злобы.

Она огляделась, гадая, находится ли виновник среди толпящихся вокруг людей. Какой-то толстяк стоял с угрюмым видом; старый чудак, опирающийся на палку, выглядел так, словно эта ситуация доставляет ему удовольствие. Но Дамарис не могла представить, чтобы кто-то из них бросил камень. Две молодые женщины флиртовали со всеми, кто желал, но Дамарис не думала, что они повредили карету ради такой возможности.

Тут Дамарис испуганно вздрогнула, поймав на себе злобный взгляд какого-то типа, поедающего куриную ногу. Она посмотрела на него, потом заставила себя отвести взгляд. Неужели она нашла злодея? Это произведет впечатление на Фитцроджера.

Она задумалась над тем, что увидела. Парню за двадцать, не худой и не толстый. В вечерних сумерках, освещаемых только лампами карет и факелом, горящим снаружи гостиницы, она не могла разобрать цвет его волос, но ей показалось, что они рыжие. Он совсем не походил на мятежника. Одет как обычный англичанин, возможно, даже джентльмен. На нем были сапоги для верховой езды и бриджи, а треугольная шляпа обшита галуном.

Она украдкой бросила на него еще один взгляд и обнаружила, что он снова смотрит на нее. На этот раз он улыбался. Но это больше походило на злобную ухмылку, потому что его верхняя губа была немного перекошена, а передние зубы кривые.

Она снова отвела взгляд, смутившись оттого, что подумала плохо о человеке из-за его физического дефекта. Бедняга. Она вспомнила девочку из Уорксопа, у которой рот до конца не закрывался, из-за чего она выглядела идиоткой, хотя была нормальным ребенком.

Дамарис увидела Джениву возле постоялого двора и направилась к ней, но тут к мисс Смит подошел Эшарт, предлагая ей сидра из своей кружки. Любовь — это нелепость, но ей лучше не мешать. Поэтому Дамарис пошла побродить вокруг, вдыхая пар из своей кружки и радуясь возможности размять ноги и поразмыслить.

Случай почти неправдоподобный. Кто мог предположить, что в тихом английском городке в карету маркиза запустят камнем? Быть может, это просто какой-нибудь озорной мальчишка с рогаткой, который и сам не ожидал, что причинит столько неприятностей. Наверное, он сразу же дал деру, молясь, чтобы его никто не увидел.

Главная улица была довольно оживленной. Вдоль нее располагался ряд других гостиниц, все с освещенными окнами и факелами снаружи. Большинство магазинов еще были открыты, и яркий свет, льющийся из окон, оживлял зимний городской пейзаж, особенно когда отражался, поблескивая, от снега и льда. Дамарис заметила, что то, что днем оттаяло, сейчас замерзало, поэтому ступала с осторожностью.

Весть о странном происшествии разлетелась быстро. Любопытных зевак становилось все больше, и Дамарис шагнула в сторону, чтобы ее не толкнули. Девушка уперлась в стену по пояс высотой и услышала журчание воды. Она заглянула через стену и увидела внизу запруду. Неподалеку водяная мельница, поняла она, и река перекрыта плотиной. Запруда была полузамерзшей и довольно красивой там, где на нее падал свет, меж тем как падающая вода создавала нечто вроде музыкального сопровождения. Восхищенная, Дамарис оглянулась, думая подозвать Джениву, но та все еще была с Эшартом.

Стук молотков возвестил о том, что работа по починке кареты началась, но наверняка пройдет еще некоторое время, прежде чем они смогут ехать. Теперь кареты были окружены толпой, поэтому не было смысла возвращаться туда. Девушка снова повернулась к кружевному льду запруды и музыке воды, поставив пустую глиняную кружку на стену, чтобы сунуть руки под манто. Эта картина действовала на нее умиротворяюще, но также заставляла думать.

Ее мать сочла бы несусветной глупостью стоять на холоде, смотреть на лед и слушать плеск воды. Абигайль Миддлтон была безжалостно практичной и тем не менее не устояла перед обаянием мошенника. Он был крупным, крепким мужчиной, который излучал силу и жизненную энергию, словно внутри его постоянно горела лампа.

Она помнила его последний визит вполне отчетливо. Дамарис исполнилось пятнадцать. А отец не был в Уорксопе, с тех пор как ей было восемь лет. Она и сама была очарована им, мечтая, как он освободит ее из Берч-Хауса и увезет с собой на Восток. Там она увидит чудеса, о которых он ей рассказывал, и они вместе заживут жизнью, полной приключений. Она презирала мать за недовольство им и вечные жалобы.

В те несколько коротких дней ей казалось, что отец любит ее. А потом он уехал, и она больше не находила никаких доказательств того, что он думает о ней. Дамарис поняла, что он был ласков с ней просто для того, чтобы сделать больно матери. Когда почти два года спустя до них дошло известие о его смерти, она подумала: так ему и надо.

В том нетерпимом возрасте она и к матери не испытывала добрых чувств. Зачем проклинать мужчину, который не обращает на тебя внимания, и без конца жаловаться на него? К чему цепляться за его обещание вернуться и жить в Уорксопе как ее верный, добропорядочный муж?

Нормально ли это — презирать обоих своих родителей? Быть может, она обречена быть озлобленной и эгоистичной?

Стук прекратился. Возможно, они скоро смогут продолжить путь. Несмотря на красоту и музыку, это место как-то нехорошо влияло на нее. Даже гомон толпы звучал угрожающе. Бояться было глупо, но Дамарис захотелось вернуться к своим спутникам, к Фитцроджеру. Она повернулась и чуть не поскользнулась на льду. Девушка ухватилась за стену и столкнула кружку в запруду.

Она инстинктивно нагнулась посмотреть, словно это могло спасти судьбу глиняной посудины. Кто-то врезался в нее, очевидно, делая то же самое, и едва не столкнул ее вслед за кружкой. Она лихорадочно оттолкнулась, но ноги попали на тот же островок льда, и она не смогла удержаться. На минуту она потеряла соприкосновение с землей, а потом, больно ударившись, шлепнулась прямо на спину.

«Луна взошла рано», — ошеломленно подумала она, глядя в небо. Затем луна исчезла. — Вы ушиблись, миледи?

— Что стряслось?

— Она, похоже, убилась.

— Поскользнулась на льду.

Собравшиеся вокруг люди таращились на нее. «Как коршуны», — подумала Дамарис, у которой от удара перехватило дыхание. «Помогите!» — попыталась крикнуть она, но не проронила ни звука.

— Дамарис! Что случилось?

Фитцроджер. Слава Богу!

Он опустился на колени рядом с ней и взял за руку:

— Скажи что-нибудь.

Наконец она сумела вдохнуть.

— Я поскользнулась.

— Ты цела?

Она прислушалась к своему телу.

— Кажется, да.

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая