Лето кончится не скоро - Крапивин Владислав Петрович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/39
• Следующая

«Папа, смотри, у меня получился Страшила!»

«Великолепный Страшила, Шурчик! Можно, я поставлю его себе на стол?»

«Да! Я его тебе дарю!»

Так он и стоял там до последнего дня. Где этот добродушный Страшила теперь?..

Предпоследний винтик ударился о латунь…

Последний…

Но стекло и ободок не шелохнулись. Они держались на чем-то густом, клейком. Шурка подумал – вроде герметика.

«Еще не поздно все ввинтить обратно…»

Шурка глубоко вздохнул. Согнулся над тазом. Исподлобья глянул на себя, на Шурку Полушкина, в зеркало. Может быть, последний раз. Подцепил ногтями нижний край ободка. Стало вокруг еще тише, чем прежде. Что-то чмокнуло – как на стеклянной банке, когда раскупоривают маринад. Из-под стекла звонко закапало в таз. Побежало.

Шурка мучительно раздавил в себе последний страх. Запретил пальцам снова прижать стекло. Потянул сильнее… рванул! Вода хлынула между пальцев. Шурка машинально постарался поймать рыбку. Но она скользнула по ладони и заплескалась в тазу. Следом упали в таз кольцо и круглое стекло.

Шурка, прощаясь с собой, встал прямо.

Что теперь?

А ничего.

Спокойно стало, хорошо. Ни боли, ни тревоги. Галдели за окном скандальные куры, с кем-то хрипло ругался дядя Степа.

Шурка снова глянул в зеркало. В груди была ровная черная дыра. Он прижал к ней ладонь, но дыра была шире. Холодная чернота из нее сочилась по краям и между пальцев. Она текла, вырывалась, упруго оттолкнула ладонь, хлынула и быстро заполняла комнату. И росла, росла внутри Шурки громадная пустота. Не стало воздуха. Шурка успел сделать два шага назад, опрокинулся в кресло…

…Сперва не было ничего.

Потом Шурка ощутил, как сквозь пустоту и тьму вошло к нему в грудь тепло. Щекочущее такое и… счастливое. Могучая сила регенерации стремительно выращивала в нем сосуды и мышцы, наполняла грудь ровными толчками живого мальчишечьего сердца.

Шурка всхлипнул, не открывая глаз, и уснул…

Проснулся Шурка от крепкого стука в дверь.

Он помнил все. И не было в нем ни капельки страха, никакого отзвука тревоги. Только счастье.

Шурка прижал к груди ладонь. Сердце под ребрами билось ровно и ощутимо. Шурка вздохнул так, словно хотел вобрать в себя весь воздух нынешнего лета…

А в дверь колотили.

Шурка подскочил, дернул ручку.

– Не заперто же! Входили бы… Здрасьте! – На пороге возвышалась грузная почтальонша Анна Петровна.

– Как это «входили бы»! В чужой дом без спросу… А ты чего в голом виде гостей встречаешь? Спал, что ли, среди бела дня?

– Ага! Вздремнул малость… Бабы Дуси нету, она велела, чтобы я расписался.

– Сплошное с вами нарушение правил… Ладно уж… Боже ж ты мой, а чего это у тебя на груди-то?

На груди по-прежнему был круг незагорелой кожи в красной тонкой опояске. Но это была настоящая кожа! Живая наощупь! И сквозь нее проступали настоящие ребра! Счастье булькало в Шурке, он пританцовывал.

– А, ерунда! Операция была! Вы разве не знали?

– Не знала я, что этакая страсть…

– Да никакая не страсть! Все уже прошло!..

Шурка поставил в ведомости подпись – в точности как баба Дуся. Сунул деньги в ящик стола.

– Спасибо, Анна Петровна.

– На здоровье… Не вздумай только без бабушки тратить, а то знаю я вас, всякие компьютерные автоматы да жвачки на уме.

– Не-е! Я лучше парусную яхту куплю. Для кругосветного путешествия!

– За ухо вот я тебя…

Шурка, смеясь, проводил Анну Петровну до двери.

Подошел к тазу, глянул на рыбку. Она плавала как ни в чем не бывало. Только было ей мелковато, кончик верхнего плавника торчал из воды.

Шурка старательно вымыл под краном трехлитровую банку. Черпнул из таза кружкой раз, другой. Когда воды в банке стало достаточно, взял скользкую рыбку в ладони, пустил ее в новое жилище. Потом осторожно слил в банку оставшуюся воду. Лизнул мокрые пальцы. Вода оказалась обыкновенная.

