Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 83

• Предыдущая
• 83/93
• Следующая

Собственно, он и не сомневался в результате. Просто не думал почему-то, что все это проявится так неприкрыто.

Острый угол закруглен, а если просто продлить стороны – то вершиной угла окажется дом Вики. Он же – башня Ираклемона, под которой – вход в Кузню.

Тогда двор «Юрасика» – это Столия, а ворота, где происходила битва – Долина Роз (Алексей стиснул зубы от непонятного унижения). И тогда получается – если соблюдать масштаб – что железнодорожная насыпь – это море, отделяющее Мелиору от материка, а мясокомбинат – это Долина Качающихся Камней. Тогда на севере...

– Здесь есть кладбище?! – крикнул он на ухо полковнику, тыча пальцем за верхний обрез карты.

Полковник энергично закивал.

Алексей жестом позвал его за собой и почти побежал к машине, оставленной в переулке. Какие-то люди в металлизированных защитных костюмах и с миноискателями в руках сгрудились за плотным рядком деревьев.

Деревья – тонкие молодые тополя – казались обгоревшими.

Рация в машине завывала на все кошачьи голоса.

– Товарищ полковник... – водитель был бледен до синевы. – Что ж вы так долго-то...

– Болтаете, Фролов. Что случилось?

– Да не разобрал я, сигнал не проходит. Вызывают будто бы вас...

– Поехали.

«Уазик» рванул. Через полминуты вой в рации стих, и тихий голос сказал в наступившей тишине...

– «Серьга», «серьга», ответьте «причалу». Прием.

– «Причал», я «серьга», вошел в зону связи. Что случилось, прием?

– В штаб, «серьга». Вас ждут. С вашим этим... экспертом. Прием.

– Так что все-таки случилось? Прием.

Пауза.

– Полный бред, «серьга». На кладбище мертвецы встают...

Снайпер Харламов стоял у окна. Оно выходило на глухую торцевую стену высокого дома. Две трети стены занимал обтрепанный и обсыпавшийся портрет красиво зачесанного мужчины с тонкими капризными губами и очень выразительными темными грустными глазами, властно притягивающими взгляд; на груди человека золотом сверкал странный крест... кольцо с четырьмя широкими лопастями...

Слава стояли высокие пирамидальные тополя с редкими недооблетевшими листьями, за ними – довольно далеко – темнела высокая черно-зеленая стена, мягко поблескивающая, как будто камень слегка прозрачный...

Обезьяна Валя встала рядом, закинув ему руку на плечо. Взгляд человека не портрете манил, манил...

Зачем он делал все это? – молча спросил капитан. Валя уже говорила ему, но тем не менее – непостижимость оставалась. В награду – давать такое... Впрочем, дали же ему самому это новое тело. Он не просил.

Тело, надо сказать, было отменным. Оно стремительно двигалось, а когда нужно, замирало, словно отлитое из стали – мушка не гуляла ни на микрон. Глаза видели далеко и даже сквозь не слишком плотные предметы. Похоже, оно не чувствовало боли...

Все равно – потом он потребует обратно свое старое... если когда-нибудь наступит это самое «потом».

– Надо пройти через это, чтобы достичь опустошения. Только через опустошение ведет дорога к наполненности счастья... – сразу отозвалась Валя.

Отбарабанила, как заученное. Не голосом. И нельзя было сказать... он слышал ее мысли. Мыслей он не слышал, но они вполне могли переговариваться, не открывая рта.

– И ты возненавидела его, – сказал капитан.

– Нет. Не знаю. Не за это. Все – другое. Ты неправильно понял. Может быть, я люблю его еще сильнее. Только пусть и ему... опустошение... иначе... вот теперь она уже заговорила вслух. И – разрыдалась.

Харламов отвел ее к низкой, кулак не подсунуть, кровати, усадил. Уже дважды сегодня было так... начиналось с плача, а кончалось судорогами. Но нет, на этот раз Валя внезапно успокоилась и погрузилась в сонную оторопь. И настроение ее, и состояние – раскачивались на огромных качелях. Харламов придержал ее, укладывая на бок, потом потянулся за скомканным одеялом, сшитым из мягких шкур. Что-то заставило его замереть. Сзади... Он медленно оглянулся.

Человек с портрета пристально смотрел ему в затылок.

Харламов вздохнул. Встал, встряхнул одеяло. Посыпался какой-то мелкий мусор.

И все же что-то произошло! Будто кто-то был здесь, что-то важное сделал, а потом ушел и унес память о себе. Будто вырезали кусок жизни, связав, сшив, склеив образовавшиеся концы. Обезьяна с лицом девочки лежала на кровати, прикрывая темно-коричневыми руками исцарапанные грудки. Маленькие, девичьи, человеческие. Она царапала их во сне и в беспамятстве.

За что это ей, подумал он в отчаянии. И кто-то сказал в ответ... а за что каждому старость и смерть? Чем они лучше – старость и смерть? Только тем, что привычнее?..

Он накрыл Валю одеялом и вновь отошел к окну. Взгляд человека на портрете притягивал все сильнее...

События в Краснокаменске для мира все еще оставались дешевой сенсацией, наподобие нашествия гигантских термитов или очередной высадки инопланетян – хотя первые телерепортажи, отснятые местной телекомпанией и потом переданные по нескольким спутниковым каналам, были весьма убедительны. И все равно репортажам этим – укороченным до считанных секунд место находилось только среди рядовых катастроф, громких убийств и богемных скандалов.

Никто и помыслить не мог, что это начинается конец света.

...Когда Алексея привезли к кладбищу, там уже было не протолкнуться.

Солдаты в бронежилетах и обтянутых брезентом касках неподвижно сидели в грузовиках, и на лицах их темнела тоска. Под ногами тут и там валялись дюралевые милицейские щиты. Омоновцы стояли буквально плечо к плечу, судорожно вцепившись в автоматы. Вид у них был совершенно очумелый. Как бы не начали палить, мельком подумал Алексей. Сквозь их сомкнутые ряды приходилось продираться силой – даже офицерам. Сползши двумя колесами в кювет, стоял бело-синий микроавтобус с выбитыми стеклами и сорванной дверью. В салоне кто-то лежал неподвижно... На широкой площади перед сорванными воротами застыли три БМП.

Пушки их нацелены были на территорию кладбища. Там, на центральной аллее, среди поваленных роскошных надгробий знаменитых воров и бандитов, гусеницами кверху лежала еще одна такая машина. Корму пятой Алексей заметил чуть дальше, за кустами сирени.

• Предыдущая
• 83/93
• Следующая