Текучая Вода - Эмар Густав - Страница 41

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая

Между тем, танец, начатый в медленном и монотонном размере, становился мало-помалу оживленнее. Индейские воины, обливавшиеся потом, вертелись вокруг сумаха, который они поражали ударами, испуская дикие, нечленораздельные звуки и с яростью потрясая оружием.

Женщины и дети, собравшиеся вокруг храбрецов, присоединяли к их крикам свои завывания и своими проклятиями и необузданными жестами довершали зловещий ужас этой сцены, носящей характер дикого величия индейских военных плясок.

Дерево, поражаемое топорами, копьями, ножами и дротиками индейцев, потеряло свои ветви и кору, валявшуюся на земле, но усердие воинов не ослабевало, а, напротив, с минуты на минуту увеличивалось. Вдруг Олень сделал жест и, как по волшебству, остановился. Глубокая тишина сменила оглушительный концерт, произведенный этими людьми, дошедшими до пароксизма ярости.

Вождь бросил довольный взгляд на молодых людей, сильных и гордых, окружавших его.

— Двадцать воинов последуют за Оленем по тропе войны? — спросил он.

— Да, они последуют на ним! — отвечали единодушно краснокожие.

— Хорошо, это большие храбрецы: Олень их знает. Пусть воины обуются в военные мокасины, возьмут оружие и выберут лучших коней. Когда солнце поднимется до уровня самых верхних древесных ветвей, Олень будет у “ковчега первого человека” на лошади ожидать своих братьев. Теперь женщины команчей довершат уничтожение сумаха. От врагов Красных Бизонов не должно остаться и следа. Воины убивают врагов, а женщины их мучают. Я сказал.

Воины расселись. Тогда женщины, пользуясь полученным разрешением, с воплями бросились к несчастному дереву, от которого меньше чем в десять минут ничего не осталось. Последние куски исчезли под ударами этих разъяренных мегер.

Олень вошел в хижину своего отца, где последний не замедлил к нему присоединиться. Они вели между собой уединенную беседу, продолжавшуюся более двух часов, по окончании которой Текучая Вода удалился с довольным видом.

В назначенный Оленем час воины выстроились перед “ковчегом первого человека”, горя нетерпением пуститься в путь и начать таинственную экспедицию.

Главные сахемы племени, собравшись у входа в хижину совета, присутствовали при отъезде воинов.

Два отряда, из двадцати воинов каждый, выстроились перед “ковчегом первого человека”. Во главе одного находился Олень, гордо сидевший на своем разрисованном и снаряженном по индейскому обычаю коне. Едва сдерживаемая радость блестела в глазах вождя, горевших мрачным огнем и метавших яркие молнии.

Во главе другого отряда, состоявшего из воинов постарше и с виду спокойнее, находились Текучая Вода и Белый Ворон.

Женщины, дети и воины, оставшиеся в деревне, окружили площадку.

Глубокая тишина царила над этой толпой, ждавшей какого-то важного события.

Через минуту сахемы, собравшиеся перед хижиной совета, очистили проход и пропустили человека, одетого в странные одежды самых ярких и несообразных цветов.

Это был колдун или человек-врачеватель племени.

Его походка была величественна и горда, лицо дышало энтузиазмом и верой. В одной руке он держал большую вазу с пучком полыни, в другой — нож для скальпирования, которым он потрясал в воздухе.

Дойдя до середины площади, он остановился на равном расстоянии от обоих отрядов перед огнем, специально для этого разведенным.

Мгновенье он оставался неподвижным, с опущенной на грудь головой, произнося тихим и невнятным голосом какие-то слова. Потом он вынул пучок полыни и, пользуясь им в качестве кропила, брызнул водой по направлению четырех сторон света, выкрикивая:

— Ваконда! Ты видишь этих воинов, будь к ним милостив, ослепи их врагов и протяни сети на их пути!

После этого колдун поставил сосуд на землю, порылся в дорожной сумке и вынул оттуда горсть morrichee или священного табака. Он начал медленно сыпать его в огонь, произнося:

— Прими эту жертву, Ваконда, и открой нам свои тайные намерения.