Банка была теперь заполнена почти доверху: рыбка в ней казалась увеличенной, как за большой линзой.

Сейчас это была обыкновенная аквариумная рыбка. Красно-блестящая, с белым пышным хвостом. Как там Кустик говорил? «Алый вуалехвост»? Не важно. Важно то, что к Шурке она не имела уже ни малейшего отношения! А в груди у него: тук, тук, тук…

Шурка выбросил в мусорное ведро липкий кружок искусственной кожи. Спрятал в коробку с инструментами стекло и золотистое кольцо с дырками. А винтики горсткой выложил на стол. Раздаст на память ребятам…

Потом Шурка неторопливо и с удовольствием высушил утюгом анголку. Надел ее – теплую, легонькую. Сунул винтики в карман.

Пришла баба Дуся.

– Ба-а, деньги принесли, все в порядке!

– А ты, я гляжу, опять лыжи навострил, не сидится тебе… Ох, а это что за рыба? Неужто на птичий рынок успел сгонять? Я же велела: сиди дома!

– Да не гонял я, ребята принесли! – выкрутился Шурка. И понял, что баба Дуся ничего не знает про его рыбку. – Это Женьке в подарок, у нее завтра день рождения. А пока пусть побудет у нас.

По дороге Шурка заскочил в гараж к дяде Степе.

– Вот отвертка. Только ручка раскололась.

Степан успел хлебнуть и потому был добр.

– Подумаешь, ручка! Если надо, новую налажу. А может, уже и не надо… А?

Шурка ушел от ответа. Спросил:

– Не было вызова от Гурского?

– Не было пока. Жди…

А чего теперь ждать! Больно ему нужен Гурский! Сердце – настоящее, крепкое – билось радостно и неутомимо!

На дворе у Платона оказались только двое – сам Платон и Кустик. Они забавлялись электронной игрушкой «Водолазы» – такая коробочка с маленьким экраном.

– Вот, я нашел сломанную, а Платон починил! – радовался Кустик. – Это будет Женьке мой подарок.

– А где… остальные?

– «Остальную» тетка увезла к себе на дачу, до вечера, – сообщил Платон. – А другие «остальные», которые без кос, вот-вот появятся.

– К тебе дразнительный талант перебрался от Куста, – добродушно сказал Шурка.

– Ага, – печально поддакнул Кустик. – У меня его нисколько не осталось. Исчез вместе со щекотальным страхом. Я уже не рад.

– Я давно понял. Если хочешь, можно сделать обратно.

– Как?!

Шурка объяснил. Кустик сказал, что вечером попробует. И пожаловался:

– А дома все-таки попало. Чуть-чуть. Потому что один краб не вернулся. Вот… – Он дернул краешек штанины. Там на месте веселого глазастого крабика был бледный след.

– Где-нибудь плывет сейчас по подземным рекам, к солнцу выбирается, – сказал Платон.

– Наверно… – согласился Шурка. – А я знаете что Женьке подарю? Рыбку! Ту самую… Алого вуалехвоста…

На Шурку глянули с большущим недоверием. С испугом даже. Он расстегнул анголку. Взял правой рукой ладонь Кустика, левой Платона. Прижал их к груди.

– Слышите?.. То-то же!

Кустик изумленно округлил глаза.

– Шурчик… Настоящее?

– Да!

– Рассказывай! – велел Платон.

Шурка рассказал. Платону, Кустику и Нику, который появился очень кстати. Ему тоже дали послушать Шуркино сердце.

Ник подумал, поморщил конопатую переносицу.

– Вот что… По-моему, девчонкам тоже надо все объяснить. Ну, про рыбку и про вчерашнее. Раньше-то мы ничего от них не скрывали. Шурка, ты не против?

– Я… нет. Только вы рассказывайте без меня… А то мне… Ну, сами понимаете.

Он застеснялся до тошноты, когда представил, как будет говороть Женьке про все свои страдания… Пусть она знает, но без лишних слов.

– Куст, что с тобой? – строго спросил Платон.

– А… разве это была тайна? От девочек…

– Та-ак… – Ник сделал прокурорское лицо. – Все ясно! Когда ты им разболтал?

– Утром… Я же не знал, что это надо скрывать друг от друга. – Он глянул на Шурку несчастными глазами.

Шурка испытал великое облегчение. Все решилось само собой. Но спросил насуплено:

• Предыдущая
• 32/39
• Следующая