Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 82
- Предыдущая
- 82/93
- Следующая
Слова не распространялись. Они исчезали тут же, где родились. Не было эха...
– Я так устала... – закончила она убито.
– У меня все болит, – пожаловалась Аски голосом маленькой девочки. – У меня бок болит. У меня ноги болят. У меня горлышко болит... И тут она увидела Белого Льва.
– Ух... ты... Голос ее замер, сошел почти на нет.
– Ты нашла его... – совсем на грани слышимого – шелест.
– Кого?
– Ты все еще ничего не поняла... Пойдем же!
– Куда?
– К нему... К нему! К нему!!!
Ликующий вопль, ударяющий в вату.
И Отрада – не зная, зачем, – встала. Отряхнулась. И пошла, пошла – почти падая на каждом шаге...
Авенезер, повешенный на сухом дереве, был все еще жив. Заостренный сучок медленно проникал между позвонками, вызывая боль, которую невозможно было умерить даже с помощью всех чародейских умений. Да и какое может быть чародейство, если связаны руки?..
Кажется, к утру что-то затрещало в основании шеи. Тело дернулось непроизвольно и вдруг обмякло. Связки устали сопротивляться входящему клину, лопнули – и деревянное острие врезалось в спинной мозг.
Теперь до смерти оставались считанные часы...
Глава десятая
Венедим не смог бы потом сказать, сколько времени провел у этого полупрозрачного камня с косой, от угла с середине и чуть дальше середины, молочно-белой прожилкой. Он даже не совсем помнил, что делал – и уж совсем не помнил, почему он это делал. Откуда брались черные знаки, которые он пальцем чертил по теплой поверхности камня... Он то лежал, обнимая этот камень, то сидел, откинувшись на него плечами и затылком. Странный огонек, живущий отдельно от всего, тихо и сосредоточенно плясал в воздухе.
В каком-то смысле – Венедим провел здесь, у этого камня, вместе с этим камнем – всю свою жизнь.
Потом он шел обратно по штольне, и огонек летел впереди и низко-низко.
Желтые глаза жадно горели навстречу, но Венедим лишь посмеялся про себя над их непритязательным коварством.
И лишь когда он стал отвязывать веревку, обнаружилась неприятная неожиданность... левая рука почти не сжималась. Во всяком случае, силы в ней не было никакой. Бескровный порез на запястье оказался чересчур глубоким, и если пальцы левой руки собрать в кулак здоровой правой рукой, то из стенки разреза высовывались концы перерезанных сухожилий. Боли не было. Было что-то другое – куда хуже боли.
Венедим почувствовал, что весь покрывается холодным потом. С одной рукой ему не выбраться никогда... И в этот момент веревка задергалась. Кто-то тревожился наверху.
– Сейчас! – крикнул Венедим, стараясь направить голос вверх. – Сейчас!!!
Эхо пришло через несколько секунд – и было потрясающим. Нет, оно было не громким, оно было даже тихим, еле-еле слышным – но пробирало до костей. Шепот сотен и тысяч погибших душ...
Иногда так переговариваются желтые листья на осине – при полном будто бы безветрии.
– С-с-сей-ч-ч-час-с-с-с... с-с-с-сей-час-с-с-с...
Стараясь не поддаться этому шепоту, Венедим обмотал себя дважды поперек груди, завязал простой, но надежный узел и для вящей надежности зажал конец веревки в зубах. Потом – подергал легонько. Наверху – потянули. Венедим, выставив руки перед собой, шагнул в пустоту.
Огонек прижался к его плечу и вздрагивал, вздрагивал, словно готов был в любой момент погаснуть...
«Зона контакта», сквозь шум и треск произнес голос в рации, и Алексей для себя решил... пусть будет так. Пусть это будет зона контакта.
И вот теперь он стоял перед нею, перед этой самой «зоной», и чувствовал, как горячий ветер обдувает лицо.
И – другой, неощутимый остальным ветер, поток чего-то, не имеющего точного определения, а только касательные... «сила», «мана»... Он дует в противоположном направлении, «зона» сейчас – этакий пылесос, она втягивает в себя все и всех, в чем – в ком – может содержаться эта субстанция...
– ...обязательного... стоит перейти...
– Что? – он полуобернулся к полковнику. Странно... вроде бы никакого шума не было, но слышимость чем ближе к зоне, к мертвой обгоревшей земле тем хуже становилась. Вроде бы голоса слышались, но смысл слов терялся. Сам воздух сделался ватным...
– Говорю, осталось еще... резерв... станет больше... – полковник жгуче кричал ему в самое ухо, и все равно не слышно было, хоть что делай...
– Да! – просто так, чтобы отвязаться, крикнул Алексей и энергично покивал головой. Полковник в ответ на это подал кому-то знак.
Воронка достигала, наверное, уже больше километра в диаметре – и продолжала расширяться, хотя не так стремительно, как в первые часы. Низкое и плотное облако правильной дисковидной формы висело над нею. Оно вращалось. Нижняя часть облака светилась багрово. Дно воронки чем-то походило на расплавленный свинец, подернутый толстым слоем серого шлака.
Местами шлак трескался, расступался, и проступало нечто опасное...
Алексей присел, развернул на коленях карту. Карту эту взяли у пожарных – они ее вычертили для себя сами, скрупулезно соблюдая стороны света, дистанции и углы. Милицейский план грешил чрезмерной условностью.
Итак...
Вот здесь оно все началось. Здесь проступил сквозь землю знак Агапита, и бессмысленно теперь задаваться вопросом, случайно ли оказалось именно в этом месте отмеченное странностями предприятие «Юрасик». Когда реальный мир проникает в мнимый, сами эти понятия... «закономерность», «случайность», «следствие», «причина», «логика», «последовательность», «смысл» – исчезают.
Потом, когда все закончится, можно будет поразмять мозги, поупражняться праздно в построениях...
Пока же – другого выхода нет – примем как данность. Логика существует ныне только одна... логика сна.
Контуры зоны, скорее всего, нанесены с ошибками. Сверху не видно ни черта. Поэтому – грубый равнобедренный треугольник с закругленными углами и этакой шишкой на левой верхней – короткой – стороне. Кажется, она называется основанием. То есть – зона намерена расти...
Итак... началось здесь, потом стало расширяться в основном на север и запад. И теперь, если провести в этом треугольнике линии... и немного подравнять контуры...
- Предыдущая
- 82/93
- Следующая