И, продолжая бросать табак, он принялся плясать вокруг огня, потрясая ножом и корча странные гримасы.

Мало-помалу черты этого человека изменились, беловатая пена выступила в углах его губ, волосы его спутались, глаза, казалось, хотели выйти из орбит, и он вскричал зловещим и медленным голосом:

— Я их вижу! Я их вижу!

— Что видит мой отец? — спросил Олень с плохо скрытым беспокойством. Несмотря на свое мексиканское воспитание или благодаря ему, он был, как и все его соотечественники, и даже более их, склонен к суеверию.

— Я их вижу, — продолжал колдун. — Сражение ожесточенное, они падают на землю, они падают во власть моих сынов, они поднимаются! Зачем эти жесты? Что значит эта демонстрация? О! Я их слышу…

— Что слышит мой отец? — спросил вождь.

— Я слышу крики, но команчи непобедимы. Убивайте, убивайте! Убивайте же! Зачем вы колеблетесь? — Вдруг он залился судорожным смехом! — А! А! А! Да, так лучше, — сказал он шипящим голосом, — так мщение будет полнее.

Присутствующие невольно оледенели от этого сатанинского смеха, поразившего их слух, как погребальное эхо.

— Не ездите, — продолжал колдун, — там смерть! Оставьте этого врага, оставьте его: не он, а вы погибните. Но нет! Отправляйтесь, так надо! Зачем, Ваконда? Ваконда!

Произнося эти последние слова, колдун вдруг остановился. Его голос сделался тихим и неясным, он, казалось, с минуту прислушивался, потом испустил сильный крик, повернулся на месте два-три раза с головокружительной быстротой и упал на землю, где несколько минут бился в страшных судорогах.

Индейцы были поражены ужасом. Мрачное предсказание колдуна наполнило их страхом. Они не смели обменяться своими мыслями и оставались в нерешительности, следя тупым взглядом за человеком, лежавшим перед ними в страшных корчах.

Наконец Текучая Вода прервал оцепенение, овладевшее этими впечатлительными людьми. Он понимал все последствия, которые навлекло бы предсказание на обе экспедиции, если бы воинам дано было время на размышление.

— Как и все предсказания колдунов, — сказал он с легкой насмешкой в голосе, — это заключает и хорошее, и худое. Только я полагаю, насколько это возможно, что хорошее преобладает, и если мы будем иметь несчастье потерять двух или трех товарищей, то, по крайней мере, вернемся с добычей и пленниками.

— Я думаю, что это действительно так, — поддержал Белый Ворон. — Воины, павшие во время похода, счастливы. Блаженные луга открываются для них, и они войдут туда в сопровождении Ваконды.

— Да, — сказал Олень, — предсказание хорошее! Оно предвещает удачу.

Переменчивый ум индейцев немедленно отозвался на толчок, данный ему вождями, и скоро все краснокожие были уверены, что предсказание колдуна благоприятно и что обе экспедиции начались при самых счастливых предзнаменованиях.

Что касается бедного колдуна, то он лежал на земле в состоянии полной бесчувственности, и никто из присутствующих не думал оказать ему помощь.

Оба отряда двинулись к выходу из деревни, сопровождаемые всем племенем, желавшим успеха экспедиции и убеждавшим не щадить врагов. Особенно женщины отличались свирепыми криками и неистовыми движениями.

Около часа оба отряда ехали рядом. Трое вождей разговаривали между собой тихим голосом, а воины смеялись и курили, хорошо зная, что они еще не достигли места, с которого начинается настоящая “тропа войны”и до которого все предосторожности были бы преждевременны.

Наконец, к двум часам пополудни по знаку вождя они остановились на берегу реки, осененной маленькими группами сумахов, мецкитов и других деревьев.

Воины слезли на землю и, не расседлывая лошадей, беспечно растянулись в тени, предоставив вождям заботу об общей безопасности, если они считали ее необходимой.

Вожди же сели на землю и закурили трубки.

После минутного молчания, во время которого они увлечены были, по-видимому, выпусканием первых облаков табачного дыма, Текучая Вода заговорил важным и спокойным голосом.

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая