Вождь окасов - Эмар Густав - Страница 45

• Предыдущая
• 45/125
• Следующая

– Почему же? Он женился на ней; нравственность была удовлетворена в глазах света; эта женщина могла ходить, подняв голову перед толпой, которая присутствовала с хохотом и презрением при ее падении. Но все проходит на этом свете, а скорее всего любовь самого страстного мужчины. Через год после ее замужества, эта женщина одна, в самой отдаленной комнате своего жилища, оплакивала свое счастье, исчезнувшее навсегда; муж бросил ее. От этого союза родился ребенок, белокурая девочка, херувим с розовыми губками, в глазах которой отсвечивалась небесная лазурь; эта девочка служила единственным утешением в несчастии для бедной брошенной матери. В одну ночь, в то время как несчастная женщина была погружена в сон, муж ее как вор проник в ее жилище, схватил ребенка, несмотря на крики матери, ползавшей со слезами у его ног и умолявшей его всем святым на свете, и, грубо оттолкнув отчаявшуюся мать, которая без чувств упала на холодные плиты комнаты, этот человек без сердца и без жалости исчез с ребенком.

– А мать? – с беспокойством спросила донна Розарио, сильно тронутая этим рассказом, который Красавица приукрасила в свою пользу.

– Мать, – отвечала донна Мария тихим и прерывистым голосом, – никогда более не должна была видеть своего ребенка! Она никогда его не видела! Просьбы, угрозы, все было употреблено, но напрасно... Тогда эта мать, обожающая свое дитя, которая отдала бы за него всю жизнь, эта мать поклялась в ненависти к человеку, которого она так любила и который был так безжалостен к ней, в ненависти страшной, которая никогда не насытится! Теперь знаешь ли ты имя этой матери? Говори, знаешь ли? Нет, не правда ли? Ну! Эта мать я!.. Человек, похитивший у нее все ее счастье, человек, которого она ненавидит наравне с демоном, на которого он похож, этот человек дон Тадео!

– Дон Тадео!.. – вскричала донна Розарио, отступив от удивления.

– Да, – подтвердила Красавица с бешенством, – дон Тадео, твой любовник!

Молодая девушка бросилась к донне Марии и схватила ее руку так крепко, как будто хотела раздавить ее. Она приблизила свое лицо, пылавшее гневом, к лицу куртизанки, остолбеневшей от этой энергии, почти сверхъестественной в таком слабом ребенке, и вскричала с негодованием:

– Что вы осмелились сказать? Дон Тадео – мой любовник? Он?.. Вы лжете!

– Неужели это правда? – с живостью спросила Красавица. – Неужели я так грубо ошиблась? Но в таком случае, – прибавила она с недоверчивостью, – кто же вы? По какому праву держит он вас у себя?

– Кто я? – отвечала благородно молодая девушка. – Я вам скажу.

Вдруг послышался галоп нескольких лошадей, смешанный с криками и ругательствами.

– Что случилось? – вскричала донна Мария, побледнев.

– О! – проговорила донна Розарио, набожно сложив руки. – Боже мой! Не посылаешь ли ты мне освободителей?

– Ты еще не свободна, – сказала ей Красавица с жестокой улыбкой.

Шум между тем увеличивался, дверь сильно толкнули снаружи и несколько человек ворвались в комнату.

Множество сцен, которые мы должны еще рассказать, и требования нашего рассказа заставляют нас оставить донну Розарио и Красавицу и возвратиться в Вальдивию.

Вдохновленные героическим поступком Короля Мрака, Мрачные Сердца сражались с неслыханным ожесточением. Город покрылся баррикадами, против которых войска, оставшиеся верными Бустаменте, боролись напрасно.

Теснимые неприятелями, которые со всех сторон нападали на них, при криках, повторяемых тысячу раз: «Да здравствует Чили!», солдаты отступали шаг за шагом, оставляя один за другим различные посты, которые захватили в начале дела. Они укрепились на Большой Площади, которую, в свою очередь, также заставили баррикадами.

Город находился во власти Мрачных Сердец; битва сосредоточилась только на одном пункте и нетрудно было предвидеть за кем останется победа, потому что солдаты, подавленные безуспешностью своих нападений, сражались только затем, чтобы сдаться на почетных условиях.

