Интерфейсом об тейбл - Бетке Брюс - Страница 32
- Предыдущая
- 32/72
- Следующая
Обычно примерно в этот момент несколько из мальчиков-автоматчиков дона засовывают свои револьверы вам в ноздри и спрашивают своего босса, не желает ли он отправить вас на тот свет.
— Мальчики, мальчики, — произнес дон Вермишелли. — Что с вами такое? Расслабьтесь.
Голос у него был удивительно грубый и негромкий, а акцент такой сильный, что его правдивое воспроизведение средствами орфографии подпадало бы под закон о высмеивании этнических групп. Так что я этот акцент воспроизводить не буду. — Гуннар и Макс — мои дру-зь-я.
Мальчики-автоматчики, попятившись, пропустили нас к столику.
— Прошу, — заявил дон Луиджи, похлопывая по дугообразной скамье справа от себя. — Посидим. Поговорим.
Я попытался уступить Гуннару честь восседать рядом с доном, но Гуннар столь же рьяно пытался уступить эту честь мне, так что мы оба суетились вокруг скамьи, как клоуны, пока я не плюнул и не уселся на спорное место сам. Гуннар, кряхтя, примостился около.
— Итак, Макс, — проговорил дон, — Гуннар сказал мне, что у тебя маленькая проблема и что, как ему кажется, я смогу ее решить.
Я покосился на Гуннара, который, очевидно, набирался смелости, чтобы ответить вежливо и осторожно, потом вновь обернулся к дону Луиджи и решил не тянуть кота за хвост.
— Точно, — сказал я. — А вы можете?
Гуннар весь побелел.
Дон Луиджи отсканировал меня пристальным, леденящим кровь взглядом, после чего неспешно кивнул.
— Да, Макс, я могу решить твою маленькую проблему вместо тебя. — Тут Гуннар облегченно вздохнул. — Вопрос в том, — продолжал дон, — готов ли ты заплатить мою цену?
Гуннар вновь раскрыл рот, но я вновь ринулся в схватку вперед него:
— Сколько?
Дон цокнул языком, покачивая своей великаньей, распухшей головой:
— Какой нетерпеливый мальчик! Погоди, вначале мы будем «манджиаре»«есть (итал). — Примеч. пер.». Еда — это жизнь, Макс. Если вести деловые разговоры на пустой желудок, сердце заболит. — Поднатужившись, он вытянул вперед руки и, соединив их над своим животом-горой, один раз хлопнул в ладоши.
В зону видимости, трепеща и звеня, вплыли две ультрапухлые блондинки в чем их мать родила (не считая, конечно, ювелирных украшений, грима и туфель на шпильках).
— Друзья мои, — произнес дон Вермишелли, — позвольте вам представить сестер Силикконе: Бэмби и Слонни.
Насколько я понял, Бэмби звалась та, что слева, хотя, на мой взгляд, ни малейшей разницы между ними не было. Гуннар, впрочем, эту разницу явно просек.
— Милые мои «гноччи», — сказал им дон, — мои друзья голодны. Принесите им покушать. Хм-м, — он задумчиво потер часть своих подбородков (первый и второй сверху), — для начала — немножко «полипи верачи аль-аглио» и «дуппа ди каппеллетти». Потом, может быть, тарелочку «тальятеллле верди алла маринара», еще тарелочку «старне аль вино россо» и буквально парочку «фонди ди карчиофи трифолари». Теперь закуски. Я хочу… — Он прервался, нахмурился и взмахнул рукой, отсылая девиц. — Не важно, это я решу, когда вы вернетесь. Ну-с, «андьямо», «андьямо»! — И он поторопил Слонни ласковым шлепком по «куло». Хихикая и позвякивая, сестры Силикконе исчезли.
Дон Вермишелли вновь обернулся к нам с Гуннаром.
— А теперь, друзья мои, — он поднял бокал, — за дело.
«Давно пора, черт возьми, — подумал я. — Ага. Мы о чем будем го…» Гуннар больно ткнул меня локтем под ребра, привлекая мое внимание к полному бокалу, который возник передо мной на столе.
— Это тост такой. Макс.
Подняв свой бокал, Гуннар чокнулся с доном:
— ЗА ДЕЛО!
В конце концов еду нам принесли. Смотреть на эти кушанья было очень интересно, а есть их — не очень, ибо у виртуальной еды нет ни вкуса, ни питательной ценности. Бэмби и Слонни остались у столика нас обслуживать — что тоже было абсолютно безвкусно, но порой довольно забавно: мне очень понравилось, как Гуннар, пытаясь проиллюстрировать анекдот о летчиках с авианосца, использовал пупок Бэмби вместо бокала для вина. После этого Слонни разлеглась на моем участке стола и пригласила меня повторить этот фокус с ней, но к тому времени я вычислил по странной тональности ее голоса, что она пользуется устройством сдвига частот. А это с девяностопроцентной надежностью свидетельствует, что перед вами человек, которому, хоть тресни, никак не удается разобраться со своей сексуальной ориентацией.
