Рассекающий пенные гребни - Крапивин Владислав Петрович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/49
- Следующая
Цепь заметно провисала. Поэтому сперва скальный обрыв был совсем близко, и это слегка успокаивало: все же рядышком земная твердь. Но твердь постепенно отдалялась, и вокруг нарастала пустота. Шумела, шумела ветром, трепала рубашки. Оська вдруг будто глянул на себя и Норика издалека – с платформы станции “Черная речка”. Они как два флажка на цепном фале: один желтый, другой клетчатый, с бело-синими квадратами. Интересно, что означает такой двухфлажный сигнал, буквы “Q” и “N”?
“Ку, Эн… Почти “Куин”. “Королева”. Ох, при чем тут королева?”
А что, если заметят снизу и на станцию прикатит полиция? Пожалуйте, господа “маринованые”, в фургон с решетками!.. Хотя такого ни разу не случалось… Так же, как и того, чтобы кто-то загремел. Но если всем, кто спускался раньше, везло, у Оськи и Норика больше шансов загреметь… Что за подлые мысли! Не смей!
– Норик, ты держишься?
– Кажется, да… Голова почему-то кружится…
– Зажмурься! Спускайся на ощупь!
– Я так и делаю! Давно уже…
“Как давно? Сколько времени прошло? Далеко ли до площадки?”
Посмотреть бы вниз, но нельзя…
– Оська… Я почему-то ослабел весь…
– Держись! – Оська толкнул себя вверх на три звена – рывком! Уперся головой в костлявый зад Норика, грудью прижал его ноги, обхватил их вместе с цепью.
– Зажмурься крепче! Не смотри никуда, отдышись!.. Помнишь: “Цепь, ведь я твое колечко…”
– Да. Я повторяю…
– Ты не бойся! Мы ведь уже совсем близко от церкви.
– Правда?
– Конечно!
– Тогда пошли…
– Ты можешь?
– Да.
И опять: толчок – толчок, толчок – толчок. Колебание цепи в пустоте…
Когда-то цепи покрыли черной краской. Теперь она отскакивала чешуей, царапала ноги и ладони. Порой до крови. И язвочки ржавчины въедались в кожу. Ну да пусть, лишь бы скорее вниз. И даже сторож внизу уже не страшен. “Кажется, его зовут Сильвер, как в “Острове сокровищ”, – вспомнил Оська рассказы пацанов. Тех, кто будто бы попадал Сильверу в лапы…
Справа показался крест колокольни – Оська увидел его краем глаза. Ух, значит позади две трети пути.
– Норик, мы правда уже близко…
– Оська! Я зацепился!
Оська глянул вверх. Край штанины у Норика наделся на головку нагеля – это такой болт на могучей такелажной скобе, она соединяла две смычки цепи. Какой олух поставил ее сюда вместо специального круглого звена! Решили, что, если не на корабле, то можно!
– Сделай шаг вверх!
– Ось… я не могу. Правда…
– Тогда вниз! Пусть рвется!
– Не пускает…
– Сильнее вниз!
Материя треснула.
– В порядке?
– Ага… Только распластал…
– Наплевать. Починим как-нибудь… Не бойся, уже скоро площадка…
Крест колокольни ушел вверх, показались чешуйчатые маковки и луковичный купол.
Еще вниз…
– Норик, теперь правда совсем близко!
– Да, я вижу…
Справа был уже сруб, кованая решетка окна. Сейчас, если даже свалишься, то не беда. Лишь бы не мимо площадки… Вот и все! Оська прыгнул на доски. Вытянул руки, принял в охапку обмякшего Норика.
Но тот не долго был обмякшим. Секунд пять. Потом отвердел, осторожно (даже ласково так) освободился. Виновато улыбнулся, прижал к бедру разорванную штанину. Оперся о точеные поручни площадки, глянул вниз, торопливо отошел от края.
– А где же дверь?
– С той стороны. – Оська прочно взял его за руку. И пошли.
Норик шел осторожно. Видать, ощущал под площадкой еще одну громадную пустоту.
Они оказались у резного крылечка со столбиками.
– Ой… – Оська выпустил руку Норика.
Массивных медных ручек с шариками и завитками не было. И медных крестов на половинках двухстворчатой двери не было. Только дыры от винтов… Правда, кто-то уже побеспокоился, прибил новые ручки, самые простые, как в дешевой квартире.
– Жулье, – горестно сказал Оська. – Это те, кто воруют цветной металл. Мало им корабельного кладбища, добрались и сюда…
– Значит, все зря? – Норик уронил руки.
