Грешная и святая - Беверли Джо - Страница 20
- Предыдущая
- 20/71
- Следующая
– Кто знает? Я видел таких людей. Они жаловались на судьбу, но продолжали делать то, что приносило им и их близким несчастье. – Он задел что-то с громким скрежетом. – Что в этой огромной кадушке?
Она обрадовалась перемене темы.
– Это квашня для теста. Я иногда приходила сюда посмотреть, как выпекают хлеб. Это завораживало меня. В Мэтлоке мы просто покупали хлеб в лавке.
Крессида вспомнила о своей провинциальной жизни. Она была уверена, что герцог Сент-Рейвен никогда не покупал каравай хлеба в лавке.
– Мне нравилась пекарня в Ли-Парке, – сказал он, словно подтверждая ее догадку. – Я не видел, как пекут хлеб, но там всегда было тепло, пахло свежей выпечкой и обычно там находился лакомый кусочек для голодного мальчика.
– Ли-Парк – это твой дом?
– Что такое дом?
Она задумалась над этим странным вопросом.
– Дом там, где живет твоя семья.
– Твой отец жил в Индии, но Индия не была твоим домом.
– Тогда там, где прошло детство.
– Если только семья не переезжает.
Девушка поняла, что разговор не получается. Трис не любит говорить о себе. Его голос звучал так просто и искренне, что ей хотелось коснуться его, прижаться лицом к его груди, вдохнуть запах сандалового дерева – она чувствовала его даже среди запахов выпечки…
– Так твой дом – Ли-Парк? Там ты вырос?
– Нет, я вырос в Сомерсете, в доме, который называется Корихоллоус. Небольшое поместье, похожее на это. Там не было своей пекарни – рядом была деревня, а в деревне был пекарь.
– Значит, ты в самом деле покупал хлеб в лавке?
Он не ответил сразу, и она почувствовала, что он удивлен.
– Наверное, тебе было там хорошо? – спросила Крессида.
– Да, пока не умерли мои родители.
Грусть в его голосе тронула ее сердце.
– Как это случилось?
– Они утонули, переправляясь через Северн.
– Оба? – Она не могла поверить в это.
– Я хотел остаться в Корнхоллоусе, но, конечно, никто не обращает внимания на желания двенадцатилетнего мальчика. Мы только снимали этот дом, сейчас там живут другие люди.
Крессида вдохнула, чувствуя комок в горле. Двенадцатилетний ребенок остался сиротой. Неудивительно, что он спросил, что такое дом.
– Но разве твой отец не герцог?
– Мой дядя был герцогом, а я был его наследником и имел большие шансы унаследовать титул.
– Значит, ты уехал к нему? В Ли-Парк?
Внезапно на нее нахлынули воспоминания. Герцог Сент-Рейвен в театре, на балу, на светском рауте… Улыбающийся, уверенный в себе, полный энергии, он, казалось, был в центре каждого события.
– Ли-Парк – это усадьба герцога Аррана. Он был другом моего отца и взял меня на воспитание. Я рос вместе с его наследником и получил такое же образование.
У Крессиды возникла новая безумная идея. Теперь ей было необходимо узнать этого человека, понять его. Ей так хотелось облегчить его боль.
– Почему ты не поехал жить со старым герцогом Сент-Рейвеном?
Она услышала его смешок.
– Меня там никто не ждал. Мой отец и его брат были соперниками почти с рождения. Герцог – в нашем доме его называли только так – был старше на десять лет и, очевидно, отличался высокомерием. Мой отец отказывался склониться перед своим братом. Кроме того, у них были разные политические взгляды. Двенадцатилетний мальчик мало в этом смыслил, но отец оставил дневник, в котором одобрял французскую революцию. Он, несомненно, радовался бы, если бы герцогу отрубили голову на гильотине.
– Не может быть!
– Кто знает! Тебе не скучно слушать эту отвратительную историю моей семьи?
– Вся Англия с радостью слушала бы вашу семейную историю, милорд.
Он рассмеялся.
– Что ж, хорошо. Мой отец и его брат герцог ненавидели друг друга, и эта ненависть сказалась и на наследовании титула. Герцог считал своим священным долгом не дать своему безумному брату возможности унаследовать титул. Мой отец слишком неосторожно выставлял напоказ свои революционные убеждения. Рождение каждой дочери, наверное, приводило герцога в ярость, и он вымешал ее на жене. Она становилась суровой и ожесточенной. За это я благодарен ей, потому что из-за нее меня не отправили в Сент-Рейвенз-Маунт. Она поклялась, что не будет жить под одной крышей со мной.