В положенное время со стола убрали, сестры Силикконе испарились, и пришел момент, когда прихлебывая «вино россо» и доедая остатки «полили верачи», мы приступили к деловому разговору.
Гуннар облизывал свои виртуальные пальчики.
— Это было истинное наслаждение, — сказал он дону. — Знаете, я даже и не предполагал, что еда — это так увлекательно. Например, вот это, — он встряхнул в воздухе «полили», — что за зверь такой?
— «Полипи верачи алль-аглио», — сообщил дон.
— Нет, я хочу сказать, из чего это? Что мне заказать, когда я в следующий раз пойду в «Бон Джорно»?
— Это из осьминога, — пояснил дон. — Цельный осьминог. Его бьют, пока он не превращается в нежное-нежное месиво, а потом два часа вываривают в кипящем чесночном соусе.
— А-а… — Гуннар выждал, пока дон на минуту отвлечется, положил «полипи» на стол и брезгливо прикрыл салфеткой.
— Итак! — бодро вскричал я. — Я понимаю, что время еще детское, но не могли бы мы потратить минуту-другую на дела? Ну, просто чтобы убить время до десерта.
— Десерт? — простонал дон Вермишелли. — Так рано? Ох, какие же вы нетерпеливые, ребятишки — но все же, понимаю, время пришло. — Кивнув, он сделал еще глоток из бокала и вытер верхнюю губу салфеткой размером с простыню. Я уже собирался попросить его не тянуть, когда он заговорил сам: — Макс? Гуннар описал мне твое положение. Тебе нужна… как это по-английски? — ПРАЧЕЧНАЯ, где деньги делаются чистыми. Я могу это устроить.
Ну— у, вообще-то это и требуется.
— НО, — он погрозил нам пальцем, — я не буду играть в кошки-мышки с вашей налоговкой. Это она упекла беднягу Альфонса в каталажку. — По его лицу скользнула тень печали. Лицо было большое, путешествие печали — медленное, так что я успел обернуться к Гуннару:
( — «Альфонс»?
— Капоне. Иногда дон путается, в каком веке живет.) Печальная гримаса Вермишелли закончила свое путешествие в исходной точке.
— Итак, это будет не самая идеальная отмывальня. Но она не позволит твоей приятельнице Амбер узнать, кто ты на самом деле. Этого хватит?
Я покосился на Гуннара. Тот кивнул. Кивнул и я.
Дон тоже кивнул:
— Чудесно. Ну а взамен я прошу всего лишь небольшой гонорар за уход за вашими деньгами — чисто символический. Так, пшик какой-то.
Очевидно, он ждал нашей реакции.
— И сколько?
— Десять процентов. Мелочь.
Гуннар чуть к потолку не подпрыгнул:
— ДЕСЯТЬ ПРОЦЕНТОВ?
— Тише-тише, — пожал плечами Вермишелли. — Почти все другие доны слупят с вас пятнадцать. Но я с вас всего десять возьму — как с друзей.
— ЧУШЬ СОБАЧЬЯ!
— Двенадцать процентов.
— ТОГДА ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ ЗАПЛАТИМ!
— Четырнадцать процентов.
Схватив Гуннара за верхнюю переднюю часть его камуфляжного комбинезона, я силой усадил его назад на скамью и, мило улыбаясь, обернулся к дону Луиджи:
— Я по-прежнему ваш друг, — произнес я с невинным видом, — и вы окажете мне большую честь, если поможете мне всего за десять процентов.
Дон Вермишелли заулыбался, кивнул и жестом отослал мальчиков-автоматчиков, которые подползли к Гуннару сзади и уже направили свое оружие на его затылок.
— Значит, по рукам. Ты знаешь, как связаться с этой так называемой Амбер?
Покопавшись в памяти, я вспомнил адрес одной очень секси-квартирки в Токси-Тауне:
— Я знаю, как ее найти.
— Чудесно. Раз так, — отвернувшись от нас, он обвел взглядом своих мальчиков-автоматчиков, выбрал одного: — Бруно, поедешь с Максом.
Дон вновь повернулся ко мне:
46
«ПОЛИПИ ВЕРАЧИ АЛЛЬ-АГЛИО»
Возьмите одного осьминога. Вырежьте глаза, пасть и чернильный мешок. Остальное положите на доску и отбейте деревянным молотком до изнеженного состояния. Поместите осьминога в керамическую миску и заправьте оливковым мослом. Добавьте чеснок, лавровый лист и тмин. Плотно закрыв миску, продержите ее на слабом огне один-два часа; чем крупнее осьминог, тем дольше выдержка. Когда осьминог разварится, добавьте по вкусу соль, перец, розмарин и петрушку. На стол подавайте в супнице.
- Предыдущая
- 32/72
- Следующая