Многорукий бог далайна - Логинов Святослав Владимирович - Страница 96
- Предыдущая
- 96/108
- Следующая
– Здравствуй, сияющий Ээтгон, – произнёс сказитель.
– Здравствуй, – серьёзно ответил Ээтгон. – Я хотел говорить с тобой.
– Говори.
Но Ээтгон молчал, и Шооран вернулся к рукоделию. Он успел накрепко заштопать последнюю дыру, когда Ээтгон медленно проговорил:
– Ты, должно быть, последний настоящий бродяга, для которого нет жизни на сухом…
– Почему же? – не согласился Шооран. – Есть ещё неисправимые. Хотя их немного.
– И среди них – илбэч, – заключил Ээтгон. Он помолчал и добавил: – Я хотел говорить с илбэчем.
– Ничем не могу помочь.
– Можешь. Ты наверняка встречался с ним. Если он человек, то он сидел среди охотников и бродяг, слушая сказки о Ване. И вы ещё не раз встретитесь, ведь вы оба ходите по мокрому, а мокрых земель осталось так мало. Значит, он услышит всё, что ты скажешь ему. Так передай: пусть он перестанет строить. Людям больше не нужна земля, им нужен далайн.
– Вместе с Ёроол-Гуем?
– Ёроол-Гуй – неизбежное зло. Но Многорукий – это далайн, а без него нам не прожить. Можно одеваться в солому и шерсть бовэра, можно обойтись без чавги и научиться обрабатывать кожу, не вымачивая её в нойте. Мы научимся делать инструмент из костей умерших родителей и забудем, что такое хитин и рыбий клей. Но мы не сможем существовать без воды.
– Ты, должно быть, пересох, живя в алдан-шаваре, и забыл, что в далайне нет воды. Я её доставал только на сухих землях.
– И всё-таки это так. Хотя влага далайна мало похожа на воду, но вода заключена в ней. Просачиваясь через поры камня, влага очищается и выступает на сухих оройхонах чистой водой. А нечистая часть превращается в нойт и выходит на мокром. Так полагают мудрецы, и в этом есть резон. Иначе как объяснить, почему во время мягмара, когда вскипает далайн, источники наполняются водой?
– Я вижу, ты обзавёлся придворными мудрецами! – заметил Шооран. – Прежде ты смеялся над ними. Я думаю, мудрецы говорят то, что ты хочешь от них услышать, ведь их хлеб в твоей руке. Измыслить можно всё, что угодно. Может быть, наоборот, мягмар происходит оттого, что пришла вода.
– Это не измышления… – Ээтгон покачал головой. – Сейчас многие полагают, что засуха происходит оттого, что земли стало много, а воды не прибавилось. Это не так. Мудрецы не зря едят хлеб, они сосчитали – воды стало меньше. Дюжину лет назад – ты должен это помнить – таких засух не случалось. Тогда далайн был огромен, занимал пространство на четыре с половиной двойных дюжин оройхонов, а сухих оройхонов насчитывалось только четыре двойных дюжины. Вот воды и хватало. Но с тех пор суша выросла вдвое, а далайн усох в шесть раз. Сегодня каждый новый оройхон несёт беду. Ещё немного, и вода не достанется не только полям, но и людям.
– Это правда? – прошептал Шооран.
– Да. Следующая засуха будет ещё страшнее, потому что один из четырёх заливов высушен полностью, да и от остальных осталось одно название. – Ээтгон потёр переносицу и остро взглянул на Шоорана. – Я впервые не знаю, что делать. Я не знаю, известно ли правителям других стран то, что я рассказал тебе, не знаю, надо ли сообщать им об этом. Не знаю, говорить ли народу правду или держать его в неведении целый год. Мне неведомо, о чём думает и что собирается делать илбэч. Возможно, у него свои резоны и ему наплевать на людей. Но мне-то на них не наплевать! Я не могу убить илбэча, ведь тогда, рано или поздно, появится новый и всё начнётся сначала. Мне надо, чтобы этот илбэч перестал строить. Тогда, может быть, что-то удастся спасти.
– Я… – сказал Шооран. – Я обещаю. Я не знал… Но я пройду по всему побережью. Сначала здесь, потом у вана, у Моэртала, а если потребуется, то и в диких землях. Илбэч услышит. Я обещаю… Новых оройхонов не будет.
– А говорить ли людям правду – решишь ты! – закончил Ээтгон. – Всё-таки мы оба учились у Чаарлаха, но он всегда выделял тебя.
Так кончается жизнь. Однажды оказывается, что всё тобой сделанное не просто бесполезно, но и наполнено злом. Твоя любовь убивает, забота несёт гибель. Твои хлопоты смертельны, и сам ты страшнее, чем дюжина многоруких дьяволов. И вот, когда жизнь кончилась, последний открытый для всех выход оборачивается тупиком. Далайн не примет тебя, и шавар для тебя закрыт, ибо в момент твоей смерти родится новый илбэч. Спасибо мудрому Тэнгэру, он предусмотрел всё. Судьба заставит тебя существовать сегодня, завтра, и когда начнётся голод, и вернётся тщедушный мягмар, и ещё много дюжин лет.
