Лето кончится не скоро - Крапивин Владислав Петрович - Страница 37
- Предыдущая
- 37/39
- Следующая
– Ну и наплевать… «Не все ли равно, – сказал он, – где. Еще спокойней лежать в воде»…
Шурка смутно вспомнил, что это какие-то стихи. Про моряков.
Гурский озабоченно возразил:
– Не знаю, не знаю. По мне, так на солнышке все же лучше. Даже на здешнем… А впрочем, попробуем пробиться. Что мы теряем?
Кимыч мотнул блестящим черепом.
– Бессмысленно. Оно не выпустит. Ни за что…
– Может быть, выпустит… если попросит Полушкин. Оно ведь многим ему обязано… Полушкин, вы разрешите нам уйти?
– Кто вас держит?
– Держит Безлюдное Пространство Бугров. Несколько минут назад оно стало живым. И оно стало принимать решения. Нас оно считает врагами, а вас другом.
– А почему вас – врагами?
– Ему кажется, что мы хотели тебя погубить, – сумрачно разъяснил Кимыч. – Но разве это мы? Это Весы… Да и не Весы даже, а… Тьфу, черт! Терпеть не могу оправдываться.
– Ну и не надо. Вовсе вы не враги…
– Тогда отпусти нас, – тихо сказал Гурский.
– Как?
– Попроси у Бугров, чтобы выпустили. Мысленно попроси. Вот и все…
– А вы… ничего не сделаете с Землей?
Гурский молча покачал головой.
Кимыч нервно хихикнул опять:
– У нас не получится, если даже захотим. Как говорится, «ты победил, Галилеянин»… Знаешь, кто такой Галилеянин? И чьи это слова?
– Не-а… – Шурка, прикусив губу, попытался вспомнить и не смог.
– Еще узнаешь, – сказал Гурский. – У тебя все впереди.
– Хотя сейчас здесь главный пророк не Он, а полевые командиры, – вставил Кимыч.
– Перестаньте, Илья Кимович…
– Перестал. Теперь все равно… Лишь бы уйти.
Шурка представил заросшие пустоши и взгорки, ложбину с паровозиком Кузей, иван-чай… «Отпустите их, пусть идут…»
Над Буграми была солнечная тишина, в ней Шурке почудилось согласие. И не только ему.
– Спасибо, Полушкин, – смущенно проговорил Гурский. – Мы, пожалуй, и правда пойдем. Будь здоров…
– Не будет он здоров! – резко возразил Кимыч. – Я мог бы промолчать, но истина требует знания. Полушкин не протянет долго. Игла успела коснуться сердца.
Колющая боль и правда ощущалась в сердце. Но не сильно, чуть-чуть.
Шурка вытолкнул себя из кресла.
– Нет! Оно залечится! У меня регенерация!
Гурский смотрел озабоченно и грустно.
– Я должен предупредить. Способность к повышенной регенерации скоро исчезнет. Как и другие подобные свойства. До сих пор вы были защищены от всех земных болезней, а теперь… это все зависит от здешней медицины. Ну да авось обойдется.
– Не обойдется, – угрюмо сказал Кимыч.
Но Шурка не чувствовал страха. Боль в сердце исчезла совсем.
– Кимыч любит излишне драматизировать ситуации, – ворчливо заметил Гурский.
– Я не излишне… А впрочем, что будет, то будет… Кстати, мы можем сделать Полушкину последний подарок. Чтобы он вспоминал нас без обиды.
– Я и так без обиды…
– Подарок? – оживился Гурский. – В самом деле. Небольшой резерв энергии еще есть… Полушкин, хотите, чтобы мы исполнили ваше желание?
– Какое?
– Небольшое, – торопливо вмешался Кимыч. – Без явных фокусов и заметного волшебства… Имей в виду, что мертвых не вернуть…
Гурский глянул на Кимыча укоризненно. А Шурке сказал:
– Давай-ка укрепим на всякий случай твое сердце.
Шурка мотнул головой. Сердце не болело и билось ровно.
– Лучше другое желание…
Кимыч с ехидцей сообщил:
– Я знаю, о ком он попросит. О бабке…
– Да! Потому что, если с ней что-нибудь случится, куда я тогда… И потому что она родная!
– Ничего с ней не случится, – сказал Кимыч. Не Шурке, а Гурскому. – Я позаботился заранее, когда оформляли опекунство. Старуха проживет не менее ста лет. А то и больше. Без дополнительного энергоресурса.
– Все-таки вы циник, Илья Кимович, – вздохнул Гурский.
– Ну и пусть… Полушкин, давай о другом.
– Тогда… знаете что? Можно, чтобы Гриша Сапожкин отыскал щенка?
Все разом взглянули на потолок. За ним уже не слышно было голосов и смеха. Потом Гурский и Кимыч посмотрели друг на друга. Кимыч пожал плечами. Гурский опять затеребил бороду.
– Видишь ли… Месяц назад щенка поймали мальчишки с улицы Краснопольской. Привязали к дереву и расстреляли из самодельных арбалетов…
– Будущие полевые командиры, – сказал Кимыч.
– Те, кто не мыслит жизни без стрельбы по живым целям…
Шурка вздрогнул, обнял себя за плечи. Как на зябком сквозняке.
– Тут ничего не поделаешь, Полушкин… А Грише лучше не знать про это. Пусть думает, что щенок живет у других хозяев…
– Пусть, – прошептал Шурка. – Но тогда… я не знаю, что и хотеть. Надо думать, а времени нет…
– Времени нет, – согласился Кимыч.
– Вот что! Если можно… Пусть это лето не кончается подольше! Пусть будет длинным-длинным! Можно?
Кимыч недовольно спросил:
– Это как же? Задержать Землю на орбите? Или изменить наклон оси?
Гурский посмотрел на него через плечо. Слегка нагнулся над Шуркой.
– Мы не можем ни задержать, ни наклонить, Кимыч прав. Но тебе и твоим друзьям лето покажется долгим-долгим. Оно не кончится, пока… ну, скажем, пока ты не истреплешь свою анголку. А это случится очень не скоро.
– Еще бы! – возликовал Шурка.
– А теперь выведи нас.
Они покинули комнату, и кирпичный коридор (теперь в нем горели лампочки) привел к железной лесенке. Вверху светился круглый выход.
Шурка первый поднялся на поверхность. Конечно же недалеко от Кузи. Качались головки дикого укропа и белоцвета. На иван-чае кое-где уже появились пушистые семена.
Гурский и Кимыч встали у Шурки за спиной. Подержали его за плечи, потом обошли с двух сторон и стали уходить сквозь чащу травы. Не оглянувшись. Они были видны по пояс.
Они не просто уходили, а как бы таяли в солнечном воздухе. Исчезали, как сон.
Шурке стало грустно. Не только из-за прощания. Вообще. Ведь вместе с повышенной регенерацией и другими волшебными свойствами пропала и спасительная блокада памяти. Шурка знал, что теперь воспоминания о прошлом будут частыми и безжалостными. Никуда не уйдешь… Он уже приготовился…
Но сзади раздались знакомые голоса. К Шурке спешили Платон, Кустик, Тина, Ник. И Женька. У Женьки косы цеплялись за головки трав. Кустик храбро ломился через белоцвет, но при этом тихонько верещал.
Они подбежали.
– Шурка, мы тебя искали, искали!
– Шурчик, ты почему тут один?
Он посмотрел Женьке в глаза, почесал зудящий укол над коленом.
– Я провожал этих. Они ушли насовсем.
– На свою планету? – шепотом спросил Кустик.
– Не знаю. Наверно…
Кустик наклонил к плечу голову.
– Смотри-ка. Твой кружок на сердце сделался загорелый. И шрама почти не видать. Скоро будет не различить…
– А от Куста сбежала русалка, – сообщил Платон. И повернул Кустика к Шурке спиной. – Смотри.
Вместо яркой круглолицей девы-рыбы на майке был блеклый силуэт.
– Не сбежала! Я ее сам… выселил! Придумал заклинание: «Мне с тобою неохота, уплывай в свое болото! Убирайся от Куста или будешь без хвоста!» Потому что она знаете что вытворяла? Сегодня с утра начала дергать хвостом и пальцами шевелить! Щекоталки репетировала… Еще вреднее, чем Алевтина с Женькой.
– «И все засмеялись», – надула губы Тина.
И все засмеялись.
- Предыдущая
- 37/39
- Следующая