– Да что ты! Почему зря? Можно взяться и за такую ручку! Ведь это же все равно вход в церковь ! И там – святой образ.
– Думаешь, его не украли?
– Конечно, нет! Смотри, дверь не сломана! А она ведь всегда бывает закрыта! Если бы хотели украсть, сломали бы!
Подергали дверь. Она и правда оказалась прочно запертой.
– Норик, ты не сомневайся! Берись за ручку и говори желание! Не зря же ты спустился сюда!
Оськина горячность убедила Норика. В самом деле, не зря же он преодолел такую жуть высоты!
Норик вцепился в ручку тонкими пальцами с ободранными костяшками. Виновато оглянулся на Оську. Тот сразу отошел. Даже отвернулся.
Норик, наверно, шептал свое желание. Неслышно. Зато по-прежнему шумел ветер. Внизу прокричал тепловоз, прогрохотали вагоны. Коротко взвыл ревун пассажирского катера у Чернореченского причала. Где-то далеко в городе играл оркестр, потом бухнула пушка. Наверно, опять развлекали туристов на бастионах Главной высоты.
Норик тронул Оську за плечо.
– Я – всё. Теперь куда нам?
– Теперь просто!
И Оська повел Норика к черному сводчатому входу в скальной стене, за церковью.
Оказалось, что и теперь не просто. Идти-то пришлось в полной темноте. Но того страха, что на цепи, конечно не было. Все-таки каменная твердь под ногами. Узкий коридор в толще камня шел вниз по спирали.
– Норик, ты держись за меня. А другой рукой за стену. И не бойся, тут все ступени ровные. Нащупывай их ногами, не торопись…
– Ось, а привидения здесь не водятся? – Норик уже шутил.
– Не знаю, в прошлый раз не встретил… Да какие тут привидения! Рядом с церковью нечистая сила разве бывает?
– А разве нет? Ты читал “Вий” Гоголя?
– И читал, и кино смотрел… Ну и что! Это же просто повесть, фантастика! А по правде их, наверно, вообще не бывает…
– Ну да, “не бывает”. А полтергейст?
– Полтергейст это не привидения, а инопланетяне, которые тут, на земле, отстали от своих и одичали…
– Откуда ты знаешь? Вот ка-ак схватит нас такой одичавший… А-а!!
– Что?!
– На острый камешек наступил.
– Гляди внимательней…
– Как тут глядеть-то? Я не кошка.
– Я сказал: гляди – запятая – внимательней. То есть будь осторожней.
– У тебя по языку, наверно, одни пятерки…
– Нет, четверки тоже иногда бывают. За почерк, – скромно признался Оська. – По всем языкам… Мама говорит, что я слишком языкастый.
– Ось… давай постоим.
– Устал? Ну давай…
Шероховатые камни ласково холодили голые подошвы. Это было особенно приятно потому, что ступни ныли. Эти самые… контрфорсы… изрядно надавили их там, на цепи. Сколько их всего было, звеньев-то? Говорят, около четырехсот. Ступать пришлось через одно, значит, примерно двести контр… тьфу… форсов! Ого-го…
– Ось… я не устал. Я просто хочу сказать про маму. Про мою. То есть про желание… Я же обещал, что скажу, когда спущусь и загадаю…
– Да… – выдохнул Оська, почуяв тайну.
– Я… здесь лучше, чем на свету. Потому что…
“Потому что заплачешь” – догадался Оська. И сжался от близости чужого горя. Да, наверно, уже и не чужого. Еще не понятного, но ясно, что большого.
Он взял Норика двумя руками за локоть.
– Ты говори. И… ничего не бойся.
– Знаешь, Оська, мама в тюрьме…
Тьма сгустилась и сделалась твердой, как застывший асфальт. Оська перестал дышать. А Норик. видно, испугался его молчания:
– Ты не думай, она ничего плохого не сделала!
– Я и не думаю! Что ты!
– Они… понимаешь, там, где я жил недавно, в Федерации, есть специальный женский комитет. Для защиты молодых солдат. Ну, над которыми всякие там деды и дембели издеваются или которых в горячие точки отправляют против их желания… Новобранцев ведь нельзя туда… А весной началось в Саида-Харе. Ты слышал?
– Еще бы! Телевизоры только про это и кричали.
– Там, видать, войск опять не хватило, вот и стали посылать самых молодых. Которые еще и стрелять-то не умеют толком. Да и в кого стрелять, зачем? Кроме генералов, никому не понятно… Тогда женщины взяли и перегородили путь эшелону…
- Предыдущая
- 20/49
- Следующая