Офицеры Бустаменте и сенаторы, которых он подкупил, чтобы сделать их своими сообщниками, содрогались при мысли об угрожавшей им участи, если они попадут в руки врагов. Успех оправдывает все: так как они не победили, они были изменниками Чили и как таковые не имели никакого права на капитуляцию.

Командовавший гарнизоном генерал, тот самый, который так самонадеянно объявил о смещении правительства, кусал себе губы от бешенства и проявлял чудеса храбрости, чтобы дать дону Панчо Бустаменте время приехать. Увидев, какой печальный оборот принимают дела, он наскоро послал нарочного. Этот нарочный был Диего, старый солдат, преданный Бустаменте.

– Вы видите, в каком мы положении, – сказал ему генерал в заключение, – вы должны приехать во что бы то ни стало...

– Я приеду, генерал, будьте спокойны, – отвечал неустрашимо дон Диего.

– А я постараюсь держаться до вашего возвращения.

Диего ворвался, очертя голову, в середину неприятельских рядов, вертя над головою своей саблей. Мрачные Сердца, изумленные вторжением одного человека, в первую минуту расступились перед ним, будучи не в состоянии сопротивляться натиску этого демона, который казался неуязвимым и при каждом ударе безжалостно поражал своих врагов.

Диего искусно воспользовался беспорядком, произведенным им в рядах неприятеля и, после гигантских усилий, сумел наконец выехать из города. Как только храбрый солдат очутился в безопасности, лихорадочное напряжение, до тех пор поддерживавшее его, вдруг спало, и он был вынужден остановиться, чтобы перевести дух и привести в порядок свои мысли.

Старый солдат вымыл водкой бока и ноздри своей лошади, потом, исполнив эту обязанность и поняв наконец, что участь его товарища зависит от быстроты, с какою он исполнит данное ему поручение, опять прыгнул в седло и полетел с быстротою стрелы.

Бустаменте не колебался ни минуты. Он слишком хорошо знал, какую огромную выгоду получит от успеха и какой неизгладимый урон ждет его, если он будет побежден. Если победа останется за ним, путь его до Сантьяго будет триумфальным шествием; между тем в том случае, когда ему придется бежать из Вальдивии, его будут преследовать как лютого зверя, и он будет вынужден искать спасения или в Боливии, или в Буэнос-Айресе. Поэтому генералом овладело одно из тех холодных бешенств, которые тем страшнее, что не могут вылиться наружу.

Всадники ехали в облаке пыли, поднимаемым копытами их лошадей; они летели как вихрь с громовым шумом. На расстоянии двух-трех саженей, впереди солдат, дон Панчо, склонясь на шею лошади, с лицом бледным и сжатыми губами, скакал во всю прыть, устремив глаза на высокие колокольни Вальдивии, мрачные силуэты которых все более и более увеличивались на горизонте.

За полмили от города, Бустаменте остановил свое войско. Был слышен звук ружейных и орудийных выстрелов. Битва продолжалась.

Бустаменте поспешил сделать последние приготовления. Пехотинцы сошли на землю и образовали отряды. Оружие было заряжено. С нашей европейской точки зрения, так как мы привыкли видеть столкновение больших масс, войско, приведенное генералом Бустаменте, было немногочисленно; оно состояло только из восьмисот человек.

Мы хотим сказать, что победа преимущественно остается за более многочисленными батальонами; но в Америке, где самые значительные армии часто состоят только из двух-трех тысяч человек, обыкновенно самый искусный или самый смелый остается властелином поля битвы.

Дон Панчо Бустаменте был грубый солдат, привыкший к междоусобным войнам, которые, по большей части, состоят только из смелых вылазок. Одаренный беспримерным мужеством, чрезвычайной смелостью и огромным честолюбием, он приготовился хладнокровно поправить яростной атакой свои дела.

Окрестности Вальдивии – настоящий английский парк, с боскетами, фруктовыми садами и быстрыми источниками, которые впадают в реку. Бустаменте легко было скрыть свое появление. Два солдата были посланы на разведку. Они вернулись через несколько минут; окрестности города были пусты; Мрачные Сердца сконцентрировались внутри и, по словам разведчиков, с неосторожностью граждан, превратившихся вдруг в воинов, не оставили резервов и даже не выставили часовых, чтобы оградить себя от неожиданного нападения.

• Предыдущая
• 45/125
• Следующая