Трое с площади Карронад - Крапивин Владислав Петрович - Страница 43
- Предыдущая
- 43/48
- Следующая
– Есть…
Олифы оказалось на донышке: хватило только, чтобы отмыть ладони да Тимкин подбородок.
– Ладно, дома отскребемся, – сказал Тим.– Только сначала пойдем выручим Артемку.
Оказалось, что Славка не помнит дорогу. Он запутался среди заросших улочек, тропинок, изгородей и пустырей.
Тим веселился:
– Всякие траектории запоминаешь, а улицу забыл! Ты как профессор, да?
Но Славке было не до веселья.
– Скажут: «Чего вчера убежал?..»
– Торопился, вот и убежал. Решил, что Любка портфель возьмет.
– Может, она в самом деле взяла?
– Вот и узнаем.
Наконец они выбрались на улицу Морских пехотинцев и увидели проходную.
Молоденький часовой в сурово надвинутом на брови берете долго не мог их понять. Потом взялся за телефон.
– Товарищ капитан! Тут пацаны… перемазанные, с якорями и нашивками. Спрашивают с меня какой-то портфель и какого-то зайца… Никак нет… Так точно… Есть! – Он обернулся: – Подождите за дверью.
Славка и Тим вышли на улицу. Почти сразу вышел и часовой. Строго сказал:
– Портфель вам будет завтра.
– Почему? – удивился Славка.
– Так приказано передать. Все. Свободны.
– «Свободны»…– передразнил Славка, когда отошли.– Новобранец какой-то, а командует, как адмирал… Завтра опять в такую даль тащиться… Хоть бы объяснил, когда приходить!
– Да ладно. После уроков съездим, – утешил Тим.
– Зажилят они Артемку, – мрачно сказал Славка. Он понимал, что не будут морские пехотинцы зажиливать чужого тряпичного зайца, но его грызла досада.
– Славка…
– Что?
– Славка, – сказал Тим, – все это пустяки…
И Славка понял: «Все это пустяки по сравнению с тем, что было вчера». И опять поднялась в нем радость: он здесь, он с Тимом! Навсегда!
А Тим вдруг встревожился:
– Слушай, я опять чего-то забоялся… Мама у тебя не передумает?
– Что ты! Она сама учебники мои расставила, одежду развесила. Ты же видел.
Тим улыбнулся, но как-то нерешительно:
– Ну смотри. А то цепь на базе осталась…
– Тим… А если бы вчера не оказалось цепи? Тогда что?
Очень серьезно Тим сказал:
– Все равно… Схватил бы тебя в охапку и утащил бы куда-нибудь. Или вцепился намертво…
К ним обоим словно придвинулась вчерашняя ночь. И чтобы прогнать ее. Славка торопливо предложил:
– Поехали к нам! Отмоемся как следует, у бабы Веры есть керосин.
Тим жалобно сказал, что не доедет, помрет с голоду.
– Пирожок бы купить…
– А деньги? – спросил Славка.
Тим сиротливо побрякал медяками:
– У меня только на катер. А у тебя?
Славка вывернул пустой правый карман. А левый, истертый ракушками, камешками, крабьими клешнями и другими береговыми находками, был дыряв. Славка пропустил сквозь него руку навылет. Растопыренная пятерня высунулась из короткой штанины. Славка торжественно показал ее Тиму.
– Миллионер, – сказал Тим. – Рокфеллер.
– Кто Рокфеллер? – спросил Славка. Взял Тима в охапку и аккуратно уложил в траву у забора.
Тим извернулся. Они с хохотом покатились, молотя землю перемазанными суриком ногами, пугая маленьких серых ящериц… Прогоняя остатки тревоги.
Славка сел Тиму на грудь. Коленками прижал к земле его локти.
– Возмездие неизбежно, – заявил он, – Ты меня обругал два раза: профессором и миллионером. Было?
– Было, – покаялся Тим.
– За профессора – раз, – сказал Славка и хлопнул Тима указательным пальцем по переносице.
– Раз, – согласился Тим и зажмурил один глаз.
– За миллионера – два!
Тим зажмурил второй глаз и сказал:
– Людоед.
– За людоеда – три.
– Сдаюсь, – сказал Тим, который никогда никому не сдавался всерьез.
Славка поднял его. Тим пожаловался:
– Теперь я совсем инвалид.
– Не дойдешь – донесу, – пообещал Славка.
У самой пристани Тим вдруг остановился. Сунул руки в карманы. Задумчиво посмотрел на Славку.
– От судьбы не уйдешь, – сокрушенно сказал он.– Ключи я все-таки потерял.