– Как глупо! Если бы она была добра, то ты мог бы стать ей сыном.
Он снова засмеялся.
– Дорогая Крессида… Ты ошибаешься!
Она съежилась, не веря своим ушам.
– Неужели ты думаешь о ней как о любящей матери? Даже герцогиня Арран видела своих детей всего один час в день, пока они не повзрослели настолько, чтобы быть ей интересными. Полагаю, моя тетя уделяла своим детям еще меньше времени. Ее дочери воспитывались в отдельном доме – с рождения и до того момента, когда они пройдут курс обучения. После этого они переезжали в Сент-Рейвенз-Маунт, где каждый день представали перед матерью, чтобы она могла оценить их успехи в постижении хороших манер. Думаю, это не похоже на жизнь в Мэтлоке.
– Не стоит насмехаться. Это, должно быть, не похоже и на жизнь в Корнхоллоусе.
– Да. Но мой отец был безумным республиканцем.
– Твой отец кажется мне более разумным, чем его брат.
– Возможно. Мне говорили, что у моего дяди шла пена изо рта, когда ему сообщили о моем рождении. Подозреваю, что мой отец хотел бы продемонстрировать герцогу шестерых сыновей, чтобы тот от зависти сошел в могилу, но он женился поздно. Моей матери было тридцать пять, когда она выходила замуж. О ней говорили как об умной, независимой женщине.
В его словах Крессида почувствовала глубокую скорбь. Неужели под цинизмом этого человека скрывается перенесенная в детстве боль от потери родителей и страшных унижений?
– Она больше не могла иметь детей?
– Очевидно, нет. После меня у нее было два выкидыша. Мой отец, возможно, позаботился о том, чтобы она не забеременела снова, – жена была дороже для него, чем успех в соперничестве с братом. В конце концов он ведь достиг своей цели – имел сына. Ранняя смерть моего отца, должно быть, стала утешением для герцога и герцогини, но небольшим.
Крессиде хотелось коснуться его, утешить.
– Неужели это была такая ненависть?
– О да. Я однажды встретился с ними в Лондоне. Мне было восемнадцать, и я помню это ужасное ощущение ненависти. Герцог просто смотрел сквозь меня, но герцогиня… Я думаю, она бы вонзила клинок мне в сердце, если бы не боялась виселицы.
Это было настолько чудовищно, что Крессида могла только покачать головой.
– Но у тебя был дом в Ли-Парке?
– Спасибо Пекуортам, эти добрые люди стали моей семьей.
Пекуорты. Крессида вспомнила.
– Леди Энн Пекуорт! Дочь герцога Аррана!
– Ты знаешь ее?
Крессида чуть было не рассмеялась. Она полагала, что могла встречаться с дочерью герцога на каком-нибудь благотворительном мероприятии. Но запомнила она ее именно из-за Сент-Рейвена.
– Я видела тебя с ней в «Друри-Лейн». На премьере «Смелой леди».
«Ты поцеловал ей руку так, что это разбило бы мое сердце, если бы я была настолько глупа, чтобы влюбиться в тебя», – подумала девушка.
Крессида представила перед собой леди Энн и герцога, смотрящих друг другу в глаза, связанных друг с другом, близких. Если у нее до сих пор оставались хоть малейшие мечты об этом мужчине, то теперь она знала, что он уже не свободен.
Она искала в себе жалость к бедной леди Энн, связанной с этим неисправимым распутником. Но не находила.
– Забавная пьеса, не так ли?
Слова герцога вывели ее из задумчивости.
– Забавная? Шокирующая! Моя мать не одобрила ее, а мой отец громко смеялся.
– А ты?
Вспоминая о том вечере, она посетовала, что слишком увлеклась пьесой, когда могла бы смотреть на него.
– Честно говоря, я не поняла некоторых острот.
По его голосу и звуку шагов Крессида поняла, что он двинулся с места и идет к ней по темной комнате.
– Теперь ты чувствуешь себя более просвещенной?
У нее перехватило дыхание.
– Немного.
- Предыдущая
- 20/71
- Следующая