Шооран и Ай кочевали во владениях Моэртала. Когда год лишь клонился к середине, здесь было проще прокормиться. Во-первых, у рачительного Моэртала и подданные жили побогаче, а во-вторых, здесь оставался последний значительный клочок далайна, и бродяги боялись Ёроол-Гуя. Два других залива представляли собой длинные ленты шириной в один оройхон, а здесь далайн расширялся до трёх оройхонов. Загнанный бог действительно укрылся здесь, но последнее время он выныривал редко, и чавга на берегах росла без помех. Но теперь, когда год близился к завершению, побережье переполнилось гибнущими людьми. Ээтгон оказался прав – прежние засухи не шли ни в какое сравнение с нынешней. Уже три месяца не было урожая, а недавно прошёл слух, что родники у подножия суурь-тэсэгов высохли. Трудно сказать, чем бы это кончилось, если бы Моэртал не организовал выдачу воды. Дюжина цэрэгов с полными бурдюками выходила к поребрику каждого мокрого оройхона и безданно наливала воду подошедшим. Немедленно образовались очереди. Порядок в них поддерживался самими бродягами, нарушителей вышвыривали вон, а чаще – просто убивали. Цэрэги в эти схватки не вмешивались.
На юге, где одонты вана вздумали по старой привычке продавать воду, вспыхнул бунт, вскоре переросший во всеобщую резню. На севере тоже было неспокойно. В диких землях, оставшихся на развалинах империи братьев, некому было запасать хлеб и воду. Тамошних жителей первыми ударило несчастье, и, не видя иного выхода, они пошли на штурм костяной стены. Их встретили удары пик и залпы татацев. Моэртал недаром скупил у братьев всю их артиллерию. Война голодных превратилась в жуткое побоище, и вновь шавар захлёбывался, будучи не в силах пожрать столько тел сразу. Что творилось в земле изгоев, никто толком не знал, но Шооран был уверен, что Ээтгон успел подготовиться к чёрным дням, запас и хлеб, и воду и укрепил границу, опрометчиво стёртую невежественной злобой илбэча. Вероятно, и там раздаётся заранее запасённая вода, а может, даже по крохам выделяется хлеб, взятый в начале года в виде налогов.
Моэртал хлеба не выдавал, позволяя тем из подданных, кто не помыслил о себе заранее, погибать от голода. Чавга не могла прокормить всех, люди слабели и мёрли, словно зогги от свежей воды. Среди бродяг появились случаи людоедства.
В этой круговерти бывший илбэч со своей подругой жили лучше многих. Ай умела с первого взгляда определить, прячется ли под слоем смешанного с грязью нойта чавга или всё вокруг недавно перекопано и новые клубни появятся лишь через две недели. Шооран стал охотником, удачливо бил жирха и, случалось, приносил тукку или небольшого парха. Крупные хищники теперь почти не встречались в шаваре, им не давал вырасти Ёроол-Гуй, так что самую большую опасность представляли зогги. Их легко выжечь факелом, но тогда можно сразу распрощаться с надеждой на приличную добычу: тукка панически боится огня.
Но так или иначе, профессиональным бродягам на мокром всегда легче, чем случайным людям.
На эту ночь Шооран увёл Ай с мокрых мест на приграничную полосу. Намедни ему удалось взять в шаваре парха, и теперь надо было разбираться с навалившимся изобилием. Чтобы мясо не протухло, его следовало прожарить до хруста, а это можно сделать лишь на аваре.
Ай с плоской костью в руке присматривала за шипящими на камне кусками, Шооран резал мясо на тонкие ломти и думал. Вспоминал жутковатую сцену, что наблюдал сегодня утром. Они тогда шли вдоль далайна, высматривая, не найдётся ли что-нибудь полезное для их походного хозяйства. Умирающий далайн ничуть не отличался от далайна великого, с тем же пренебрежением он вышвыривал на берег населявшую его мразь. Людей на берегу почти не было, и Шооран невольно обратил внимание на одинокую фигуру, разделывающую неподалёку от кромки прибоя рыбу. Это была обычная, никчемная рыба, каким даже названий не придумывают за полной ненадобностью. Её плавники не годились ни на крючки, ни на иглы, чешуя не отличалась от всякой иной чешуи, и вообще было неясно, что могло заинтересовать добытчика в этой твари. Лишь подойдя поближе, Шооран понял: человек ест. Он отрезал от растерзанного бока рыбы куски розоватого, сочащегося жидкой кровью мяса и тут же, давясь и чавкая, пожирал их.
- Предыдущая
- 96/108
- Следующая