Мама была спокойной и ласковой. Она не стала упрекать Славку и Тима, что долго болтались где-то. Сразу их накормила, а потом помогла оттереть краску. И сказала:
– Теперь от вас разит за версту, как от старых примусов. Пошли купаться, смоете керосин!
Славка и Тим заорали «ура!».
Купались на городском пляже. Мама развеселилась. Она была похожа на девчонку в красном купальнике. Она гонялась за Славкой и Тимом, брызгала их, и на плечах у нее горели солнечные зайчики.
Потом все трое, взявшись за руки, ныряли с бетонных ступеней.
И лишь когда наплавались и напрыгались, мама села в сторонке и снова сделалась слишком спокойной. Непонятно как-то смотрела на Славку.
Славка осторожно подошел.
– Мама, ты чего?
– Ничего, Славик. Я, кажется, тебе очень завидую.
– Почему?
– У меня никогда не было такого друга, как твой Тим… Это же надо придумать: цепь…
– Ты правда на него не сердишься?
– Я его люблю, – сказал мама. И вскочила: – Не пойти ли нам, товарищи, в кино? Двухсерийный фильм «Четыре мушкетера»! Говорят, глупость ужасная, но очень смешно!
…В общем, это был прекрасный день. И прекрасный вечер. И Славка уснул счастливый.
Утро тоже было замечательное. Безоблачное. Мама проводила Славку до школы. На крыльце он, не стесняясь, чмокнул маму в щеку. А что? Многих провожали, и многие так делали. Мама потрогала его кисточку на макушке и сказала:
– Ни пуха ни пера…
А когда перешла площадь, помахала Славке с лестничной площадки…
Когда кончился третий урок, за окнами потемнело, и ударил дождик. Но это был теплый летний дождик. Он весело звенел по стеклам, плескался в листьях и лупил каплями по асфальту.
На перемене в коридорах стали появляться мокрые взрослые. Это родители, бабушки и дедушки несли ребятам плащи и зонтики. Славку отыскал Наездник. Он держал под мышкой желтый полиэтиленовый сверток. Значит, о Диньке тоже позаботились.
– Слава, тебя внизу какая-то тетя спрашивает, плащ принесла!
Славка побежал на первый этаж. Он был уверен, что увидит маму. Но у раздевалки стояла баба Вера.
– Вот, Славушка… – Она протянула голубую прозрачную накидку. – А то намокнешь, простудишься…
– Да что ты, баба Вера… Зачем? Маленький я, что ли? Говоришь, ходить трудно, а сама…
Баба Вера смотрела нерешительно и куда-то мимо Славки. Шевелила губами.
– Устала, да? – неловко сказал Славка.
– Тут еще… вот. Письмо тебе, Славушка.
Он удивился. И сразу почему-то встревожился. Взял белый, без надписи, конверт. Рванул. Развернул клетчатый листок…
«Хороший мой, Кисточка моя, не обижайся и не сердись. Я ничего не сказала заранее, чтобы не было лишних слез. Ты уехать не смог, а я не могу остаться. Все так перепуталось в моей взрослой жизни… Я обязательно приеду, как только во всем разберусь и все решу. Может быть, скоро. Не грусти, ты уже большой. Я только вчера поняла, что ты уже большой и имеешь право выбирать сам… Слушайся бабу Веру, помогай ей. Она очень хорошая. Я скоро подробно напишу обо всем.
Передай привет Тиму.
Крепко-крепко обнимаю тебя и целую.
Мама».
«Странно, – подумал Славка. – Дождик идет. Динька стоит. Ребята бегают. Все как раньше…»
Мама уехала, все должно стать черным. А осталось прежним. И сам он, Славка… стоял и ничего не чувствовал. И тут он вспомнил: он читал где-то, что человек, получивший большую рану, не чувствует боли. В первую минуту не чувствует. А потом…
Но боль – что… Славка любую готов испытать, лишь бы не было этого письма. Однако письмо было. Славка зачем-то положил его на подоконник. Прочитал еще раз. Свернул, затолкал в конверт. Сунул конверт в левый карман, вспомнил, что там дыра, переложил в правый. Поковырял краску на подоконнике. Подоконник был гладкий, холодный и очень широкий. Наверно, в давние времена здесь на переменах сидели мальчишки в черных мундирчиках – морские юнкера – и лихорадочно учили такелажные узлы и названия частей рангоута… Надо же, какая чепуха лезет в голову… А Динька все стоит рядом… И баба Вера…
- Предыдущая
- 43/48
- Следующая
