Ампула Грина - Крапивин Владислав Петрович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/71
• Следующая

Грета спрыгнула на тротуар и показала Миньке кулак. ("А драться нехорошо!" – сразу взвыли Игорь и Минька.)

– Что за вопрос-то – сказала Грета.

– Мы тут говорили с коллегами… Они утверждают, что внутри построек, куда уходят шары, есть механизмы. Они, мол, стабилизируют хронополе. Это так?

Ребята запереглядывались.

– Как-то слишком академически звучит, – отозвалась командирша. – Мы этого не проходили … Просто опустишь ядро, и делается хорошо. Верно, люди?

Люди дружно загалдели, что верно.

– А самое главное, что открываются новые тропинки. Те, которые ведут к Большому Кругу, – весомо уточнила Грета.

– Что за круг? – Валерий почему-то ощутил нервный укол (не сильный, правда).

Грета глянула на мальчишек – те уже оставили доску у забора и тесной группой шли рядом с Гретой и Валерием.

– Если я неправильно объясню, вы уточните…

– Ты все правильно объяснишь, ты у нас самая ученая, – пообещал Игорь. – Чего ты смотришь? Я же серьезно говорю!

Грета повернулась к Валерию.

– Когда-то через Пустошь проходила рельсовая линия… Никто не верит, потому что как же, мол, там ведь болото ведь, но она правда там проходила. Верно, ребята?

Те хором подтвердили, что "да, правда!"

– Мы сами видели остатки рельсовых путей, – сказал мальчик в очках. Грета продолжала:

– Но колея у рельсов странная. Уже, чем обычная, но шире, чем узкоколейка.

– Может, как за границей? – сказал Валерий.

– Нет, еще уже. Мы уточняли в Интернете…

– Может, пугачевцы прокладывали путь, чтобы подтягивать резервы? – решил сострить Валерий.

Грета не приняла шутку.

– Нет, не пугачевцы… Однажды Горошек… – она кивнула на мальчика в очках, – и Шурик – (кивок на длинного мальчишку с круглыми веснушками) – нашли в бумагах Шуркиного деда старый лист со схемой. На схеме – рельсы, которые ведут к поворотному кругу… Ну, знаете, бывают такие круги на станциях. На них загоняют вагоны и локомотивы, когда их надо развернуть…

– Знаю, – кивнул Валерий. – В давнем детстве с другом Сережкой мы даже разок прокатились на таком. По знакомству с деповскими рабочими… Но вам-то зачем этот круг? Его, небось, и не повернешь там…

– Главное – найти, – сказала Грета. – В схемах было написано, что от Круга начинается Дорога. С большой буквы… Ты, Валерий, знаешь, что такое Дорога?

– Ты имеешь в виду теорию Великого Кристалла?

– Да. Нам про это зимой в школе рассказывал один профессор. Евгений Евгеньевич Волоков. Он у нас лекцию про природу космоса читал… Говорил, что у Дороги масса загадочных свойств и что она спасает от всяких бед, хотя это еще не доказано…

– И вы хотите доказать?

Грета пожала плечами:

– Сперва надо найти… Но мы знаем, что это будет скоро.

Что тут можно было возразить? Следопытам виднее…

В Крепости, когда занимались отладкой напряжения в сети фильтрационного экрана, Валерий завел разговор про Поворотный Круг.

Саныч подтвердил, что слухи о рельсах и Круге еще во времена его детства "имели место".

– Рельсы изредка видели, а Круг никто не мог найти. Ребячий фольклор, наверно… Хотя на Пустоши чего только нет. В том числе и фантастика всякая…

– Никакой там нет фантастики, мы с ребятами на каникулах после пятого класса всю ее излазили, – заспорила Аллочка. – Только лягухи громадные. Красивые такие, радугой отливают. Я сперва боялась, а потом одну домой принесла, посадила в ящик с мокрой травой. Но эта бедняга всю ночь вопила, как потерявшаяся кошка, пришлось утром нести обратно…

…Вечером Валерий спросил про Пустошь и Круг Юну (они опять сидели под окном среди тропической герани). Юна сказала, что на Пустошь никогда не ходила, потому что лягушек боится пуще смерти.

– Я вообще ужасная трусиха… – И она потеснее прижалась к Валерию, будто он мог защитить ее от всех страхов. А может, и правда мог? Голова Юны пахла теплыми волосами, а пальцы – все еще красками, которыми Юна днем рисовала на блюде очередной портрет императора Андрюшки.

Среди старых Смоленских улиц была одна, которая не называлась Смоленской. Называлась она Колокольчиков проезд (или рынок). Потому что здесь торговали всяким удивительным товаром, среди которого блестело медью множество колокольчиков. Разных размеров. От тех, что величиной с наперсток, до таких, что уже не колокольчики, а колокола. Ну, не церковные, конечно, однако все равно немалые: со старинных пожарных машин, со всяких катеров и буксиров и, возможно даже, с парусных кораблей. Все это колокольное товарищество негромко перезванивалось на разные голоса, наполняло воздух причудливыми мелодиями. И медно-серебристо-бронзовая перекличка была здесь, пожалуй, самым заметным и постоянным звуком. Потому что продавцы и покупатели отличались молчаливым и серьезным характером…

Улица сама по себе была удивительная. Покрытые резьбой, украшенные балкончиками двух – и трехэтажные дома там и тут соединялись на высоте переходами, мостиками и галереями. А местами разноцветно светились над тротуарами и мостовой геометрические узоры застекленных сводчатых покрытий. Под сводами висели кованые фонарики – они ради пущей красоты горели даже днем.

Давным-давно, в позапрошлом веке, Инский купец Тележников – любитель искусства и старины – задумал устроить в этом квартале что-то вроде музея-заповедника – с выставочными залами для всяких редкостей, галереями для художников и театром для местных артистических талантов. Кое-что сделать он успел, но скоро наступили времена, когда стало не до редкостей и не до искусства… Лишь с недавних времен стараниями инских поэтов, актеров и живописцев – при всяческом содействии главы города, Петра Кондратьевича Столетова – Колокольчиков проезд начал снова становиться таким, каким был задуман больше сотни лет назад.

– Только вот некоторые дома обветшали, – озабоченно говорила Света. – Папа сказал, что, когда закончатся работы в церкви, их бригада займется здесь реставрацией. Не везде сразу, конечно, а хотя бы в самых важных местах…

Света, Май и Грин, а также неразлучные Толь-Поли брели по Колокольчивому рынку, то задирая головы на фонари и цветные стекла, то разглядывая на длинных прилавках и скамьях необыкновенные товары. Волосатые художники, коллекционеры профессорского вида, интеллигентные дамы в пенсне, бойкие простоватые старушки, похожие на отставных матросов дядьки и слегка поддатые щетинистые мужички торговали… чем только они не торговали! Картинами, статуэтками, подсвечниками, моделями кораблей, древними самоварами, медными ручками от старинных дверей, сшитыми из лоскутков куклами, деревянными игрушками, свистульками, пуговичной мелочью, оловянными солдатиками, монетами и марками для коллекций.

В отдельном ряду расположились продавцы изделий из камней-самоцветов. Здесь тоже было на что просмотреть. Письменные приборы и рамки из малахита, зверюшки и шахматы из оникса и змеевика, брошки, бусы, браслеты, друзы горного хрусталя и золотистого пирита… Особенно много было всяких шаров. Это хрустальные и многоцветные глобусы на медных подставках, и просто шары из камней всех оттенков. Считалось, что в них скрыта энергия жизненных сил. Многие покупали. Верили, что положишь такой шарик под подушку и будет у тебя меньше хворей и больше радостей…

Среди этого круглого разнообразия царил хрустальный шар. Величиной с те чугунные ядра, которые отыскивали на Пустоши Гретины следопыты – в диаметре сантиметров десять. Все окружающее отражалось в нем, цветные огоньки стеклянной крыши горели, будто крохотные елочные лампочки. И в тоже время шар был чудесно прозрачен.

– Ух ты… – выдохнул Май. И нагнулся над шаром. Грин и Света стояли рядом и понимающе молчали. Знали, о чем Май думает, глядя на хрустальное чудо. Только неугомонные Тополята ускакали куда-то…

– Можно подержать? – шепотом спросил Май продавца.

Продавец казался непонятным. Было в нем что-то и от художника, и от уволенного в запас десантника. Прическа ежиком, крепкие руки, заросшие худые щеки, прицельный взгляд. К просьбе он отнесся с пониманием. Вынул из под прилавка белую тряпицу, протянул:

• Предыдущая
• 47/71
• Следующая